Джина Шэй - Мой бывший бывший

Руслана ощутимо ведет, он чуть не падает на меня всей своей пьяной тушей. Падает, прихватывает пониже талии, мнет мне подол платья. Отпихивать его под ехидным взглядом ультрамариновых глаз Яра — омерзительно.

Черт, куда там пропал таксист, обещали же подать машину через четыре минуты?

— Иди к черту, козел, Аллу иди лапай, — зло шиплю я, выпутываясь из его хватки, — ты хоть руки после неё помыл, прежде чем ко мне лезть?

— Злая ты, зая, — огрызается Руслан, но видимо, “романтические” порывы я все-таки обломала, и он, пошатываясь, бредет обратно в ресторан.

— Зая? — выдыхает Яр, с издевательским хмыканьем, сверкая белоснежной улыбкой. — Это и был твой летчик?

— Это был мой любовник, — медово улыбаюсь я, — не могу сказать, что мой летчик ревнует меня зря.

Быть стервой с любовником и женихом всяко лучше, чем неудачницей, которая расстается с любовником из-за его измены. С так-себе-любовником, но Ветрову я об этом не скажу…

Яр мне не верит, это видно по лицу. Ну, да, мой флеш-рояль весь из крапленых карт, но играть я все равно буду с гордо поднятой головой.

— Впрочем, вакантное место моего любовника, как видишь, недавно освободилось. Хочешь подать свое резюме? Не трать время, Яр, сразу скажу, ты не подходишь.

— Это еще почему… — Яр не успевает договорить, его перебивают.

— Ветров, твою мать, где ты шляешься?!

От этого рыка я чудом не наворачиваюсь со своих каблуков.

На нашей сцене новое лицо — высокий блондин в сером костюме спускается по лестнице и с каждым шагов вниз будто взглядом вбивает Яра на еще один дюйм в твердый кафель.

Фактурный мальчик. Был бы стриптизером в каталоге — заказала бы его на днюху. В том мире, в котором я могла себе позволить стриптизера, а не встретить его дома в компании трех человек.

Ну и что, что трех, зато — самых важных! И ни одной фальшивой лицемерной рожи! А тортик — был вкусный.

Корни у блондинчика темные. Мой взгляд недовизажистки отмечает это как-то сам по себе. Он что, красится, что ли? Хотя плевать, пусть красится, ему идет.

На роже Яра проступает пришибленность. Боже, да неужели? У властного господина Ветрова есть босс? Есть справедливость в этой жизни. Наверное, рули он какой-нибудь даже не очень большой фирмой лично, мне было бы более обидно…



Хотя я тоже хочу такого крутого босса, чтобы давал мне не менее крутую зарплату.

Чтобы хватило и на ролексы, и на платиновые запонки.

Хотя… Неудачницам такое не полагается, я же знаю.

— Эдуард Александрович, я…

— Нет, это я, — блондинчик умудряется оборвать Яра одним движением подбородка, — я там толкаю речь о том, как нам с тобой повезло, бесценный ты мой сотрудничек, о том, какая это была победа и сколько там твоих заслуг. А ты, самка собаки, не выходишь и не берешь эту чертову благодарность. Премию получил — рожей торговать необязательно? Спасибо тебе, дорогой, но корпоративный дух в этот раз мы продолбали.

— Он не самка собаки, он — самец, — занудно замечаю я. Знаю, бородатый прикол, но не могу удержаться. Тем более, что в тему.

О, меня заметили. Темные глаза босса Ветрова останавливаются на мне.

“Что еще за фифа?” — я прям вижу субтитрами в его глазах.

— А вы проверяли нашего Ярослава на наличие самцовых признаков, да? — насмешливо уточняет Эдуард Александрович склоняя голову набок. — Как полагается?

Да-да, сейчас речь о той идиотской пошлой шуточке, которую знает всякий девятиклассник, разумеется. Я понимаю намек. И Ветров понимает, расцветает пакостной ухмылочкой. Думает, мне духу не хватит на откровенность?

Я наконец затягиваюсь, приканчивая сигарету, отправляю окурок в ближайшую урну.

— Случались такие ошибки в моей молодости, — хладнокровно отзываюсь я, а в глазах моего собеседника пляшут заинтересованные искры.

— Эдуард Александрович, это… — Ветров пытается перехватить ситуацию в свои руки. Интересно, почему это у него глазки такие злые стали?

— Ты еще тут? — блондин смотрит на него. — У тебя пять секунд, чтобы исчезнуть и выступить перед коллективом, вдохновить на свершения, и все такое, пока там еще не все спились.

— Она… — Ветров смотрит на меня яростно, пытаясь взглядом заставить испариться. И вот нет бы представить!

— Я сам с ней разберусь, — насмешливо отрезает Эдуард Александрович, продолжая сверлить меня пристальным взором. Да ладно. Что, правда? Может, и телефон спросишь, красивый? Вот это была бы победа. Особенно если Яр потом об этом узнает…

Яр все-таки исчезает. Видимо, спорить с авторитетом босса ему не хочется. Напоследок он лишний раз испепеляет меня укоризненным взглядом, укоряя непонятно в чем. Во флирте с его боссом? Даже не пыталась. Тут удивительно, что меня вообще отличили от стены. Мальчики такого класса на девочек вроде меня обращают внимание только в одном случае — если им надо принести счет или сделать заказ.

— Сигареты не найдется? — вдруг спрашивает меня Эдуард.

— Вы такую дрянь не курите, — я качаю головой, потому что в уме уже взвесила и его. Совокупный ценник — почти тот же, что и у Яра, с одной только разницей — у этого блондина есть пара дополнительных ноликов с конца. Босс боссов.

— У меня жена сегодня родила сына, — фыркает Эдуард, — оцените уровень моего отчаянья — я девять месяцев в завязке. И еще лет десять буду курить только в курилках на работе. Так что давайте сюда вашу дрянь, я сейчас даже на Приму соглашусь.

— О-о-о, понимаю, — я вытаскиваю пачку сигарет из сумочки, — сама завязывала почти на три года. Сейчас курю только не дома.

— Ребенок? — понимающе уточняет мой собеседник. Я же бросаю взгляд на лестницу, вороватый такой взгляд, лишь бы убедиться, что Яр там не спускается.

Нет, нету. Ну, можно и ответить.

— Дочь, — на губах расползается удовлетворенная улыбка, как и всегда, когда я говорю про Маруську.

— Стоит любых лишений, — блондинчик кивает, и недовольно шарится по карманам. Ну ясно. Завязавший!

Я достаю и зажигалку.

— Антикварная? Серебро? — Эдуард удивленно косится на вещицу в моих руках. — А курите Винстон? Это же почти то же самое, что в лабутенах ходить работать на кассу в Пятерочку.

— У меня очень своеобразные фетиши, — я улыбаюсь и пожимаю плечами.

Можно подумать — это мои “лабутены”. Можно подумать, я не назло пользуюсь именно этой зажигалкой для таких паршивых сигарет. Не-е-ет, всякий раз чиркаю и думаю, что если бы кое-кто знал, насколько варварски я обращаюсь с этой цацкой — сдох бы на месте. Коллекционер же. Не зря я тогда сперла эту зажигалку. Именно эту, самую дорогую. Надеялась, что хотя бы ради этой ерунды он мне позвонит. Хотя бы позвонит. Плевать, что будет угрожать судом. Плевать на все… Я верила, что произойдет чудо… Я верила, что мы с ним встретимся и все починится, срастется, и то, что он сделал — вдруг окажется не его подставой. А слова его отца вдруг перестанут быть жгучей и неприятной истиной.

Не позвонил… А “лабутены” от него остались у меня. И не только они…

— И кто же вы, отважная фетишистка? — ухмыляется Эдуард.

— Японский переводчик, — брякаю я, потому что вредность мама зачем-то родила вперед меня, и представляться именно сейчас я не хочу. А вот повыпендриваться… Почему бы и нет? Сколько лет я занимаюсь языком? Это же чего-то да стоит! Ну, не визажными навыками ж хвастаться…

— Да ладно? — брови у Эдуарда взлетают куда-то к его мажорской челочке — к этим вот боковым прядям, и тут же босс Ветрова брякает практически без запинки: — Ana ta ha moto no bushi no meiyo no kodo o satoru nda koto ga ari masu ka?

“Может, вы и бусидо в оригинале читали?”

Глаза у моего собеседника сверкают, будто он приготовился разоблачить обманщицу.

Можно подумать, я на собеседовании, и меня тестируют, не наврала ли я в резюме…



— Кто это была такая?

Я всегда поражаюсь тому, насколько Кристина чутко реагирует на потенциальных соперниц. Мир полон женщин, которые ходят мимо меня и мимо которых я хожу, но Крис реагирует именно на тех, кто мог с ней посоперничать.

Вот и сейчас — не успел я закончить свою речь, которую все равно слушали только мои прямые подчиненные — и то, потому что «кто не слушает начальство — тот сидит без премии», не успел приземлиться за наш столик, а Крис уже подается ко мне, смотрит вроде без злости, но так… С каким-то укоризненным интересом.

Видимо — это была её эйчарская интуиция.

Правда, в этом случае её "система защиты" зря орет тревогу. Викки — пройденный этап. Я уже не настолько плохо разбираюсь в женщинах, чтобы соглашаться, на что попало.

И тем не менее — Кристина смотрит на меня, барабанит ногтем по ножке бокала.

— Никто, — я чуть улыбаюсь, — уже никто, Крис, не переживай.

— Уже? — идеальные бровки Кристины чуть вздрагивают — она никогда не позволяет себе проявлять действительно много эмоций, и я всегда находил это её достоинством.

И это так не похоже на Викки — слава всем богам на свете.

Она была буйная. Эмоциональная. Яркая. На это я запал когда-то — она меня разжигала. И на этом же я прогорел — поэтому сейчас выбираю менее темпераментных женщин.

— Мы развелись восемь лет назад, — максимально сухо отвечаю я Кристине, потому что её вопрос так и повис в воздухе.

Восемь лет — большой срок. Восемь лет — достаточно, чтобы переболеть, убить в себе последние росточки того, что тянулось к ней — вечному июльскому солнцу.

И нас уже ничего не связывает, совершенно.

— Почему развелись? — Кристина насмешливо щурится. — Эта растрепушка не выдержала конкуренции?