Наталья Бочка - Мой мальчик

Вереница дней скуку навевает. Живот растёт, а в уме только о гулянках мысли. Да несбывшиеся мечты о Петьке.

Лето закончилось, осень проползла, протрещала зима. В апреле всё чаще проглядывались тёплые деньки, стало Татьяне совсем тяжело. Всё естество требовало разрешения от нежеланной ноши. Тело болело и ныло, хотелось поскорее уже избавиться от этого всего, но по срокам ещё неделя две оставалась.

Двоюродная сестра матери – Алевтина Михайлова, акушеркой работала. Потому и написала ей мать письмо с просьбой о помощи. Плакалась, что в деревне если узнают о позоре с каким Татьяна ходит, со свету девку сживут. А она – мать, такого исхода для своего дитя совсем не желает.

Хоть и приходилось им давно, ещё в детстве видеться, но Алевтина сестре не отказала. Позвала к себе в город, пообещала проблему решить. Как приехали деревенские родственники, дружба у Алевтины с матерью Татьяны с первых дней завязалась тесная. Но на саму Татьяну тётка смотрела нехорошо, подозрительно и порой даже от взгляда страшно делалось. Она ничего не говорила, но и без слов было понятно – осуждает.

Сама Таня давно поняла, какую глупую ошибку совершила, но ведь такого она не предполагала. Если бы знала как дело обернётся, ни в жизнь не пошла бы с Петькой в лес. Хотя кто знает, как бы там вышло. Теперь уже чего говорить. Спасибо хоть мать из деревни вовремя увезла, пока живота ни кто не усмотрел.

Как-то с утра засуетились мать и тётка. В комнате маленькой что-то стали собирать да выкладывать. В кухне ведро с горячей водой на газу пары пускает.

– Татьяна, – мать кричит, – иди сюда.

Вошла Таня спросонья ничего не разберёт. Стол посреди комнаты, рядом на белой салфетке инструменты блестят, ампулы, шприцы.

– Садись, – мать приказала.

Села. Тётка шприц взяла, Татьяне укол сделала.

– Иди пока в комнату. Как схватки начнутся – будем рожать.

– Что? – Татьяна не поняла.

– Иди, иди, ложись. Не стой как истукан.

Пошла в комнату. Легла. Так как сон не прошел совсем, хотела повернуться и ещё немного подремать, но вдруг неожиданно и страшно налетела боль. Откуда взялась непонятно. Быстрая, резкая, большая. Крутанулась Татьяна на кровати и кричит:

– Мама, мама!

– Началось, – услышала из-за двери, – звони.

Дальше всё как будто во сне. Долго и пронзительно стонала Татьяна.

– А она не умрёт? – мать спрашивает.

– Типун тебе на язык, чего болтаешь под руку, – огрызнулась Алевтина.

Помнит Татьяна, как тащили её и заставили лечь на стол, как что-то говорили мать и тётка. Подушку помнит, что под голову кто-то сунул. И стол твёрдый, неудобный. Помнит выпученные над белой повязкой глаза. Кто-то кричит:

– Тужься, тужься, давай! Давай!

Ничего не поймёт Танька, что делать. Только боль изнутри раздирает и люди, точно монстры пляшут вокруг. И вроде даже смеются. Все, мать и тётка. Все смеются. Лица их искажены этим страшным смехом. Белое словно черное. Шторы в пляс пошли, окутывают и давят. Шум в ушах накатывается, потом отпускает. Кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди и поскачет по этой страшной комнате.

Кровь. Сквозь неясную пелену – руки тётки в крови. Убийца! Она убила! Кого?

Резко всё смолкло. Щёлк – будто выключили свет. Темнота и тишина.

Несколько дней, как во сне. Тело словно разбито изнутри на мелкие осколки, которые невозможно собрать. В мыслях страх и непонимание. Снова эта тишина, что пугает.

Почему так тихо?

– Мама, – Таня постаралась приподняться, – мама!

Тишина в ответ.

Где-то в доме скрипнула половица. За окном неяркий дневной свет. Таня закрыла глаза и постаралась собрать разрозненные мысли. То, что с ней произошло она знала как назвать, но не догадывалась как это должно было происходить на самом деле. Что теперь? Ведь где-то рядом в соседних комнатах её ребёнок.

Тогда почему так тихо? Не слышно ни голосов, ни плача, ни суеты. Почему мама не приходит и нет Алевтины? Где они все?

Пока она лежала и думала, стемнело. Вскоре послышались шаги. Весёлые голоса. Видно тётка и мать вернулись.

– Мама! – позвала Таня.

– Иду, иду, – голос матери рассеял полумрак комнаты.

Щёлкнул выключатель, в глаза полоснул белый свет лампы.

– Проснулась уже? А мы по магазинам прошлись.

За матерью вошла тётка.

– Ну что Танюха? Как настроение? Напугала ты нас. Но теперь всё хорошо. Ну ка, – она встряхнула несколько раз градусник и сунула его Татьяне подмышку, – держи крепко.

Так просто и весело они разговаривали, как будто ничего не произошло. Ни боли, ни страха. Ни чудовищ, ни крови. Женщины ходили туда-сюда и Татьяна не могла заставить себя произнести слова, которые засели в голове – «А где ребёнок?».

Было ощущение, что вообще ничего не изменилось. Обычное дело. Только живот исчез. И боль с каждым днём затихала. Ну и хорошо, и ладно. Значит – не было ничего. Пусть так и будет.

***

Домой вернулись когда весна уже отступала перед ярким, по-летнему жгучим солнцем, когда деревья скинули цвет и зародившиеся плоды только показались меж молодой листвы. Пьянящий аромат трав уже одурманивал и заставлял всё живое двигаться в желании нравится, в желании наслаждаться жизнью во всех её проявлениях.

Только чуть отошла Татьяна от вынужденной и такой продолжительной своей болезни, как потянуло её снова туда, где гуляет меж дворами ветер. Где шумит зелёной листвой лес и бежит неустанно по валунам река. Потянуло на свободу, на свет, на поле, на реку.

Всё, что случилось с ней до того, словно рукой сняло. Забылось так быстро, будто и не было. И снова тревожилось сердце о том, чтобы с подружками в кино успеть и на танцы. Снова смеялась она с пацанами и ловила их одобрительные взгляды.

Только теперь – всё не так. Мать Тани, словно ночной филин всё видит каждое движение дочери каждый её легкомысленный взгляд. Стоит только повернуться – мать тут как тут. Наблюдает.

В конце августа, приказала вещи собирать. Что ещё придумала? Снова какие-то мучения для дочери. Уже и не хотелось ничего, только жить и наслаждаться юностью. А тут снова куда-то ехать. Куда?

На последней неделе августа поехали в город. С электрички на автобус, когда вышли чуть не затерялись меж пятиэтажек. У одной осмотрелась мать и снова пошла, как будто по памяти. Грязный подъезд, обшарпанные перила. Пролёт и остановились.

У двери квартиры мать осмотрела Татьяну с ног до головы. Взгляд напряженный, неуверенный. Вздохнула, будто на что решилась и потянулась к звонку. Долго палец не отпускала. Звук приглушенный, а в ответ за дверью тишина. Потом шаги. Медленно неохотно.

– Кто? – старческий голос.

– Нина Козлова, – громко ответила мать.

Тишина. Заскрипело что-то, зашуршало, дверь отворилась. Крупная, пожилая женщина подозрительно уставилась сначала на мать потом на дочь.

– Так и будем стоять? – мать резко осмелела.

Женщина отошла вглубь прихожей, давая понять чтобы входили. Когда дверь за гостями закрылась, хозяйка произнесла:

– Зачем явилась? – и быстро подозрительно осмотрела Татьяну.

– Вот, – указала на Татьяну мать, – привезла тебе. Воспитывать.

Она бросила посреди прихожей сумку, откуда-то из-за пазухи достала свёрток. Развернула его и вытащила деньги.

– Вот твои деньги, все до копейки. Теперь можешь тратить их по назначению. А с меня хватит. Всё. Спасибо. Намаялась, сил больше нет.

Женщина прищурилась и на тёмном, морщинистом лице её показалось подобие улыбки:

– А я и всегда говорила, что ты непутёвая. Ни на что не годишься. Только нормальных мужиков до пьянки доводить.

Мать поджала губы и ответила не сразу:

– Ну так, зато ты у нас всё умеешь и всё знаешь. Пожалуйста, – она снова указала на Татьяну, – теперь твоя очередь. Я уже точно не справляюсь.

Всё это время Таня стояла не понимая, что вообще тут происходит. Но в какое-то мгновение вдруг отчётливо поняла, кто бы ни была эта старая, страшная женщина мать собирается оставить Татьяну с ней.

– Мама, я не хочу здесь оставаться, – резко сказала она.

Слова эти не возымели никакого действия, потому что мать развернулась и взялась за ручку двери. Там она задержалась и снова повернулась к хозяйке:

– Можешь говорить ей всё, что хочешь. Теперь, сама решай.

Когда дверь захлопнулась и Татьяна осталась с женщиной в полутёмной прихожей, возникло ощущение, что вот тут теперь и начинается что-то страшное.

– Ну, чего встала, рот раскрыла? Входи уже. Видно и вправду ты бестолковая, раз мать от тебя открещивается.

Прищуренные в злом выражении глаза женщины, показались глазами старой колдуньи. В полутьме прихожей только прорези этих глаз были отчётливо видны. Женщина медленно развернулась на месте и, опираясь на трость сделанную из простой палки, двинулась вглубь квартиры.

Завороженная Татьяна следила за ней. Казалось, сделай она хоть одно неловкое движение, тут же случится что-то непоправимое. Она чувствовала опасность и страх, словно беспомощная жертва которую сунули в горло к голодному великану.

– Бери вещи и иди за мной, – сказала пожилая хозяйка.

– Я не хочу. Я здесь не останусь! – резко выкрикнула Татьяна.

Повернувшаяся было, чтобы уйти хозяйка обернулась:

– А кто тебя спрашивать будет? Ты не в том месте, где капризы можно показывать. Давай быстро бери сумку и иди за мной. Иначе…

– Иначе что? – смело огрызнулась Татьяна.

– Будешь наказана.

– О-хо-хо, подумаешь. Не придумали ещё таких наказаний, которые смогли бы меня тут удержать, – она пошла к двери и стала копошиться у замка.

Но в это мгновение тучная женщина вдруг резко и быстро подошла, развернула Татьяну к себе, размахнулась и отвесила ей звонкую пощёчину. Щека вспыхнула и заныла, а в мозгу произошло некоторое прояснение. В испуге Татьяна уставилась на хозяйку.