Вот уже пять минут Лилька крутится перед моим носом, активно размахивая ярко-алой тряпкой, которую представляет из себя наш новый костюм, а я не замечаю ничего вокруг. Витаю в облаках, до сих пор чувствуя на губах вкус Ванькиного поцелуя, и никак не могу избавиться от любезно подброшенных воображением вариантов событий, которые, вероятно, воплотились бы в жизнь, если бы в спальню не зашла Агата Павловна.

И если одна часть меня расстроена тем, что нас с соседом вчера прервали на самом интересном, то другая часть искренне благодарна Филатовой-старшей. За то, что мы не перешагнули границу, за которой все стало бы по-другому. Я бы начала ревновать Ивана даже к фонарному столбу и непрестанно сравнивала бы себя (хоть я и так это делаю) с вереницей моделек, инста-див и прочих гламурных чик, которые его окружают. А он бы, скорее всего, поставил очередную зарубку на ножке кровати и двинулся бы дальше в свободное плавание – соблазнять обделенных его вниманием девиц. И я бы страдала дома, пересматривая по десятому кругу «Секс в большом городе», заедала бы полученный стресс ведром бананового мороженого и кляла бы всех представителей мужского пола на чем свет стоит. Так, стоп, Васильева! Соберись!

– Алена-а-а! – щелкает меня по носу Зорина, отвлекая от безрадостных мыслей и, схватив за руки, тащит вверх. – У нас еще два прогона, а ты как сонная муха.

Встряхнувшись, я поправляю затянутые в высокий хвост волосы и леплю на губы профессиональную улыбку, которую отрабатывала годами. Так и не скажешь, что полминуты назад я занималась глубоким самоанализом и выедала себе мозги чайной ложкой.

Несмотря на душевный разлад, движения сегодня получаются выше всяких похвал, и я впервые с опробования довольна собой. И, как показывает реакция девчонок-танцовщиц, не зря: одобрительно машет головой Лола, радостно хлопает в ладоши Лина и даже вечно недовольная всем миром и моей персоной, в особенности, Лана молчит. И я глубоко выдыхаю, стряхивая с плеч напряжение, приподнимаюсь на цыпочки и собираюсь поблагодарить Лильку за помощь и шефство, когда по относительно небольшому помещению прокатывается знакомый голос.

– Так вот как ты в библиотеке сидишь, да, Ален? В поте лица грызешь гранит науки, что называется, – заглянувшая на огонек Лариса в серой водолазке под горло и наглухо застегнутом пиджаке в клубе смотрится дико. Примерно, как туземец из Африки смотрелся бы на красной дорожке в Каннах. И я не удерживаю короткого смешка, представляя сестру получающей Оскар в юбке из соломы и открытом ярко-салатовом лифе. Вот это была бы умора!

– А я тут подработку нашла. Я разве не говорила? – беспечно перекатываюсь с пяток на носки и обратно и строю умильную мордашку, глупо надеясь, что все рассосется само собой и Лара по щелчку пальцев исчезнет из «Чернил», как будто ее здесь и не было никогда.

– Из меня-то дуру не делай, конечно, не говорила, – сестра манерно кривит тонкие губы и брезгливо изучает мою влажную форму, украшенную серебристыми шарами и звездами сцену и надолго задерживается на временно установленном в центре зала шесте. И я не берусь ей объяснять, что это для приглашенных артистов и закрытой вечеринки, на которой нас с подругами не будет. – Потому что, если бы сказала, папа бы давно выволок тебя из этого притона за шкирку.

– Полегче, училка, – выдает Лола, оценив Ларкины некрасивые очки в роговой оправе, и экспрессивно подкатывает рукава свободной кофты с кричащей надписью: «Сделай или сдохни». И я начинаю чувствовать себя героиней фильма, где американские школьницы воюют друг с другом за сферы влияния и дерутся до первой крови на заднем дворе или спортивной площадке.

– А ты что хотела, Ларис? Приступом родственной любви накрыло? Могла просто позвонить, – я осторожно обнимаю Лолу за плечи и шепчу «забей» ей на ухо, рассчитывая погасить конфликт до того, как он разгорится на полную мощь.

– Ты ужин нам обещала. И мы с мамой сидим, как две идиотки, в Никиной пустой квартире битый час.

– Почему как? – ляпаю сдуру, а потом хлопаю себя ладонью по лбу, осознав, что с Филатовым забыла про все. И про традиционные семейные посиделки, и про то, что контрольную Белоусову нужно было сдать еще на прошлой неделе, и про то, что скинуть мерки Шанской надо было вчера. Хорошо, хоть еще помню, как меня зовут. – Твою ж за ногу!

Я начинаю носиться между столами дикой белкой, собираю разбросанные по разным углам вещи и кое-как втискиваю свое липкое от пота тело в бордовое платье тонкой вязки. Не переобуваюсь, на ходу запихивая ботинки на высокой танкетке в спортивную сумку, и взъерошенным ураганом выметаюсь на улицу. И пугаю светловолосого парнишку лет пятнадцати-шестнадцати то ли сногсшибательным появлением, сбивая дверью урну с мусором, то ли горящими, как у ведьмы-Маргариты, глазами. В общем, несостоявшийся курильщик оторопело ойкает и роняет только что зажженную сигарету на землю. Хоть какая-то от меня польза.

– Правильно, я не Минздрав, конечно, но как тебе вообще их продали?

Мой вопрос виснет в воздухе, потому что подросток отчаянно крестится и валит от меня так, что сверкает подошва его модных конверсов. На что я лишь пожимаю плечами и нетерпеливо жду никуда не спешащую сестру, важно вышагивающую по тротуарной плитке.


– Ларка, ты издеваешься? – обреченно всплескиваю руками, готовясь к тому, что мама меня в порошок сотрет. Она терпеть не может непунктуальность, забывчивость и неряшливость. То есть все те качества, воплощением которых я и являюсь.

– Я не собираюсь из-за тебя бежать, а потом весь вечер сидеть с мокрыми подмышками, – по слогам проговаривает сестра и так же неторопливо опускается на кожаное сиденье приехавшего за нами такси.

А у меня в голове мелькает шальная мысль, что неплохо бы познакомить Ларису с Мишей Мельниковым. Вот уж кто бы точно оценил ее отутюженный пиджак без единого залома, собранные в симметричный пучок волосы и начищенные до бесящего блеска ботинки на небольшом квадратном каблуке.

По пути домой я еле успеваю оттереть влажной салфеткой испачкавшиеся кеды и наспех поправить потекший макияж, а еще понимаю, что просто зверски проголодалась и могу убить за сочный стейк средней прожарки. Так что, поднимаясь на наш гостеприимный этаж и минут на пять застряв между восьмым и девятым, я адски мечтаю о вкусном ужине и спокойном вечере. И даже не подозреваю, что первое скоро получу, а вот со вторым случится заминочка.

– Ма-а-ам, а для этого у нас управляющая компания есть, – мы застаем любимую родительницу посреди общего коридора на четвереньках с половой тряпкой в руках, и я боюсь даже, представить, какой порядок она успела навести в моем скромном уютном жилище. Я же теперь ни одну вещь на своем месте не найду!

– Да ну, пока их дождешься, по всему этажу грязь разнесут!

Вот таким неопровержимым аргументом заканчивается спор, работы по наведению чистоты на общедомовой территории продолжаются, а я устало приваливаюсь к стене, с грустью понимая, что вожделенный прием пищи откладывается. И, конечно, в эту секунду срабатывает общеизвестный закон Мерфи, он же закон падающего бутерброда, он же закон мирового свинства. Из двери квартиры напротив появляется сначала голова Агаты Павловны, а потом и она сама, и я зажмуриваюсь, предчувствуя масштаб надвигающейся катастрофы.

– Аленушка, а ты чего в коридоре стоишь? Пошли домой, – эта замечательная женщина мягко меня зовет и намеренно игнорирует косые взгляды, полные любопытства.

– А вы, собственно, кто? – решает вмешаться в беседу Лариса, считая, что без ее ценного мнения и банальных вопросов нам никак не обойтись, а мне до хруста костяшек хочется стукнуть сестру, чтобы в следующий раз держала язык за зубами.

– Филатова Агата Павловна, – царственно кивает моя потенциальная свекровь и, смахнув невидимые пылинки с голубого дизайнерского пиджака, припечатывает: – мать Аленкиного жениха.

– У тебя есть жених?! – давится воздухом от зависти Ларка и смотрит на меня, как на седьмую египетскую казнь, на что я недовольно передергиваю плечами и упрямо молчу, не желая ничего пояснять.

– Дочка, ты беременна?! – с ужасом восклицает мама и даже на какое-то время забывает, что на полу еще остались грязные разводы. Ну, а я крепче стискиваю зубы и думаю, что спустя пару секунд слечу с катушек и поражу всех собравшихся таким невероятным сленгом, что образ воспитанной (немного) девочки рассыплется в пух и прах.

И я уже набираю в легкие воздух, чтобы его хватило на сложившуюся в уме тираду, когда теплые губы нежно касаются моего виска, будя бабочек, мурашки и что там еще положено по списку. Филатов спасает положение, вручая моей маме букет невероятных пионов, за которые я готова продать душу дьяволу, подмигивает превратившейся в мумию Ларисе и уверенно придвигает меня к себе.

– Филатов Иван, жених Алены, – объявляет он так гордо, как будто получил Пулитцеровскую премию, я же прячу лицо у него на груди и плюю на все, позволяя мужчине разбираться в той каше, которую он заварил.

В конце концов, я – девочка, я не хочу ничего решать. Я хочу платье. Вон то изумрудное с пайетками и провокационным разрезом платье.

Глава 25

Иван


Ничего, сир. В семье не без урода — в моей

даже двое... Умудряются портить

все торжественные события...

(с) м/ф «Король Лев».


Вот так мы и стоим: Кнопка, зарывшаяся носом в мою серую толстовку, чуть влажную от промозглой осенней сырости. И я, окруживший нервно сопящую девушку кольцом рук и снисходительно взирающий на пытающихся подобрать челюсти с пола женщин семейства Васильевых. Филатовы, к слову, соображают намного быстрее и с легкостью приспосабливаются к той ж… жизненной ситуации, в которую умудрились угодить.

– Почему мы до сих пор стоим в коридоре, когда на кухне ужин стынет? – естественно, командование этим странным парадом принимает моя невозмутимая мать, широко распахивающая дверь квартиры и приглашающая нас всех внутрь.