Он не оставлял меня в покое. Постоянно напоминал о себе, чтобы я не расслаблялась и ни на секунду не забывала, что идет война. Он медленно изводил меня. Сводил с ума.

Насмешки. Оскорбления. Издевательства. Запугивания. Все это прогрессировало с каждым днем.

Не было спасения и после школы. Они поджидали нас у наших домов. Как-то после школы мы собрались к Роме, у его дома мы увидели стаю. Мы дали деру. Они гнали нас по всему городу.

Охоту в городе, на удивление, я любила больше, чем в школе. Школа замкнутое пространство. Там негде спрятаться. Они всюду находят нас. Город большой, и в нем столько неизведанных мест...

И я вдруг поняла, что вся моя жизнь окончательно и бесповоротно изменилась.

Самое ужасное, что мне приходилось посещать танцы. Мой партнер, который пару часов гнал меня, как скотину на убой, теперь нежно обнимал меня и держал мою ладонь в своей руке. И под романтическую музыку кружился со мной в медленном вальсе. Во время танцев он смотрел на меня с такой нежностью, как будто мы — влюбленные, которые исполняют свой первый свадебный танец.

Танцы выматывали меня сильнее, чем его охота, щипки и толчки об углы. Меня будто выжимали, как мокрую тряпку.

В школе я нашла себе убежище. Пряталась в женском туалете. Запиралась в кабинке, ложилась на пол и сворачивалась клубочком. Пол был холодный и грязный, но мне было хорошо. Здесь я могла чувствовать себя в безопасности хотя бы на несколько минут. Здесь он не мог добраться до меня.

Я ненадолго закрывала глаза и думала о чем-то приятном. О белках, одуванчиках в поле, о маленьких разноцветных птичках, о сладостях, которые падают с неба. Думала о моей бабушке, от которой всегда пахнет чем-то сладким и вкусным, о моих друзьях и всех счастливых моментах, которые у нас были.

Таким образом я хотя бы как-то пыталась восстановить свое психическое здоровье. Но время моего умиротворения заканчивалось, я с тоской поднималась с пола и шла на войну.

Конечно, моя жизнь состояла и из других, боле радостных моментов.

Мы с Дашей выступили на реферативных чтениях, наш реферат занял первое место. Мы могли вздохнуть свободней — одним экзаменом сдавать меньше.

Мы стали активней готовиться к другим экзаменам, а также занимались подготовкой к последнему звонку.

С Дашей ходили по магазинам, выбирали подходящие наряды — белые блузки и черные юбки — и искали красивые ленты для волос.

Я прохаживалась по рядам магазина тканей, перебирала в руках разноцветные атласные ленты. И мне вдруг стало грустно.

Конечно, последний звонок девятых классов отличается от выпуска одиннадцатых, но все же… Половина нашего класса уходит из школы после девятого, наши параллели объединят в один класс. Я была одной из тех, кто останется в школе на оставшиеся два года, и мне предстоит видеть эти изменения. Придется признать, что наш класс, такой, каким мы привыкли его видеть, просто перестанет существовать. Также мне было страшно, потому что Стас по слухам тоже собирался оставаться в школе, а это означало, что мы будем учиться в одном классе.

Все кругом говорили только про выпускной. Даша прожужжала мне все уши разговорами о платьях. Мама не отставала от подруги — мама обожает подобные мероприятия, где можно и самой покрасоваться, и полюбоваться на дочь в красивом наряде. Мама еще не знала, что на выпускной я идти не собиралась, и я не знала, как ей об этом сказать.

Но классная руководительница опять порушила все мои планы. Она пришла к нам на урок в один из дней.

— Кто еще не сдал деньги на выпускной? Колесников, Андреева, Мицкевич? Когда деньги будут?

— Я не пойду на выпускной, — сказала Андреева.

— Я тоже, — повторил Колесников.

— И я, — повторила за ними я.

Первые два ответа учительница выслушала с равнодушным видом. А когда я сказала, что не иду, она нахмурилась и сурово посмотрела на меня.

— А причина?

— Уезжаю, — соврала я.

— Мицкевич, после уроков зайди ко мне, — ее тон не предвещал ничего хорошего.

Я пришла после уроков в наш кабинет.

Она говорила много всего. Что я подвожу всю школу, так как на выпускной линейке будет городская пресса и разные уважаемые люди, а также спонсоры, у которых школа долго выпрашивала организацию в школе танцевального класса — оборудование, полы, зеркала. И на выпускном появится уникальная возможность показать, какие таланты есть в школе и что, школе просто необходим танцевальный класс. А главные таланты — ведущая пара. Мицкевич и Шутов. А я собираюсь так подвести всю школу!

Также она пыталась все еще шантажировать меня рефератом. Говорила, что результаты легко можно аннулировать, и что мне все равно придется сдавать экзамен вместе со всеми. Когда угрозы не помогали, учительница меняла тактику. Поблажками и поощрениями она пыталась уговорить меня.

Она давила, давила на меня. Пыталась сломить мою и так сломленную психику. Я не выдержала. Сдалась. Лишь бы больше не испытывать этого давления. Мне было все равно на угрозы и на поощрения. Главное — чтобы меня оставили в покое.

И я согласилась идти на выпускной. «Это всего лишь еще один танец, не более», — уговаривала я себя.

Тысячу раз я пожалею о том, что согласилась. Ведь выпускной — это тот самый день, с которого начиналась моя история. День, когда я перестала существовать.

Но пока я не думала об этом. Не подозревала о том, что выпускной как-то изменит меня, поменяет отношение ко всему и перевернет все с ног на голову.

После разговора с учительницей мы с Дашей вечером сидели у нее дома и выбирали себе платья на каком-то сайте. Даша выбрала красное, а я зеленое. На следующий день мы оформили заказ, и нам оставалось только ждать посылки на почту.

День сменялся один за другим. Дни шли, как череда ночных кошмаров. Я всегда находилась в вечном страхе, настороже, в ежесекундном ожидании команды «беги!».

В один из таких кошмарных дней после выхода из школы нас в очередной раз поймали и затащили в гаражи.

— В красном углу ринга крадущийся тяжеловес, в синем углу ринга наш чемпион многократных поединков, наш обожаемый неподражаемый Дэн-гора! Поприветствуем наших борцов! — Стас свистнул и захлопал в ладоши.

Ромка жался к гаражу. Дэн был крупнее его и, более того, профессионально занимался боксом. У Ромки не было шансов.

Когда тебя зажимают в угол, ничего не спасет. Никакое владение боевым искусством не поможет тебе, когда тебя четверо зажали в угол и выкручивают яйца. Эту истину сказали мне мальчишки. Помогут только быстрые ноги. Они дадут тебе возможность убежать. Но, помимо быстрых ног, нужны еще и быстрые мозги, которые, почуяв опасность, мгновенно дадут ногам команду. Наши мозги, к сожалению, быстрой соображаловкой не обладали. Именно поэтому мы и стояли за гаражами, зажатые в угол.

Ромку и Дэна окружили в кольцо. Дэн весело подпрыгивал, то приближаясь, то отдаляясь от Ромки, запугивая его. Я, Антон и Серега были честью этого кольца. Нас крепко держали. Сзади меня стоял Стас.

— Кто рискнет поставить на крадущегося тяжеловеса? — весело кричал Стас. — А? Ставки высокие, если шляпа выиграет, победитель получит кучу бабок. Ну же? Никто не хочет? Ну, тогда я поставлю, — Стас достал из кармана мятые деньги.

Кто-то хмыкнул.

— Ты нам итак до сих пор не отдал за нее, — один из его друзей кивнул на меня. — Спорил, что протянешь ее, а сам дал заднюю. Она небось еще целка, а? Вот пока мы тут бои смотрим, пошел бы с ней за гараж да дернул. Время только теряем.

Я задрожала. Они говорили обо мне так, как будто я была неодушевленным предметом.

Стас опустил мне руки на плечи.

— У меня еще есть время, — холодно ответил он.

— Так не годится, Стас! Это не по-пацански! Сказал — значит, делай.

Сердце забилось сильнее. Я молила о том, чтобы все внимание снова вернулось к боям. И пускай от этого будет хуже Роме. Мне все равно. Пускай. Только чтобы они забыли про меня.

— Я сам решу, когда и что мне делать, — огрызнулся Стас. — Разговор окончен.

Всеобщее внимание снова вернулось к центру круга, где должно было начаться интересное кино, полагая, что разногласия решены. Но друг Стаса не унимался.

— Но это не по-пацански, Стас! Либо дело делай, либо деньги отдавай и признай, что спор ты проиграл.

И снова внимание вернулось к спору. Мало кто рискует спорить со Стасом, и развернувшаяся картина пробудила у всех любопытство. Они начисто забыли о Ромке, и кольцо стало сжиматься вокруг Стаса и тем смельчаком, который рискнул с ним спорить.

Я умирала от страха, потому что в данный момент решалась моя судьба. Признать поражение в споре означало понизить свою репутацию. Девяносто девять процентов, что Стас не пойдет на это. Но выиграть спор означало, что… лучше об этом не думать.

Стас мягко отстранил меня в сторону. Подошел к своему сопернику, вытащил из кармана мятые деньги и бросил ему в лицо.

— Подавись.

Стас развернулся и просто ушел, оставив нас и свою стаю.

Все смотрели ему в след, пребывая в шоке, не зная, что сказать.

Без Стаса запланированная забава уже никому была интересна, поэтому нас просто отпустили.

Я не думала о его поступке. Я просто устала думать о нем, искать во всех его действиях логику и какие-то причины. Как же я хотела больше никогда не думать об этом человеке, просто стереть его из головы, из воспоминаний.

После каждого кошмарного дня мы уходили к своему мосту. Здесь было наше убежище. Мы садились на самый край, свешивали ноги, смотрели на бурные потоки реки. Пили пиво, болтали о девчонках, ракетах, космических кораблях, книгах и фильмах. В этом месте действовало негласное правило. Никогда не упоминать имя Стаса Шутова. Это место — одно из немногих, где он не мог нас достать. Оно принадлежало только нам. Здесь мы были свободными.