– Нормально.

Женька был против. Он не хотел, чтоб я возвращалась в то общество, где произошло убийство. Иногда я советовалась с ним, как поступать, что делать. Или просто звонила, когда было скучно. В тот день позвонила рассказать, что иду на встречу с подругами.

Женька отреагировал резко и категорично. Просил, уговаривал, приводил доводы.

– В этом городе не просто каждый сам за себя, здесь все против тебя, – убеждал он по телефону. – Ты повернешься, тебе плюнут в спину. Ты споткнешься, тебя подтолкнут. Ты упадешь, через тебя переступят.

Он так убедительно говорил, что я сама испугалась. Девчонки, кулуарные интриги, Пачерный, Варька, деньги, преступления. Все казалось зловещим и пугающим. Сославшись на недомогание, я осталась дома. Юлька ушла без меня.

Поздний звонок в дверь насторожил, я на цыпочках подкралась к двери. Убрала звук телевизора, набрав в легкие побольше воздуха, громко спросила:

– Кто там?

Квартира старая, дом видеосвязью не оборудован. В двери не было глазка, определить, кто находится за дверью, можно было только старинным детским способом.

– Это я, малыш.

Голос принадлежал Женьке. И только он меня так называл.

– Чего не позвонил? – накинулась я, как только он вошел.

– Улетаю через два часа, хотел увидеть.

– Куда? Почему?

Я растерянно моргала.

– Так и будем стоять в прихожей или можно войти?

Женька улыбнулся, вкатил огромный полосатый чемодан, чмокнул меня в щеку и прошел на кухню. Я засуетилась, поставила чайник и соорудила бутерброды из засохшего хлеба и сырной пасты.

– Куда ты летишь?

Я смотрела, как он пьет горячий чай и из вежливости жует мои бутерброды.

– В Америку.

Он сказал это таким будничным тоном, как будто это значило не больше, чем оторванная пуговица от рубашки. Я неэстетично подавилась и громко закашлялась.

– Как в Америку? Ты шутишь?

– Нет, серьезно.

– И я только сейчас об этом узнаю?

Я встала из-за стола и стала ходить взад-вперед. Габариты нашей кухни не позволяли сделать это красиво и размашисто, как мерил шагами Наполеон свой кабинет. Получалось больше похожим на метания мартышки в клетке. Но я не замечала. Голова гудела роем взбесившихся мыслей.

– Викуля, я не хотел говорить, пока не было визы. Знаешь, как тяжело ее получить?

– Женя, зачем тебе Америка? Это ведь так далеко.

– Я ненадолго. На полгода. Поучусь немного и вернусь.

– Ты и так умный.

Я не знала, как его остановить. Мне не нравилось, что я узнала это вот так, по факту, перед рейсом. Не понимала, зачем ему какое-то обучение, если все вроде бы и так хорошо. Здесь, в Москве. Я заламывала руки и преданно смотрела в глаза. И кружила над ним, как потерпевшая птица в поисках пропавших птенчиков. Ну, что он выдумал? Какая Америка?

Вдруг меня остановила четкая мысль. Я села за стол и взяла друга за руку.

– А когда ты собирался мне об этом сказать?

– Завтра, когда прилечу.

Я опять вскочила и мимоходом включила кнопку, отвечающую за истерику. Что-то кричала, называла ненормальным, топала ногами и бросалась междометиями. Он мужественно терпел и даже слегка посмеивался, чем еще больше меня злил.

– Обещаешь, что дождешься?

Он смотрел своими чистыми глазами и ждал ответа.

– Что с тобой все будет хорошо, ты не влипнешь ни в какую историю и не выйдешь замуж?

Я молча смотрела и успокаивалась. Бесшумно скользнула за стол и поняла, что время уходит. Его осталось ровно на слова прощания.

– Ты меня дождешься, правда?

– Правда.

Ком давил горло, я чувствовала, что слезы ждут команды «старт», но не хотела расстраивать Женьку.

– Ты поэтому не хотел, чтоб я сегодня вечером ушла к девчонкам? Хотел попрощаться?

Мой голос дрожал.

– Нет, я беспокоился. И сейчас волнуюсь. Поэтому прошу, чтоб ты сдержала свое обещание. Никаких сомнительных компаний, подозрительных клубов и мужчин.

Я кивнула, опустив ресницы.

– Никаких мужчин? Совсем?

– Малыш, – Женька засмеялся.

Мы обнялись на прощание и стояли у дверей долго-долго, как склеенные братья-близнецы.

– Мне пора, – шепнул он на ухо.

Я подняла голову. Губы оказались так близко, что я машинально их поцеловала. По-дружески. Женька слегка отодвинулся, заглянул мне в глаза, не веря собственным ощущениям. Слегка коснулся моего лица кончиками пальцев, провел ими по губам. Взял в свои ладони и поцеловал. По-настоящему.

Это длилось недолго, секунд пять. Я не успела ничего понять. Отпустил резко и неожиданно. Как сам поцелуй. Горячий и стремительный. Дернул за ручку чемодан и вышел за дверь.

Я очнулась от гипноза, когда на этаже с грохотом открылись двери лифта. Выглянула в коридор. Мой друг наполовину скрылся в глубине, на площадке торчал пестрый чемодан, упирающийся колесами в щель. Я позвала негромко:

– Жень.

Он выглянул. Я открыла рот, но не смогла ничего произнести. Повисла пауза. Дверь с грохотом решила закрыться, но чемодан уверенно подставил бока. Растерянно моргая, я смотрела, как он впихнул чемодан в лифт. В ту секунду, когда двери возобновили попытку закрыться, Женька крикнул:

– Вернусь, и мы поженимся.

Двери захлопнулись, лифт со свистом пополз вниз.

Я отлипла от стены и вошла в квартиру. Что это было?

Прошла на кухню, посмотрела на две чашки, тарелку с недоеденными бутербродами, убедилась, что мне все это не приснилось. Убрала посуду, посмотрела в зеркало. Вернулась на кухню, вымыла с содой чашки, доела всухомятку бутерброды. Поговорила сама с собой.

– Вика, это был Женя?

– Да, Вика, тебе не показалось.

– Мой друг Женя?

– Да, Вика, тебе не показалось.

– Это был настоящий поцелуй?

– Да, Вика.

– Или дружеский?

– Не похоже, Вика.

– Про свадьбу он это серьезно?

– Не знаю.

– Зачем?

– Не знаю.

К тому моменту, когда вернулась Юлька, я практически поверила в то, что Женька меня любит, но боится в этом признаться. Вспомнила тот нелепый случай со свиданием в тринадцать лет, его смущение и мой ответный смех. Собирая по крупицам детство, я могла утверждать, что Женька по уши в меня влюблен. Но с другой стороны не было никаких доказательств этого: он никогда не проявлял ко мне интереса, как другие мужчины. И если бы не этот поцелуй, признаков его симпатии ко мне как к женщине я бы не нашла. Хотя этот поцелуй можно считать прощальным, случайным. Человек уезжает в незнакомую страну, там его ждет неизвестность и тоска по друзьям. Мало ли, что происходит в головном мозге в этот момент? Схемы сдвигаются, границы рушатся. Мозг посылает путанные сигналы: друг равняется объекту любви. В такой плаксивый момент все могло случиться. Да.

Стоп. А как же тогда последняя фраза? Разве на друзьях женятся?

– Вика, ты что, уснула в ванной?

Юлька тарабанила в дверь, а я сидела над умывальником и растерянно смотрела в зеркало. Разговаривала сама с собой.

– Выхожу.

Юльке я решила ничего не говорить о визите друга.

Как и другу о предстоящем футбольном матче.

Глава 9

– Юлька, Юлька!

Я требовательно звала подругу в трубку телефона, перекрикивая шум улицы.

– Юлька, слышишь меня? Бери билеты на трибуны А или С, там орут меньше.

– В центральных кассах очередь, – кричала в ответ Юлька, – возьму билеты в кассе у метро.

Когда-то услышала фразу: «Футбол – игра для женщин». И только в свои двадцать пять поняла ее истинный смысл. Действительно, такого накала страстей и плотности мужского населения на квадратный сантиметр не встретишь нигде. Больше нигде. Даже в стриптиз-баре. Мужчины, утомленные офисом, суетой, капризной погодой, курсом доллара и еще бог весть чем, не могут расслабиться абсолютно и необратимо. Они смотрят, думают, прикидывают, подсчитывают. А стадион дает всем без исключения волну драйва и эйфории. Это случается на волне всеобщего ликования, предвкушения и страсти. Причем оставляя без внимания половые признаки, возраст, цвет кожи, глаз, волос. Больны футболом все без исключения.

Как всегда, справа и слева от нас сидели мужчины. Две молодые, красивые и стройные болельщицы в красно-белых косынках привлекали внимание.

– Артур, смотри, какие симпатичные девочки.

Мужчина неопределенного возраста, обладатель увесистого пивного животика, толкнул своего соседа.

Ненавижу слово «симпатичная». Не понимаю его смысл. Есть красивая, есть некрасивая. Безобразная, уродливая, страшная. Куча синонимов. А что такое «симпатичная»? Где-то посередине? Вроде бы ничего, нравится, но до слова «красивая» не дотягивает? Не та ступень. Так, получается? Тогда пусть лучше смазливой называют.

– Девушки, вас как зовут?

– Одни козлы кругом, – прошипела на ухо Юлька, – хоть бы кто порядочный пристал.

– За «Спартак» болеем? – поинтересовался тот, кого звали Артуром.

Господи, ну почему мужчины так топорно мыслят? Атрибутика присутствует, неужели не видно? Почему современные мужчины даже не стараются произвести впечатление? Почему уверены, что их примитивный юмор и детсадовские заигрывания могут заинтересовать девушку?

– Вика, сзади сидит отпадный мальчик. Только сразу не поворачивайся. В красной футболке, чуть справа.

Я повернула голову на Юлькин маячок. Посмотрела вдаль, выше. Потом скользнула взглядом мимо парня.

– Ну что? – возбужденно шептала Юлька в ухо.

– Ничего.

– Не увидела?

– Нет, он ничего. Прикольный.

Юлька одобрительно кивнула. Моя реакция ей понравилась. Скинув с плеч вязаный кардиган, она сексуально обнажила оголенную спину в ажурном топике. У наших соседей отвисли челюсти. Мужики откровенно пускали слюни, не предполагая, что спектакль разыгрывается не для их глаз. Я посмотрела на Юлькину голую спину и плотнее закуталась в пиджак.