Наталья Бочка - Мой мальчик

– Антоша, послушай меня, я должна сказать тебе что-то очень важное.

– Самое важное, это чтобы была здорова и не пугала меня больше. Кто будет делать для меня Наполеон?

– Да ты не волнуйся за меня. А как Леночка?

– Я сейчас дома живу. С Леной расстался.

– Как так? Почему?

– Так получилось.

Мама протянула руку и погладила его, он взял её и легонько сжал.

– Ты знаешь, я конечно не могу сказать, что она не слишком мне нравилась, но почему-то мне казалось, что это не та девушка о которой ты мечтал. Не знаю отчего мне так казалось, но в твоих глазах я не видела счастья. Понимаешь?

– Понимаю.

– Ну ничего, – весело добавила она, – ведь, что ни делается – всё к лучшему. Правда?

– Конечно, – он улыбнулся, – зато теперь, мы снова вдвоём.

Она взъерошила его волосы.

– Ты как будто усталый.

– Я работаю, в ресторане – официантом. Работы много, иногда и поесть не успеваю.

– Нужно кушать Антоша, а то совсем силы потеряешь. Смотри вон и под глазами синяки появились.

– Ерунда.

– Антоша, нам нужно поговорить. Серьёзно. Я теперь, когда в больницу попала, только поняла, что нет никакой возможности больше тянуть. Никакой.

– Ты про что? Про ту расписку?

Взгляд мамы, сначала испуганный, потом решительный:

– И про расписку тоже. Я хочу рассказать тебе всё пока не случилось чего-то непоправимого. Не перебивай, – подняла она палец, когда он попытался возразить, – не нужно. Именно сейчас, пока я в твёрдой памяти и в уме. Выслушай, а потом будешь думать, что с этим делать. Но я знаю одно – время пришло. Больше нет сил молчать.

Что-то зазвенело на кухне. Татьяна открыла глаза. Солнце уже наполнило комнату тёплыми лучами. Ну конечно, ведь сегодня воскресенье. На кухне снова грюкнуло, Воронцова накинула халат и пошла на запах яичницы и бекона.

– Нет, это невыносимо!

– Что милая? – Юра в трусах и фартуке с варежкой-ухваткой.

– Ты – мечта любой женщины, а околачиваешься возле меня. За какие заслуги, я получила – мужчину мечту?

– А я что говорю? Причём давно повторяю, чтобы не забыла как тебе со мной повезло.

– А там у тебя что? – она указала на большую сковороду, что стояла на печке.

– Минуточку, – он взял две тарелки, выложил на них содержимое и подал одну тарелку Татьяне.

Невозможно было отказаться от этой великолепной яичницы, а с корочкой бекон будто требовал, чтобы поскорее его положили в рот и прожевали. Невозможно было отказаться от этой церемонии завтрака, что по выходным устраивал Юра. Он любил делать завтрак и так любил угождать.

***

Три года назад, он появился и стал часто мелькать в коридорах суда. Тогда много репортёров набежало. В связи с резонансным делом Дашкевича. Каждое заседание, куча народу. И всем кто работал в суде приходилось мириться с неудобствами. Благо, такие дела попадались не часто.

Обычно Воронцова просила секретаря сделать кофе, но в тот день отправила Лизу за документами в архив, а кофе так хотелось, что пришлось идти к кофейному автомату, что одиноко стоял в конце вестибюля первого этажа. Немного постояла разбираясь что к чему, а потом нажав несколько кнопок судья получила наконец эспрессо и разочарованно глянула на дно стаканчика где плескались капли тёмной, слегка затуманенной пеной жидкости. Воронцова почувствовала себя обманутой, а когда сделала глоток и вовсе скорчила гримасу. Кофе оказался отвратительный.

У входа внимание привлёк стенд с объявлениями для работников суда. Пока пыталась без очков рассмотреть буквы, небольшая толпа вынырнула из-за угла и ринулась прямо в направлении судьи. Она быстро отошла, чтобы ни с кем не столкнуться, но движение оказалось неловким и мужчина, что проходил ближе всего, как раз попал под струю кофе, которая выплеснулась из чашки.

– Ах, простите, простите, – кинулась к нему Воронцова, – Боже мой, как так получилось, даже не знаю. Как неловко.

– Да не волнуйтесь, – он быстро достал носовой платок и начал тереть огромное как для небольшого количества кофе пятно, – ничего страшного. Не волнуйтесь.

Суетливо судья тоже пыталась тереть ему куртку, но он быстро развернулся и резко сказал:

– Хватит! Всё! Мне пора идти!

Он ринулся догонять людей, а она осталась стоять с пустым стаканчиком в руке.

Эта история почти забылась и за важными делами она уже не вспоминала свою непростительную неловкость, но однажды вечером, когда Воронцова вышла из суда и направилась к машине, услышала как кто-то окликнул. Она не сразу узнала его лицо и даже не сразу вспомнила ту встречу в вестибюле.

– Здравствуйте! – махнул он ещё издалека.

– Добрый вечер, – незнакомцы настораживали её, тем более вечером.

– Кофе – помните?

– Какой кофе? – не поняла она.

– Вы плеснули кофе мне на куртку, – он подошел.

С полминуты она его рассматривала. Волосы с проседью, хорошее лицо, пара обаятельных морщин. Лицо честного человека. Она узнавала такие лица сразу. Даже проверяла себя на слушаньях, тестировала, каким окажется тот или иной разводящийся муж. Ошибалась редко. Хотя, разное бывало. А у этого человека, во всей его внешности было что-то такое, чему сразу хочется верить.

Одет обычно. Куртка, джинсы, кроссовки.

– А, это вы. Вы тогда, так быстро ушли…

– Боялся пропустить слушанье. У нас ведь как, если кто-то расскажет раньше тебя – плохо дело.

– Вы журналист?

– Как бы – да, – смутился он.

– Почему – как бы?

– Не любят нас в суде.

– Значит заслужили, раз не любят.

– Тут можно поспорить.

– Не сегодня я устала, хочу домой поскорее.

– Трудный день?

– Вроде того.

Пару мгновений он напряженно всматривался ей в лицо, а потом резко отвёл взгляд в сторону. Когда посмотрел снова во взгляде его уже не было напряжения. И он спросил:

– А могу я пригласить вас..?

– Не сегодня, простите.

– А когда?

– В другой раз, – и она ушла в дальний конец стоянки, где была её машина.

Когда выезжала, его уже не было.

Другой раз – наступил довольно скоро. Как-то вечером, Юра – так звали нового знакомого, поджидал Воронцову у стоянки. Лицо его в этот раз показалось уже каким-то даже симпатичным. Отчего это произошло судья не поняла, только помнит как почувствовала облегчение, именно в тот момент когда увидела его там. Он улыбнулся, и сдержанно она улыбнулась в ответ.

– Могу я пригласить вас в ресторан?

– Было бы неплохо, потому что я очень голодная.

С того дня они больше не расставались. Как так получилось, что на следующее утро после ресторана она проснулась, а рядом – он, до сих пор Татьяна не может толком понять.

Но зато помнит точно, что когда он встал и пошел на кухню чтобы, как он сказал, приготовить завтрак, она заметила:

– Хорошо, если кто-то готовит тебе завтрак.

– Если хочешь, я буду готовить тебе – и завтрак, и обед, и ужин.

– Хочу, – ответила она.

Затерялось счастье где-то, не найдёт дорогу.

С родителями неплохо, но давно мечталось Валентине своим домом жить, своей семьёй. Хотелось мужа любящего, детишек – мальчика и девочку. Но заплутало где-то счастье по дороге к ней, никак не доберётся.

– А что Валюха ваша, замуж не вышла? – интересуются соседи.

Отец с матерью уже и не останавливаются ни с кем словцо перекинуть, тема ведь всегда одна – вышла их дочь замуж или так и сидит в двадцать семь лет нецелованная. Им то что пускай себе сидит, замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть. Только им как никому известна тоска дочери. Ведь не слепые, видят как мается она бедная. А они то, чем помогут?

Ходит мать по подругам – обсуждают, думают, как Валентине познакомиться, хоть с кем. Пусть даже с разведенным или вдовцом. Жениха где найдёшь? Все кругом переженились те, что по возрасту подходящие, а остальные – не молодой так старый.

И хотели бы дочь замуж спровадить, сами то уже на шестом десятке, Валя у них поздняя, да не за кого. Женихов в округе, хоть «Ау!» кричи.

– Ты Валюха, по подругам бы поспрашивала, у кого брат или друг. У мужей их что же друзей неженатых нет? – говорил отец, кинув цепкий взгляд над газетой. Брови его густые, с проседью.

– Да они и так уже меня сторонятся, лишний раз и не приглашают, – пожала плечом Валентина.

Бельё под утюгом выпускало струйки пара. Валя ловко расстилала, гладила и складывала, а заодно посматривала на телевизор. Одним ухом туда, другим сюда.

– А это, потому что боятся, вдруг ты – незамужняя у них мужей начнёшь отбивать, – мама отвлеклась от вязания и тронула отца спицей, чтобы подал голубой клубок.

– Ой, да кого она отбить может? Глянь на неё, хоть бы причёску какую сделала в паликмахерской. А то смотреть тошно, волосёнки жиденькие, глазки близоруконькие, и худюща словно щепка, разве на такую кто позарится, – усмехнулся отец и потёр волосатой рукой живот, который так сильно выступал под майкой, что почти лежал на коленях. Грудь и плечи отца тоже были в довольно густой растительности.

– Ох, ты, смотрите какой красавец отыскался, – вскрикнула в возмущении мама. – Ещё скажи, что в меня она такая близорукая. Всё ж от твоей мамаши, царство небесное, Валюха наша унаследовала, да от тебя.

– Да? А кто кричал, как Валька на тебя похожа когда ей пять было? А? Я что ли? Ты же и кричала, а теперь как подурнела дочь, так на меня всё и валишь. Может в газету написать? Вон тут рубрика есть знакомства. И ничего. Правда тут женщин в два раза больше чем мужчин, но и то.

Мама считала петли, а как досчитала, тут же возмутилась:

– Да ты что обалдел что ли, чтобы я свою дочь в знакомства выставила, она ещё не сорокалетняя чтобы ей по газете знакомиться.

– Эдак мы не скоро внуков дождёмся. Она ведь глянь, ходит с кислой миной, кто на такое чудо позарится. Тьфу, смотреть тошно.