— Да что за!..

— Ой, простите, Виктория, я такая неуклюжая, — ахает Анджела.

Неуклюжая — это слабо сказано. Это же надо было так дернуться к телефону и с размаху задеть чашку с кофе так, чтобы оно долетело и до Викки, стоящей в шаге от стола Анджелы. Хорошо так долетело…

На светло-синей юбке сбоку расползается темное пятно.

— Да вы совсем, что ли, с ума сошли, — свистяще выдыхает Вика, оборачиваясь к Анджеле, — у меня ведь переговоры. Как я теперь поеду?

— Ну… Я могу оплатить химчистку, — Анджела драмтично разводит руками. Я щурюсь, разглядывая её фальшиво-виноватую улыбку. Не верю. Не верю и все тут. Уж я-то знаю, как выглядят лжецы и саботажники.

Интересно, к чему сейчас вся эта подрывная деятельность?

Либо Крис ей ничего не сказала, либо…

Эд ведь не обрадуется, если задержка будет по вине переводчицы. Талант талантом, а трудовая дисциплина для него святое. И не знать этого не может ни Анджела, ни Кристина. Значит, решили выжить Вику любой ценой?

Так, ладно, я разберусь с этими двумя курицами после переговоров, а сейчас…

— Ой, какой я неловкий, — даже не тратя силы на актерское мастерство печально вздыхаю я, глядя, как на подготовленных для переговоров документах расползается все тот же злополучный Анджелин кофе. Еще бы, я ж шлепнул их прямо в лужицу на столе, — придется теперь распечатывать заново.

Анджела ловит ртом воздух, а я — прихватываю пальцем локоток опешившей Викки.

— Переодеться есть во что?

У неё есть, я её знаю. Даже в бытность работы в отцовской конторе она держала в офисе две смены одежды, с расчетам вот на такие неловкие ситуации. Правда, без расчета, что их будут подстраивать нарочно, но все-таки.

Вот и сейчас — она кивает. Умница моя.

— Ты должна оказаться внизу раньше меня, поняла? — это я шепчу, склоняясь к самому ушку Викки.

Вика смотрит на меня недоверчиво и быстро кивает. Лишних слов у неё не находится. Впрочем, вариантов, видимо, тоже.

— Тогда давай бегом, — хмыкаю я, и моя бывшая жена тут же испаряется. А я разворачиваюсь к Анджеле, подбираю с её стола испорченные бумаги, склоняюсь ближе к бледной девушке. Какая понятливая. А сама по себе предположить не могла, что безнаказанно ей вот это все никто не позволит творить?

— Я не предупреждаю дважды, Анджела, — холодно и так, чтобы слышала только она, произношу я, — вам не нужен такой враг как я. И без работы на пару лет вы ведь остаться не хотите, не так ли?

Она трясет головой, стискивая стол побелевшими от напряжения пальцами.

— Значит, впредь вы не будете… столь неуклюжи, — сквозь зубы шиплю я, — иначе…

Договаривать нет нужды — Анджела все понимает и так, и белеет еще сильнее. По всей видимости, меньше всего она сейчас ожидала именно моего заступничества в адрес Викки.

— Ну и чудно, — напоследок я улыбаюсь с подлинной кровожадностью. С Крис тоже надо будет разобраться. Если она надеется на какие-то льготы с моей стороны, ей придется обломаться. Я не прошу дважды.

Я же шагаю обратно, к выходу из переводческого отдела. Сейчас огребу от Эда, и миссию "Спасение Викки" можно считать выполненной.

Под мат генерального директора, стоящего над душой, можно не только оперативно распечатать заново все нужные документы, но и решить в корне перемениться как личность. А если генеральный директор матерится с такой же душой, как это делает Козырь — то можно замечтаться о смене пола и поиске политического убежища где-нибудь в Тайланде.

Это не мои мысли, конечно, а вот Захар сейчас подумывает о чем-то подобном. Про себя, конечно, подумывает, но это хорошо отражается у него на лице. Нет, судебная практика этому парню очень нужна. Отличный теоретик, в законодательстве знает каждую лазейку и щель, но с контролем эмоций все же есть проблемы.

— Поувольняю вас к собачьим чертям, — заканчивает свою речь Эд, — когда я забираю из принтера нужные нам листы, — всех. Тебя, Кристину твою и еще человек двадцать, задолбали тянуть меня на дно.

Это он невсереьез, увольняет Козырь совсем по-другому, поэтому я даже не начинаю беспокоиться. В конце концов, основную причину для аврала нам организовал Такахеда, перенесший переговоры и отказавшийся ехать к нам.

А мы так — мы еще оперативно работаем. Тем более, что никто от нас и не ждет, что мы возьмем и телепортируемся к ожидающим нас партнерам.

— Крис сейчас не моя, Крис сейчас рыбка в вольном плаваньи, — спокойно замечаю я, пробегаясь взглядом по листам, проверяя, все ли на месте. Да, все, можно ехать. — А кстати её-то за что увольнять?

— Если кадровый директор не занимается в рабочее время процессом отбора кандидатов на открытые вакансии компании, а шляется по делам своей личной жизни, на кой черт мне такой кадровый директор? — Эд презрительно морщится, а потом смотрит на меня, задумчиво приподняв брови, — только мне совершенно непонятно, на кой черт она приперлась на ваш этаж, если вы разбежались? Вы разбежались же, я правильно понял?

Я утверждающе киваю, вчитываясь в документ пристальнее.

— Захар, простой комплект бумаг с собой возьми, незаполненный, — замечаю я наконец, — есть у меня ощущение, что все равно придется часть условий пересматривать.

Викки оказывается настолько понятливой, что мы не сталкиваемся в лифте, она сразу находится на парковке, у нужной машины, да еще и с выражением лица «я уже успела соскучиться ожидаючи». Хотя, судя по всему, пришла она минуты за три до нас, но кто это докажет? Водитель? Так его никто и не спрашивают.

— Ну, хоть кто-то в этой компании кроме меня работает, — фыркает Эд не без удовлетворения и шагает к своей машине.

Это удобно, потому что под его треп я вряд ли смогу адекватно просмотреть документы еще раз. Ну, и кое почему еще.

— Захар, садись вперед, — бросаю я небрежно, чем снова рву парню шаблон. Он зависает, вытаращившись на меня. Знает, что сбоку от водителя обычно сажусь я, терпеть не могу этих общаков на задних сиденьях.

— Ну, и чего ты замер? — я приподнимаю бровь, и Максимовский торопливо бросается к машине.

— Прошу, — я открываю дверь перед Викки, снова сталкиваясь с ней взглядами. Снова наблюдая на её лице удивление.

— Ветров, тебя покусал какой-нибудь мушкетер? — хрипло интересуется Вика, лишь на секунду замирая у машины, глядя мне в глаза с короткого расстояния. От этого хочется только немедленно сдохнуть, прямо сейчас, у её ног, в судорогах. Или поцеловать её в эти красивые, поджавшиеся в сухой улыбке губы. Жаль, не выкроишь сейчас ни секунды наедине для этого. И нельзя…

Но от этого желания, несмотря на все «нельзя», у меня сводит все внутри…

Пять секунд Викки выдерживает под таким моим взглядом. А потом гневно фыркает и все-таки садится в машину. Сбегает?

— Я не успел тебе сказать, что так даже лучше, чем в том костюме, — я успеваю это шепнуть Викки до того, как она отодвинулась от меня, забившись в самый угол кресла.

— Невесте комплименты говори, — на пределе слышимости советует Вика и отворачивается от меня. И губы кусает раздраженно. Такое зрелище — глаза невозможно отвести.

Ей и вправду больше идет это платье, светло-горчичное, стильное, идеально сидящее на изящной фигурке, для делового тона — скрашенное черным жакетом. Хотя и тот синий костюмчик был что надо. Обтягивал, по крайней мере, так, что можно было захлебнуться слюной.

Она так близко, что до конца даже недолгой поездки я вполне могу успеть свихнуться. Такой искус — протянуть руку, скользнуть пальцами по этому напряженному плечику. Но к этому не будет лояльна ни ситуация, ни сама Викки.

И все же она — действительно мое проклятие. Чертово, не слабеющее, даже наоборот — становящееся с каждым годом все более крепким проклятие.

Жаль только, я еще не знаю, кто «помог» мне с личной жизнью.

Ох, я бы с ним побеседовал…

Спасибо бы сказал от всей моей безграничной души.

Потому что и сейчас я могу только смотреть на неё и подыхать. Я уже отказался от этой женщины. Испортил ей жизнь. Из-за меня ей пришлось круто менять и свои цели, и себя саму. Из-за меня она стала такой недоверчивой, что видит подвох даже в маленьком, ни к чему не обязывающем жесте. Это я её сломал. Из-за меня она сейчас тревожно кусает губы и сидит, скрестив руки на груди, пытаясь защититься от меня хоть как-то. И это меня она боится.

А я даже ей сказать не могу, что не причиню ей вреда, просто не посмею — она не поверит. И правильно сделает, в общем-то.

Вот только для меня все это — медленная смерть и долгая агония. Тишина и пустота, что пробираются в кровь, наполняют все существо каким-то отчаянным бессилием.

И хоть что я могу сделать со своей правдой, она ровным счетом ничего не поменяет. Только молчи и давись всем этим. Все уже сделано. Наворочано столько — за всю жизнь не исправишь, не вернешь.

Хотя я ведь все равно попробую. Сделать для неё, что могу сделать. С этих переговоров и начну…

38. Игра с неизвестными правилами

— Приехали, — объявляет водитель, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не выскочить из машины сию же секунду.

Так хочется оказаться подальше от раскаленного взгляда Ветрова, прожигающего даже сквозь пальто и жакет, будто оставляющего на моей коже обширные, пылающие жаром узоры. Так хочется взвыть: «Прекрати!» Потребовать, чтобы он на меня не смотрел. Но рядом люди, рафармовские же сотрудники, и меньше всего я хочу, чтобы сплетни обо мне и Ветрове получили для своего распространения более чем крепкую почву.

А они могут.

Он рядом. Рядом со мной. И смотрит на меня так, будто и нет у него никакой породистой невесты, будто нет у нас ни препон, ни свидетельства о разводе, будто медовый месяц закончился только вчера, и он страстно желает продлить его еще на столько же времени.