Валери Боумен - Мой милый повеса

– Все так, но я вовсе не предполагал, что она станет моей женой.

– Не лукавь! – рассмеялся Норкросс. – Ты весь этот сезон крутился возле нее.

– Я делал ей одолжение и…

– А то, что скомпрометировал ее в саду герцогини Кларингтон, – тоже одолжение? – фыркнул Уэнтерли.

Харт резко замолчал: если его друзья все воспринимают вот так… тогда он, может, действительно не прав.

– Это дело рук герцогини Кларингтон: она отправила меня за ней в сад, прекрасно понимая…

– …что ты ее скомпрометируешь? – закончил Уэнтерли с самым невинным видом, захлопав ресницами.

У Харта аж кулаки зачесались: ну почему проклятый Уэнтерли всегда прав? Какая мерзкая особенность характера!

– Разве это важно? – примирительно сказал Норкросс. – Тебе ведь нужно было жениться, не правда ли? А она тебе нравится. Так почему бы и не жениться?

– Она все распланировала заранее, – попытался возразить Харт.

– Браки именно так и заключают, – заметил Норкросс.

Харт с такой силой саданул ладонью по столу, что аж бокалы подпрыгнули:

– Это была интрига! Она бесприданница!

– И что, тебя это волнует? – удивился Харлборо. – Да у вас с папашей денег куры не клюют! Или ты боишься довести графа до припадка?

Не успел Харт ответить, как заговорил Уэнтерли:

– Меня больше заинтересовало другое. Что ты имел в виду, когда назвал ее интриганкой и соблазнительницей?

– Она пыталась залезть ко мне в постель! – признался Харт и вдруг почему-то почувствовал себя идиотом.

– О чем это ты, Хайгейт? – в недоумении воскликнул Норкросс, и лицо его так побагровело, что того и гляди хватит удар.

– Я поклялся себе не прикасаться к ней после свадьбы, – буркнул Харт, и ему стало еще хуже.

– Похоже, мозги остались на дне стакана! – проговорил Харлборо, глядя на друга с жалостью.

Этого Харт вынести не мог:

– К дьяволу! Вы не понимаете…

– Чего именно? Твоя красавица жена пытается соблазнить тебя, напомнить о супружеском долге, а ты не откликаешься на ее предложение? – Харлборо с сомнением покачал головой.

– Да! – прорычал Харт и, скрестив руки на груди, с вызовом окинул взглядом друзей.

– Тогда диагноз ясен: ты просто идиот! – Харлборо, как всегда, был прям в своих суждениях.

Харт в один глоток прикончил спиртное. Проклятие!

Этим вечером Харт вернулся домой в пристойное время. Несмотря на то что в клубе он принял несколько внушительных порций алкоголя, к концу вечера все равно оставался ужасающе трезв. В не вполне приемлемых выражениях Харт заявил друзьям, что больше не намерен обсуждать ни свою молодую жену, ни вообще брак, однако это их не остановило и они продолжали глумиться весь вечер. Потом, поняв, что он разозлился не на шутку, предложили ему отправиться домой и заняться наконец тем, чего от него ждет красавица-жена. И пусть он был совершенно не готов уступить, тем не менее приказал кучеру везти его прямиком в Белгрейвию.

Едва переступив порог спальни, Харт отпустил камердинера и принялся стаскивать с себя одежду. Разве он был не прав? Нет, видит бог, он прав; Мэг участвовала в заговоре против него. Сара призналась в этом, – а значит, была ничем не лучше Аннабел. Вот дьявол! Ведь он сам мог натолкнуть Мэг на эту идею.

В то же время она настаивала на том, что даже не пыталась завлечь его в ловушку, а он отказался ее выслушать. Харт понимал, что поступил глупо, но разве она этого не заслужила. О черт! Теперь все это уже не имело смысла: Мэг больше не придет, ведь он уже дважды отказал ей!

Ну а вдруг?.. Сможет ли он отказать ей еще раз? Захочет ли? Харт не знал ответа. Если Мэг не придет, он что, отправится к ней сам, чтобы потребовать выполнения супружеских обязанностей? Нет! Проклятие! Что, если его друзья были правы?

Но мог ведь быть прав и его отец. Старик рассказывал, как добилась предложения руки и сердца его мать. Отец был влюблен в нее безумно и безнадежно, а вот она ему всю жизнь изменяла. Харт вспомнил, как отец говорил ему: «Никогда не отдавай женщине сердце – сожмет и раздавит в ладони».

Разве Харт не видел, как отец преподносил матери драгоценности, покупал наряды и дорогие экипажи и как все это либо отвергалось, либо воспринималось как нечто несущественное. По вечерам отец оставался дома, в то время как мать развлекалась со своими друзьями. Такие подробности прошли мимо Сары, но Харт знал все.

Много ночей он просидел с отцом у него в кабинете, поэтому знал, что мать никогда не возвращалась с бала, который посещала, домой. Годами он выслушивал, как отец изливает ему свою душу, и наблюдал, как пытается найти утешение на дне бутылки. В конце концов отцу это надоело, и он тоже пустился во все тяжкие.

Родители держались друг с другом как чужие люди. Харт не хотел так жить, не хотел, как отец, страдать, поэтому ни за что не позволит разбить себе сердце.

Харт так глубоко задумался, что едва расслышал осторожный стук в дверь. Мэг не открывала дверь до тех пор, пока не получила от него разрешения войти.

Он, как и прошлой ночью, стоял возле кровати в одних бриджах, а Мэг пришла в полупрозрачном голубом пеньюаре, под которым… ничего не было. В горле пересохло так, что Харт с трудом сглотнул.

– Сегодня вы вернулись пораньше, – проговорила она так мягко, что голос струился как шелк.

– Да, – промычал он тупо.

– Смею ли я надеяться, что вам захотелось домой, ко мне?

Харт хотел было сказать «нет», попытался выдавить хоть слово и не смог: мешал спазм в горле, – а еще он не мог отвести глаз от великолепного тела в отблесках пламени камина.

Мэг тем временем распустила пояс пеньюара и повела плечами, позволив ему сползти на пол. Она стояла перед ним обнаженная и прекрасная как богиня. Глаза у него загорелись, и он со свистом втянул воздух. Чего-чего, но такого Харт не ожидал. Его тело отреагировало моментально: налилось силой, стало твердым как сталь. Он пытался отвернуться, но не смог.

– О черт! Мэг, что это вы делаете?

– Неужели непонятно? Пытаюсь соблазнить вас.

– Зачем? – Харт задыхался.

Мэг набрала полные легкие воздуха и выпалила:

– Затем! В последний раз я предлагаю вам себя. Если опять откажете, уйду и не вернусь: умолять не стану, – так что решайте!

Харт стоял и боролся с собой, но очень скоро понял, что проиграл эту борьбу.

– Вам не придется меня умолять.

Всего два широких шага, и вот она в его объятиях. Голый по пояс, он обхватил ее руками, притянул к себе, так что нежные упругие округлости прижались к мускулистой груди. Поднявшись на цыпочки, Мэг обвила его шею и подставила губы для поцелуя. Он провел по ним кончиком языка раз, другой, а когда они открылись, проник внутрь. Поцелуй был долгий и нежный.

– О господи! Мэг, я… – пробормотал Харт, на мгновение оторвавшись от ее губ.

– Нет! – ответила она шепотом. – Не надо слов. Только это.

Подхватив ее на руки, Харт быстро прошел к ней в спальню и опустил на постель.

– Ты такая красивая! – с восторгом воскликнул Харт, одновременно освобождаясь от бриджей.

Да, он готов заниматься с ней любовью, но сердце его она не получит. Ему нужен наследник, да и просто глупость – отказываться от такого роскошного тела. И любовь здесь ни при чем – просто влечение. Пусть себе занимается домом, детьми, а по ночам ублажает его. Да, так и будет.

Оставшись полностью обнаженным, Харт склонился над кроватью. Мэг медленно прошлась по нему взглядом и напряженно прошептала:

– Ты великолепен… само совершенство.

Его тело выглядело так, словно было высечено из камня талантливым скульптором. Мускулистая шея, широкие плечи, крепкая грудь и плоский живот, узкие сильные бедра и длинные ноги. Его мужское достоинство было уже готово. Сара много чего рассказала, поэтому Мэг знала, что ее ожидает. Люси тоже внесла свою лепту в ее просвещение, пусть она и не сразу смогла усвоить сказанное ею, только краснела до корней волос. Ничего, теперь у нее будет время все обдумать, а пока складывалось впечатление, что Сара была права: муж прекрасно знал, что надо делать, так что ей незачем беспокоиться.

Харт накрыл ее своим телом, и у нее возникло странное ощущение от его тяжести, от этих мускулов, этих волос, от его жесткости и исходящего от него жара. Он завладел ее губами, потом стал целовать в шею, и ей показалось, что сейчас она сойдет с ума. Он спустился ниже, его ладонь легла ей на грудь, а потом и рот пришел на то место, где уже устроилась рука, и губы обхватили сосок. Мэг ахнула, выгнула спину, а сосок превратился в ноющую болью точку, когда Харт начал ласкать ей грудь. Обхватив ладонями голову мужа, она зарылась пальцами в шелковистые темные волосы и откинулась на подушку. Он тем временем ласкал то один сосок, то другой: покусывал, сосал, лизал. Мэг металась, окунувшись в водопад еще неведомых ей ощущений, а когда его рука оказалась у нее между бедрами, и вовсе едва не задохнулась. Осторожно, едва касаясь, Харт погладил сокровенное местечко, потом пальцем раздвинул завитки и проник к нежным складкам. Чувства так переполняли ее, что она резко раздвинула бедра, но он попросил:

– Позволь мне сначала поласкать тебя, моя сладкая, расслабься.

Расслабиться? Да как это возможно, если от его прикосновений все ее тело напрягалось, как тетива лука? Она закрыла глаза, но когда он ввел палец глубже, вскрикнула и выгнулась.

– Харт!

Он накрыл ее губы своими, принимая крик в себя, а палец тем временем задвигался, и Мэг забыла обо всем: о чувстве стыда, замешательстве, неуверенности – все затмила волна наслаждения. А рука Харта продолжала творить чудеса. Кончик пальца нащупал чувствительный бугорок и принялся описывать вокруг него круги, потирать, надавливать, и это было настолько чудесно, что она опять вскрикнула, вытянулась в струнку, даже попыталась сесть.

– Харт, я не могу…

– Тшш, – шепнул он ей на ухо так, что мурашки побежали по спине. – Дай мне еще потрогать тебя. Обещаю: не пожалеешь.