– Мам, ты опять? – я горестно вздыхаю, пытаясь дотянуться до прикроватной тумбочки с вожделенным стаканом воды на ней и не задеть растянувшееся рядом сладко сопящее тело.

– Да опять, Ваня. Я уже не молода и хочу успеть понянчить внуков, – мое мнение по этому вопросу деятельную женщину не интересует, и она в очередной раз заводит старую шарманку, искренне веря, что окружающие должны следовать ее планам беспрекословно. – Мы с Катенькой приедем к тебе завтра.

– Никаких Кать завтра не будет, – безапелляционно гаркаю я, окончательно выходя из себя от подобных поползновений ограничить мою драгоценную свободу. И, дабы предупредить возможные споры и свести на нет заготовленные аргументы, зачем-то ляпаю: – у меня уже есть невеста, мам.

От такого заявления одна из близняшек с грохотом брякается с кровати, кувыркнувшись, и взирает на меня так укоризненно своими светло-серыми глазами, как будто вчера я успел ей пообещать не только руку и сердце, но еще и яхту и кольцо с бриллиантом в придачу. Вторая сестра, очевидно, более приспособленная к жизни и привычная к несправедливым вывертам судьбы, лишь горестно вздыхает, прощаясь с перспективой пожить какое-то время за мой счет.

– Завтра в десять жди, – и, пока девчонки пытаются переварить свалившуюся на них информацию, Филатова Агата Павловна отдает приказ генеральским тоном и отключается, оставляя мою обалдевшую тушку наедине с извечными вопросами, никогда не теряющими ни остроты, ни злободневности: «Что делать?» и «Кто виноват?».

Тряхнув головой, я решаю действовать локально и первым делом выталкиваю сонных девиц в коридор. Вежливо благодарю их за проведенное вместе время и, проследив за тем, чтобы они ненароком не утащили мамину любимую вазу или китайский сервиз, отправляю близняшек на такси восвояси. Мысленно желая им найти кого-то более сговорчивого, наивного, глупого и что там дальше по списку.

Затем я принимаю контрастный душ, потому что мозги скрипят, как несмазанные шестеренки, смываю с себя дремоту, а заодно и запах чужих приторно-сладких духов, оставшийся на коже. Обматываю вокруг бедер белое махровое полотенце, честно скомунизженное с курорта в Анталии, и, зевая, шлепаю к холодильнику. Чтобы убедиться, что новой цивилизации в белом друге не зародилось. А вот мышь, дохлая такая, худющая очень даже повесилась. Мой желудок, лишенный нормальной пищи со вчерашнего вечера, бурно возмущается по этому поводу, зато башка начинает активно работать и выдает поистине гениальную идею.

– Эврика! Васильева! – мое до неприличия довольное отражение в зеркале танцует победный танец вождя папуасов, который Аленка наверняка оценила бы по достоинству. После чего я влезаю в первые попавшиеся футболку со штанами и выуживаю из тумбочки ключи от соседской квартиры, которые я должен был вернуть еще неделю назад после визита электриков. Но забыл.

Глава 15

Алена

Давайте сперва перекусим, а

дружелюбие проявите потом.

(с) к/ф «Альф».


– Ва-а-а-ась! – полный бодрости и энтузиазма крик, раздавшийся с порога моей спальни, я нагло игнорирую и прячу голову под подушку, надеясь, что все-таки пронесет.

Потому как спать хочется неимоверно, ибо я всего-то пятнадцать минут назад закончила писать реферат, впопыхах натянула на свое уставшее тельце любимую розовую пижаму с кроликом Роджером на груди и с чистой совестью собиралась продрыхнуть беспробудным, мертвецким сном не меньше двенадцати часов кряду.

– Ну, Ален! – стихийное бедствие в лице Филатова Ивана Геннадьевича, ужаса, летящего на крыльях ночи, и по совместительству моего несносного соседа, отступать от намеченной цели явно не собирается. Напротив, этот изверг нависает над кроватью, щекочет чем-то мягким кончик моего носа и явно нарывается на то, чтобы его пнули.

– Да позвоню я, позвоню! – я отмахиваюсь от назойливого Ваньки, не отрываясь от подушки, и, представив немой вопрос, застывший на симпатичном лице у брюнета, уточняю: – Всадникам Апокалипсиса. Скажу, что вакансия стажера «Доброе утро» занята. Тобой.

Зная Филатова, я не надеюсь, что меня оставят в покое, и тихо грустно вздыхаю, вспоминая, чем закончился мой последний визит за мукой в квартиру напротив. И стоит только пообещать свести контакты с проблемным соседом к минимуму, как Ванечка, чтоб ему икалось всю неделю, начинает орать у меня над ухом.

– Вставай, Васильева! Потоп! – эти магические три слова выдергивают меня из постели моментально и направляют прямиком в ванную.

Где я, не размыкая слипающихся глаз, нахожу голубой старенький тазик и, схватив спасительное средство, мчусь обратно. Сначала натыкаюсь на сушилку с бельем в узком коридоре. Потом сношу гладильную доску, по отвратительной привычке брошенную аккурат посреди зала. И, в конечном итоге, врезаюсь в виновника моего ни разу не доброго пробуждения, роняя ему на ногу таз и вцепляясь обеими руками во внушительный торс, чтобы не спикировать попой на пол.

– Ммм, какая зая, – удерживающее мою тушку двухметровое безобразие, напрочь лишенное совести, тыкает пальцем мне в футболку и невинно так улыбается, не испытывая и толики раскаяния по поводу совершенной только что шалости, а я взглядом ищу что-нибудь потяжелее.

– Филатов! – я закипаю, как тот самый старый алюминиевый чайник на газу, ощущая прикосновение сильных теплых рук к оголившейся пояснице. И, отойдя, наконец, ото сна, замечаю отсутствие воды на полу и пытаюсь дотянуться до крепкой шеи, так и манящей мою жадную до крови натуру. – Убью!

И, то ли маньяк из меня никудышный, то ли Ванечка непробиваемый, но озвученной угрозе он не внимает и ведет себя, как типичный неандерталец. Перебрасывает возмущающуюся меня через плечо и отвешивает не сильный, но весьма обидный шлепок по моему мягкому месту.

– Филатов! – ударяю по широкой спине, понимая, что с тем же успехом я могла стучать кулаками по каменной глыбе – удовольствия минимум, отклика никакого. – У тебя мозг совсем отключился, а с ним и инстинкт самосохранения?

Мои вопросы остаются без внимания в то время, как наглый оккупант отказывается вести переговоры и опускает меня на пол, подталкивая в сторону плиты. А еще делает такие жалобные глаза, что запал ругаться исчезает сам собой, зато желание варить борщи, печь блинчики и гладить рубашки растет в геометрической прогрессии. Даже при том, что подобными отклонениями я, в принципе, не страдаю.

– Ва-а-ась, – сосед словно чувствует мою слабину, и, взъерошив густую волнистую шевелюру, просительно тянет: – сделай, пожалуйста, гренки, а? Как вчера. С сыром.

Сказать «нет» обаятельному, привлекательному и не в меру наглому соседу по какой-то причине не представляется возможным. Так что я, активно коря себя за излишнюю любовь к роду человеческому, достаю старую чугунную сковородку, десяток яиц и батон белого хлеба с хрустящей корочкой. Попутно сервируя на стол масло, копченую колбасу и кусок сливочного сыра, тающего во рту.

– Филатов! Это в последний раз! – стараюсь казаться суровой, сведя брови к переносице, но судя по хриплому полузадушенному смешку, мне не верят от слова совсем. Обидно. – Да тебя проще убить, чем прокормить!

На мое бурчание Ванька никак не реагирует, усаживаясь на шаткий стул, который крякает и безбожно скрипит, но все-таки выдерживает незваного гостя.

– Аленушка, ты чудо, – продолжает бессовестно подлизываться брюнет, утаскивая с тарелки подрумяненную гренку, вгрызаясь в нее зубами и разве что не причмокивая от гастрономического удовольствия. А потом выдает такое, что мне приходится ловить упавшую челюсть: – Был бы характер помягче, точно б женился.

Я осеняю крестным знамением сначала себя, а потом и довольно скалящегося соседа, в красках представляя, во что может превратится уютная квартирка от нашего с ним совместного проживания. Учитывая, что в мире и спокойствии с Филатовым мы можем находиться не более пяти минут, а потом начинаются бои локального значения. За время нашего знакомства в соседа летали вилки, ножи и как-то раз даже охотничий лук, доставшийся тете Нике от увлекавшегося стрельбой отца. Правда, Ванька ко мне шастать все равно не перестает, заставляя думать, что от наших взаимных перепалок он получает какое-то мазохистское удовлетворение.


– Вась, у меня к тебе дело на миллион, – и пока я увлеченно копаюсь в себе, парень глубоко вдыхает, шумно выдыхает и, подозрительно краснея, выпаливает: – Мне надо, чтобы ты притворилась моей невестой и переехала ко мне.  

– Филатов, нет! – я хочу ему сказать, что скорее небо упадет на землю или рак на горе свистнет, но слова испаряются, и мне остается только изумленно хлопать ресницами.

– Да, Васильева!

– Ни за что в жизни!

– Алена, пожалуйста, притворись моей невестой, – продолжает настаивать мой сумасшедший сосед, перегибаясь через стол и давя своей аурой властности, пока я ищу отговорки.

– Ну, ладно, чай попить. Ну, хорошо, поужинать пару раз. Но переехать к тебе?!

– Это всего лишь на пару недель, пока мама здесь, – настойчиво убеждает меня брюнет, и я зачем-то говорю «да», вряд ли до конца осознавая, во что вляпываюсь.

– Ну, Аленушка, – Филатов поднимается со своего скрипучего табурета, и обогнув небольшой круглый стол с нарядной белой скатертью, встает у меня за спиной.

Опускает огромные ладони на мои напрягшиеся плечи, а потом, напрочь игнорируя слабые протесты и вялые попытки скинуть его конечности, меня обнимает. Утыкается подбородком в мою макушку, рвано дышит и замолкает, окончательно ломая даже подобие сопротивления. И как ему такому безобидному и покорному отказать?

– Ванька, это нечестно! – я шумно выдыхаю и, мысленно сосчитав до десяти и припомнив соседу все его большие и маленькие прегрешения, интересуюсь: – не подскажешь, почему я до сих пор терплю тебя в своей квартире?