Наталья Бочка - Мой мальчик

О детях она тоже никогда не думала всерьёз. Какие могут быть дети, если в голове одни буквы. Буквы закона. Во сне и наяву, всегда и везде она думала о делах и ни о чём больше. Всё что больше, это не для Воронцовой.

Юра – а что Юра? Он сам пришел, сам остался. Он – не мешает.

Две напряженных недели, некогда думать о чём-то кроме работы. Хотелось уже поскорее закончить с несколькими большими делами и наконец-то уйти в небольшой отпуск. Попробовать начать думать о чём-то другом кроме дел.

– В конце концов, имею я право отдохнуть, – жаловалась она вечером на кухне.

– Конечно, имеешь. Я прекрасно понимаю тебя, сам такой. Но сейчас мне никак нельзя отдыхать. Дело Завьяловых боюсь отпустить. Как закончится процесс, тогда может быть, отдохну.

– Ты всегда так говоришь, а потом случается что-то ещё и ты бежишь туда, – улыбнулась Татьяна.

– Да, так получается. Хоть бы раз одно закончилось, а другое ещё не началось, он перевернул стейк и потянулся к полке за тарелкой.

– Юра, – позвала Татьяна.

Он обернулся.

– Почему ты со мной?

На глаза её почти накатились слёзы. Это было так необычно.

– Эй, в чём дело малыш? Тебя что-то тревожит?

– Я просто не понимаю. Столько времени. Я всё работаю. Мы даже сексом почти не занимаемся, вечно усталые. А ты? Тебя это не беспокоит?

– Нет.

Он подошел и обнял её сзади и положил подбородок ей на плечо.

– Но ведь я…

– Ш-ш, тихо. Я знаю, что ты скажешь. Не надо, – он повернул её к себе, – если бы мне нужен был кто-то другой, меня бы здесь не было.

– Но я не понимаю, я даже ребёнка не могу тебе родить. Может я уже старая?

– Чтоб я этого больше не слышал.

– Ты не бросишь меня?

– Нет. Это глупый вопрос.

– Юра. А если бы ты узнал что-то плохое обо мне, что бы ты сделал?

Он посмотрел ей в глаза, свел брови, а потом улыбнулся и сказал:

– Мне всё равно.

То тёмным улицам он шел не разбирая дороги. Иногда останавливался, а потом снова кидался в темноту дворов. Смотрел на окна, в них искрился под мелкой изморосью желтый свет. Антон озирался и как будто искал помощи, словно хотел чтобы кто-то спросил – что случилось. Но вокруг не было никого, или почти никого. Одинокие прохожие понуро опустив плечи, брели по тротуарам прикрываясь зонтами от мелкой измороси. Им точно не было дела до его беды.

В чём состояла эта беда, только он знал. Его мать, вовсе не мать ему, а женщина, которая заплатила пять тысяч долларов. Как можно узнать такое и жить дальше? Жить с осознанием ненужности собственной матери, молоденькой девочке подростку.

Что можно чувствовать? Да, он ощущал себя куском мяса, по которому рубанули острым топором и отсекли одним ударом. Кто это сделал? Кого обвинить и начать ненавидеть, ту – что продала, или ту – что купила? Кто виноват?

Злость кипела и выплёскивалась резкими движениями рук, торопливостью шагов. Он думал, что толкает выложенный плиткой тротуар, но получалось, что плитка толкает его. Он упирался головой в стену, но стена больно давила в голову. Антон крутил головой в поисках той спасительно точки, что должна остановить безумный взгляд, но натыкался на сплошные огни. В панике он размазывал капли дождя по лицу и волосам. В конце концов, он остановился, зажал виски руками и сдавил, попытался выдавить из головы то, что теперь там сидело. Но и тут ничего не получилось. Всё так и осталось без изменений.

И тогда, его обуял страх. Тёмный, панический, он окружил со всех сторон, словно накинул сотни верёвок и начал сдавливать грудь, голову, ноги. Он выжимал настойчиво и хладнокровно. Без надежды сбежать или высвободится из этих пут.

Несколько прохожих обернулись на стоящего посреди тротуара парня. Кто-то прошептал – «чокнутый наверно».

Антон посмотрел на женщину, потом на мужчину, потом ещё на кого-то и ему захотелось спросить у них, знают ли они каково ему сейчас.

Ещё немного. Дыхание уже не такое прерывистое. То состояние, которое он испытал, как только вышел из больницы, немного затихло.

В горячей голове, сотни обрывков мыслей. Как связать их воедино. Дать жизнь новой правде, новому пониманию действительности. Теперь – кому он сын, а кому нет? Он понимал, что не может с этим справится, и должен выплеснуть, но куда? Кому он мог доверить эту тайну, которая разрывает мозги? Распирает изнутри и просит выхода наружу. Кто выслушает и поймёт, кто скажет как поступить? Кто впитает твою печаль как губка и утешит твоё страданье?

Телефон оказался в руке и вот уже вызов побежал по воздуху в неизвестность, а из неё в одну из квартир.

– Алло?

– Я хочу тебя увидеть. Сейчас.

Такси остановилось у дома. Ольга вышла и неуверенно потопталась на месте. Изморось закончилась, легкий ветер трепал волосы девушки, и она придерживала непослушные пряди. Взгляд её пробежал по окнам дома и застыл на несколько мгновений. Она словно решалась на что-то, но пока не могла решиться.

– Оля! – Антон показался из темноты.

Она вздрогнула, узнала и улыбнулась.

– Иди сюда, – позвал он.

Ольга пошла в темноту аллеи, точно с первых минут покорилась его воле.

– Куда мы идём?

– Просто гуляем.

У лавки остановились. Ольга посмотрела, во взгляде её вопрос, но Антон молчал. Она видно чувствовала, что сейчас ему лучше не мешать. Если позвал, сам скажет.

Антон смотрел в ночное небо, что он хотел там увидеть? Потом опустил взгляд на Ольгу и долго рассматривал в темноте её призрачные очертания. Ей стало неловко. Но словно завороженная она стояла и не двигалась, лишь иногда смотрела в сторону, чтобы хоть как-то разорвать этот таинственный круг.

– Зачем ты позвал меня?

– Потому что теперь, у меня нет никого, кроме тебя.

– Что случилось?

– Ничего, кроме того что сегодня я узнал, что моя мама – не моя мама.

– Как это?

– Она купила меня у настоящей матери. Купила. Заплатила деньги. Доллары. Пять тысяч.

– Разве можно купить ребёнка?

– Как видишь, можно. Меня же купили, даже расписка есть, – он порылся во внутреннем кармане куртки и достал смятый листок. – Теперь это единственное доказательство, что меня купили. Но если кто-то узнает об этом, их обоих могут посадить в тюрьму. Получается, они совершили преступление.

– Но ты же не скажешь никому? Я не скажу.

– Зачем мне это? Какой в этом смысл. Хотя, они заслуживают наказания.

– Чем же твоя мама заслуживает наказание, тем, что не дала чтобы тебя отправили в детдом?

Антон пристально посмотрел на Олю. То, что она сказала впервые пришло ему в голову. Совсем он не предполагал, что та девочка, что продала ребёнка, возможно тем самым уберегла его от ещё более печальной участи. А та женщина, что заплатила за него деньги так же – его спасла. Простые слова Ольги снова всё перекрутили. Снова закинули сомнение и он уже не мог сообразить где правда, а где ложь. Как правильно, а как нет.

– Пойдём домой, – протянул он руку, и она положила свою маленькую ладошку в его ладонь.

Дома в прихожей, когда он помог ей снять пальто, она помедлила и Антон снова заметил неуверенность в её взгляде.

– Ты боишься?

– Немного, – произнесла она.

– Почему?

– Не знаю.

«Какая она маленькая и худенькая» – думал он, глядя на неё, и захотелось стать для неё защитой. Хотелось оберегать её и не давать в обиду. Как можно чтобы она была где-то там без него, одна справлялась с жизненными проблемами и невзгодами.

Внезапное желание обнять, прижать к себе и не отпускать долго, долго, овладело им и он притянул к себе Ольгу. Почувствовал вздох когда она прижалась, её ладонь на своей спине. Всё это казалось нереальным. Не таким, как он знал. Она – совершенно другая. Прикосновение к ней заставляет дышать по-иному и чувствовать. По-другому начало биться сердце, иначе пульсировать кровь. Тихое её дыхание порождает желание крепко сжимать её в объятьях. А дрожащий голос заставляет подкашиваться колени, заставляет тело натянуться как струна и в совершенно новом ощущении времени, вынуждает растягивать его ход, чтобы насладиться бесконечно этим таинством первых объятий.

И от этого – всё ушло, всё забылось и стало не таким уж важным. И серый цвет окрасивший было сознание вновь менялся, на более яркий голубой. Что-то произошло в тот момент, когда Антон обнял Ольгу. Два события в один день плохое и хорошее. Всё перемешалось, но хорошее перекрыло всё. Хорошее, оказалось более важным ведь в руках его, впервые в жизни трепетало счастье.

Со сладостным пробуждением исчезли все невзгоды. Антон смотрел на спящую Ольгу и думал о будущем. О том, что теперь он не один, их двое. Ведь она словно его продолжение, с ним единое целое. И это целое – не разорвать. Он любовался её лицом, её шеей с маленькой ложбинкой, плечами и рукой даже во сне стыдливо прикрывающей грудь. Он потянулся, чтобы поцеловать её ладонь и Ольга проснулась. Она удивлённо окинула взглядом комнату и улыбнулась:

– Доброе утро.

– Доброе утро. Хочешь, я сделаю тебе кофе?

– Хочу, – усмехнулась она.

– Минуточку, – он стал перебираться через неё и остановился прямо над ней.

Ольга тронула пальцами его щёку и вопросительно подняла брови:

– Ты, кажется, хотел сделать мне кофе?

– Я думаю, – почти серьёзно сказал Антон.

– О чём же?

– Сделать кофе сейчас или немного позже.

– И что ты надумал?

– Сделаю чуть позже, – сказал он и прижался к ней, – я не могу сейчас уйти.

И закрутилось. Нежность поцелуя и сила объятий. Они как будто два создания, только теперь узнавшие что такое притяжение. Он обескураженный новыми чувствами, сильный привносящий в них всю свою силу и страсть, и она несмелая, но податливая, порой слабая, а иногда, словно тетива натянутая опытной рукой. Капля за каплей, вздох ещё вздох и они уже не знают как выбраться из этого заволакивающего пространства. Как выпутаться из этой сети? Совсем скоро они понимают из неё уже не выпутаться, ведь она наброшена навсегда.