– Я соскучилась, – выдыхаю ему прямо в помятую черную рубашку, млею от расползающегося по венам тепла и не придаю значения тому, что Филатов меня не обнимает.

– Я тоже.

– Как посидели?

– Да, ни о чем, – отрешенно отмахивается Иван и, усадив меня обратно на диван, самым наглым образом выпивает весь мой чай.

– А я тебе звонила…

– Да? – неподдельное удивление плещется в орехово-карих глазах, пока собеседник торопливо обшаривает карманы потертых Левайсов и так ничего в них не находит. – Скорее всего, в ресторане посеял. Вот засада! Ты волновалась?

– Угу, – признаюсь еле слышно, опуская взгляд в пол, и получаю невесомый нежный поцелуй в висок с просьбой отпустить Филатова ненадолго в душ, потому что мои руки сами обвились вокруг его талии и совсем не хотят разжиматься.

Спустя пять минут в ванной уютно журчит вода, я засыпаю в чайничек новую порцию заварки и думаю, что все потихоньку налаживается, когда дверной звонок трелью разрывает окружающее пространство, противно ввинчиваясь в уши. И я хочу малодушно проигнорировать незваного посетителя, но сдаюсь, беспокоясь за здоровый сон давно дремлющей Агаты Павловны.

– Здравствуйте, – я внимательно изучаю роскошную брюнетку в обтягивающем золотистом платье, подчеркивающем высокую полную грудь, крутые упругие бедра и осиную талию его владелицы и начинаю испытывать острый комплекс неполноценности рядом с этим эталоном красоты. – Вы, наверное, ошиблись квартирой…

– А вы Алена, Ванина сестра, да? Он много про вас рассказывал.

Сестра, как же. И любовью мы с ним занимались исключительно по-родственному.

Я давлюсь вертящимся на языке сарказмом, и теперь разрозненные слоги булькают у меня в горле, отказываясь образовывать слова, и я только и могу, что молчаливо кивнуть, жалея, что не вышла встречать гостью при полном параде.

Хотя… что бы это изменило? Даже на самых высоких каблуках и в самом лучшем своем наряде на фоне этой модели я буду смотреться блекло.

– А вы не могли бы передать Ивану, а то он у меня дома забыл, – я глупо пялюсь на лежащий в ладони у девушки прекрасно знакомый мне айфон и прикладываю максимум усилий, чтобы не прищемить ей нос дверью. Потому что желание стереть многозначительное выражение с ее ухоженного лица поистине бешеное!

– Обязательно, – сложив два и два, я выталкиваю ответ окаменевшими губами и делаю вид, что мне вовсе не больно и это не меня только что разбили на множество мелких кусочков, как не нужную дешевую китайскую вазу.

– Благодарю, – мягко улыбнувшись, брюнетка запахивает светло-розовое пальто и, прихватив его поясом, разворачивается, тряхнув густой иссиня-черной гривой, а я впиваюсь ногтями в матово-серый резиновый чехол, наивно надеясь заглушить растущую боль в груди.

Кусаю изнутри щеку, почти мгновенно ощущая металлический привкус на языке, и торопливо прячу телефон во внутренний карман Ванькиной куртки, не собираясь обсуждать с ним поздний визит не удосужившейся назвать свое имя девушки. В конце концов, мне не пятнадцать лет, чтобы верить в то, что прожженный бабник и ловелас Филатов играл с полураздетой (если учитывать глубину ее декольте) фифой в шашки. Только почему от осознания этой прописной истины легкие горят огнем и едкие слезы наворачиваются на глаза?

Изменится ради тебя, Алена? Ага, бежит и падает!

Словно сомнамбула, преодолеваю дорогу от коридора до спальни, запутываюсь в собственных ногах и со всего маха ударяюсь лодыжкой о деревянный край кровати. Шиплю, поспешно стягиваю одежду и, запрыгнув в закрытую фланелевую пижаму, очень вовремя ныряю под одеяло. Потому что через пять минут рядом со мной на постель опускается Ванька, от которого одуряюще пахнет свежестью и цитрусовым гелем для душа. И от его близости вкупе со сделанным мной открытием выть хочется еще сильнее.

– Кнопка, ты спишь? – теплое дыхание опаляет кожу шеи, но я упорно притворяюсь, что ничего не слышу, впиваясь зубами в губы и глотая соленые горькие слезы.

Не нужны мне сейчас ни разговоры, ни выяснение отношений, ни подачки. Завтра я соберу вещи и исчезну, как будто меня здесь никогда и не было, только Агату Павловну на вокзал проводим, лишь бы она ни о чем не догадалась…

Глава 31

Алена


Свекрови, берегите невесток…

Следующая может быть еще хуже!

(с) Автор неизвестен.


– Ален, ты себя хорошо чувствуешь? – Ванькин низкий с хрипотцой голос, в котором отчетливо читается тревога, наждачкой проводит по натянутым нервам, и я резко вскидываю подбородок, чтобы через мгновение утонуть в янтарно-карих глазах с чертовыми крапинками цвета молодой зелени. И мне приходится прикладывать поистине титанические усилия, чтобы не закатить полномасштабный скандал и не испортить финальный акт нашего с Филатовым спектакля.

– Нормально, просто не выспалась, – оторвавшись от созерцания взволнованного карамельно-орехового моря, я возвращаю все внимание стынущему напитку и настойчиво солю бедный чай, делая его непригодным к употреблению.

 Еще пару минут смотрю на солонку в своей руке и не понимаю, куда подевалась сахарница. Устало выдыхаю и неторопливо поднимаюсь, собираясь вылить содержимое кружки в раковину, но сталкиваюсь с застывшим посреди комнаты, словно постамент Ленину, соседом. Отчего мурашки табуном мчатся от макушки до кончиков пальцев ног, и начинает предательски щипать в носу. И если я сейчас на что-нибудь не отвлекусь, то рискую затопить кухню своими слезами.

– Доброе утро, дети!

Как нельзя кстати наше уединение нарушает Агата Павловна, по обыкновению появляясь при полном параде: с идеальной укладкой, как будто над ее волосами с самого утра трудился десяток стилистов, и с естественным макияжем, который у меня занимает не меньше часа. И, чем больше я смотрю на брючный костюм мятного цвета, тем больше чувствую себя ущербной. Потому что с моими талантами я бы успела его заляпать клубничным вареньем или томатным соусом задолго до начала завтрака.

– Доброе утро, – откликаюсь негромким эхом и, воспользовавшись моментом, возвращаюсь к столу. По новой наливаю в красную кружку с изображением Питера чай и на этот раз не повторяю оплошности, задумчиво размешивая серебряной ложкой сахар. А еще вздрагиваю от того, что Иван опускается рядом, случайно (или нет?) задевая мое колено своим.

А, может, все-таки устроить разбор полетов прямо сейчас? Поймать Ваньку на лжи, оскорбиться за «сестру» и уйти в туман, громко хлопнув дверью?

Шальная мысль мелькает в моем мозгу ровно секунду и так же быстро исчезает под напором банальной логики. Во-первых, я дала Филатову слово помочь с мамой и нарушать его не планировала. Во-вторых, никто не обещал глупой наивной Кнопке любовь до гроба, и вообще странно обвинять человека в том, что он вернулся к своим многолетним привычкам. Ну, и, в конце концов, проще помучиться пару часов и перетерпеть, чем впутать в этот балаган Агату Павловну и ждать от Ивана нелепых оправданий из разряда «меня похитили пришельцы» или «я выполнял важную миссию, порученную мне спецслужбами».

– Ален, точно все нормально? Ты совсем ничего не съела…

И, пока я пытаюсь убедить себя в том, что ничего страшного не произошло и что с Ванькиной изменой небеса не рухнули на землю, Филатов методично доламывает остатки моего самообладания своей непрошеной заботой. Заправляет за ухо выбившуюся из моего наспех заколотого пучка прядь волос, трогает ладонью лоб, проверяя температуру. И, по негласной традиции, делится шоколадным круассаном, потому что я их обожаю и это последний.

 Интересно, он за всеми своими девушками так ухаживает? И не путает прозвища, любимые цветы и блюда?

– Да, голова что-то с самого утра разболелась, – оправдываю мигренью и отсутствие аппетита, и плохое настроение и, наколов на вилку кусок яичницы, отправляю его в рот. Вкуса не чувствую совсем, как если бы жевала кусок резины. Плохо.

Кое-как высиживаю пятнадцать минут, пока сын с матерью оживленно обсуждают предстоящие праздники и поглощают овсянку с бананом и бутербродом. Облегченно выдыхаю, когда завтрак заканчивается, и первой выхожу в коридор, где уже стоит веселый цветастый чемодан Агаты Павловны, совсем не гармонирующий с ее представительной внешностью.

– Алена, вы с Ваней обязательно должны приехать ко мне на дачу на Рождество. Нарядим елку, баньку растопим, мяса нажарим. Соленья из погреба достанем. Знаешь, какие у меня огурчики маринованные? Пальчики оближешь, – моя несостоявшаяся свекровь широко разводит руки, и я послушно иду в ее материнские объятья. Утыкаюсь носом в лацкан стильного пиджака и жалобно всхлипываю, ощущая влагу на ресницах и на щеках.

– Но…

– Никаких «но»! Отказов я не принимаю, – меня ласково похлопывают по спине и для пущей верности добивают «контрольным». – Я рада, что у моего сына такая замечательная невеста!

– И я была очень рада познакомиться, – говорю искренне, от всего сердца, вытирая краешком рукава текущие сопли, и забиваю на то, что на светло-сиреневой ткани остаются черные разводы.

Скомкано прощаюсь, отлипая от Агаты Павловны, и считаю секунды до того, как за семейством Филатовых закроется входная дверь, и можно будет стереть с лица косо приклеенную маску и больше не улыбаться.

– Ну, вот и все, – бормочу себе под нос, направляясь в спальню, которую мы с Ванькой делили целых две недели.

Как быстро закончилась сказка, рассыпавшись блеклой золой. Карета превратилась в скособочившуюся тыкву, платье стало негодным тряпьем, а хрустальные туфельки разбились на осколки вместе с иллюзиями. Пожалуй, вместо «Золушки» я буду читать своему ребенку «Русалочку», если у меня родится дочь. Андерсен, по крайней мере, на страницах своей книги куда более честен: ты можешь хоть ноги отрастить вместо хвоста, только принц все равно выберет другую…