Самоуверенный, самовлюбленный болван!

— Не сомневайтесь, не проделаю. Больше этого не повторится, — теперь уже я начинала злиться.

Что он себе позволяет! Неотесанный мужлан, питекантроп, тупица! Я, между прочим, вчера ради него страдала, здоровье гробила. А он!..

Впрочем, о том, что алкогольный подвиг был совершен ради него, Максим Геннадьевич не знает. И не узнает. Ладно. Кажется, я загостилась. Пора и честь знать.

— Мне что-то совсем перехотелось завтракать, я, пожалуй, пойду.

— Стой, — уже спокойно сказал он. — Надеюсь, ты не явишься завтра с заявлением об уходе.

Я повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Если бы он умел читать по глазам, он бы обязательно прочитал: явилась бы и запросто. Но кто-то же должен прикрывать твою накачанную задницу. Да и Алевтина сживет меня со свету, если я попытаюсь шагнуть вправо или влево от твоей приемной.

Но читать по глазам он не умел, а вслух я лишь сказала:

— Не дождетесь!

В прихожей я быстро нацепила туфли, схватила сумочку и, не прощаясь, выскочила за дверь.

Но стоило мне оказаться на улице, как телефон в сумке зазвонил. Я достала его с самым недовольным видом, не сомневаясь в том, что я прочту на мониторе.

Но мой гаджет уже в очередной раз преподнес мне сюрприз: там высвечивалось имя Алевтины. Сердце забилось втрое быстрее: о чем с ней говорить? Что она знает. Мог пьяный Костик проболтаться о моем визите? Может, меня уже собираются убрать, как ненужного свидетеля? Интересно, сам Костик-то жив? Негнущимися пальцами я нажала на сенсор.

— Здравствуйте!

Вряд ли мой голос был достаточно ровным, а улыбка слышалась в тоне в нужной степени. Но на данный момент подвигом было уже то, что я просто ответила.

— Катенька, девочка моя, — донеслось из трубки. — Думаю, нам нужно кое-что обсудить. Приезжай ко мне в шесть, я буду одна, и мы сможем поговорить без лишних ушей.

Она отключилась, а у меня в душе нарастала паника.

Я точно знала, что мне нельзя туда ехать, и при этом понимала, что все равно поеду.

Я была невероятно рада вернуться домой. Могла ли я подумать, выходя вчера вечером, что до возвращения случится столько всего: меня ошеломит потрясающей новостью о том, что мой шеф — крутой наследник, а сверху ошеломит еще и самим шефом, который ведет себя отвратительно! Ужасно он себя ведет. Добавим сюда непривычно елейный голосок Алевтины…

Может быть, раз уж нас ждет задушевная беседа, у меня получится договориться? Вдруг она сжалится и разрешит мне сменить работу.

А еще лучше пусть она скажет: «Знаешь, Катя, ты отлично поработала! Думаю, дальше этот клиент справится и сам. А для тебя есть восхитительная должность, правда, связанная с переездом. Не очень далеко — на Северный полюс. Да-да, отличные условия — отапливаемая юрта и трехразовое питание. Почту, правда, доставляют на собаках, но в остальном все идеально».

Честно слово, я соглашусь не раздумывая.

Даже это лучше, чем иметь дело с этим хамом и грубияном!

Ришки дома не оказалось. И это была отличная новость. Рассказывать ей, где, как и с кем я ночевала, не хотелось совершенно. Настолько не хотелось, что я впервые в жизни порадовалась, что подруги рядом нет. Пусть бы они со своей писательницей уехали в командировку, куда-нибудь подальше! А хоть бы и на тот же Северный полюс.

Я заварила себе горячий чай, завернулась в плед и задремала. Все-таки сон — лучшее лекарство и спасение от многих проблем. По крайней мере, временное.

Но, как выяснилось, не всегда. Казалось, я только закрыла глаза, и тут же их открыла — а на часах уже половина шестого.

Ужас!

Опоздать к Алевтине — это худшее, что можно придумать. После такого даже о месте на Северном полюсе я буду только мечтать.

Я спешно стала вызывать такси, но, кажется, сегодня весь мир был против меня. Машин поблизости не было, все на заказах. Я перебрала четыре или пять номеров, прежде чем мне выдали авто. Так, наскоро одеться, минимальный макияж, не такой тщательный, как надо было бы, волосы зализываем и закручиваем в узел. Не бог весть что, но сойдет.

Хорошо, что идеально подобранные друг к другу костюмы и туфельки в шкафу находятся рядом. Я впрыгнула в лодочки, когда машина уже въезжала во двор. Поморщилась: все-таки это не самая удачная обувь для травмированного человека! Но что-то менять поздно, и я побежала по ступенькам вниз.

Если бы на этом мое невезение закончилось! Как бы не так!

Пробка, не слишком большая, но все же. Красный свет, опять красный свет, и снова красный! Как будто бы его нарочно для меня включили по всему городу. Вобщем, уже подъезжая к офису Алевтины, я знала, что случилась катастрофа: я опаздываю. И не на сколько-нибудь там, а на хороших двадцать минут. Я судорожно набирала ее номер, чтобы хотя бы предупредить.

Пробки вряд ли сойдут за уважительную причину. Но попробовать стоит. Однако Алевтина не отвечала. Сердце мое рухнуло куда-то вниз: похоже, я уже в опале и еду туда лишь для того, чтобы в этом убедиться.

Впрочем, как только мы подъехали к офисному зданию, я поняла, что случилось что-то куда более серьезное. Возле входа толпились зеваки, стояла «скорая» и машина полиции. Я рассчиталась с таксистом и бросилась туда, где, кажется, что-то случилось.

Действительно случилось. Крепкие ребята вытаскивали носилки. На них лежала хрупкая женщина с повязкой на голове. На фоне мертвенной бледности макияж смотрелся вызывающе ярко. Я даже не сразу ее узнала. Алевтина! Боже, что случилось? Она хоть жива?

Так, без паники! Мертвецам не бинтуют головы. Носилки с телами не ставят бережно в машину «скорой помощи». Кажется, их просто пакуют в черные пакеты на молниях. Или это в зарубежных фильмах?

На самом деле я никогда не видела, как увозят мертвецов. И, если честно, и впредь обошлась бы без этого знания. Мне следует узнать кое-что другое.

Я пробилась сквозь толпу и спросила у молоденького санитара:

— Куда ее сейчас?

— В двадцать третью больницу, в реанимацию, — бросил он и скрылся внутри бело-красной машины.

«Скорая» сорвалась с места и с громким воем влилась в дорожное движение. А люди и не думали расходиться. Они стояли, обсуждая что-то. Я огляделась по сторонам. Неподалеку от входа пожилой усатый полицейский допрашивал Мирочку — бессменную помощницу Алевтины.

— Понимаете, она всех отпустила пораньше. Я слышала, с кем-то назначала встречу на шесть. С кем-то важным. А я вернулась случайно, забыла пакет с продуктами. В обед купила в супермаркете и оставила. Захожу — а двери нараспашку. Я поднялась, а она там, и кровь!

— На сколько говорите встреча? — уточнил полицейский.

— На шесть.

Я словно вросла в землю своими модельными лодочками не в силах ни дышать, ни двигаться. Жуткая правда предстала передо мной во всем своем неприглядном обличии.

Кто-то напал на Алевтину, как раз в то время, когда я должна была быть там. Мое опоздание, внезапное возвращение Мирочки меня буквально спасло. Теперь совершенно очевидно, что в тот самый момент, когда кто-то злобный заносил «тяжелый тупой предмет» над головой моей наставницы, я торчала в пробке. У меня есть железное алиби. Но тот, кто это сделал, не мог ничего подобного предположить. И то, что случилось, это нападение не только на Алевтину, но и на меня тоже.

Я перезвонила в службу такси. Главное, не терять самообладание.

— Скажите, пожалуйста, меня только что везли от… — я назвала домашний адрес, — вы не могли бы подсказать позывной водителя и номер машины. Что вы, что вы! Никаких проблем! Удивительно чуткий и вежливый водитель, хочу написать благодарность у вас на сайте.

Я записала продиктованные цифры, несколько раз поблагодарила диспетчера за прекрасную работу и выдохнула.

Значит так. Обвинение в попытке убийства мне уже не грозит. А вот что грозит Алевтине, следовало выяснить и как можно скорее. Что там говорил этот мальчик? Какая больница?

Вызывать такси к месту происшествия я не стала. Прошла квартал и махнула рукой у обочины.

— Больница номер двадцать три, — уставшим голосом сказала я водителю.

Глава 19

В больнице пахло больницей. Ненавижу этот запах с детства. Он напоминает об одиночестве, недобрых медсестрах и болючих уколах. До сих пор не люблю оказываться в медучреждениях. Даже если никто не собирается ставить мне уколы.

— А вы кем ей приходитесь? — бесцеремонно спросила меня регистраторша, когда я попыталась выяснить хоть что-то о судьбе Алевтины.

— Родственница, — как можно увереннее заявила я. Та окинула меня недоверчивым взглядом, и я поспешила уточнить: — Племянница! Только стало известно о несчастье, и вот я приехала…

Изображать беспокойство и страдания мне не пришлось: я и правда сходила с ума от страха и неизвестности. Кажется, мой перепуганный взгляд ее убедил. Оставалось надеяться лишь на то, что настоящих ее родственников в больнице нет. Да и есть ли они у нее вообще? О личной жизни Алевтины, о ее семье мы не знали ровным счетом ничего.

— Состояние стабильно тяжелое. Мы делаем все, что можем. Сейчас идет операция. Пока не завершится, вам никто ничего не скажет. И когда завершится, сразу тоже не скажут. Так что, милочка, ждать и только ждать…

Сколько ждать, она не сказала. А я не стала уточнять. Опустилась устало на жесткий диванчик для посетителей. Нужно было срочно что-то придумать. Понять, что происходит… Проанализировать и сделать выводы. Но вязкая каша, которой почему вдруг наполнилась моя голова, не давала ни единого шанса…

Телефон в сумочке зазвонил. Я машинально его достала.

Это Макс. Ну что уже ему надо?

Можно было, конечно, сбросить его звонок, но на фоне того, что случилось сегодня, наша утренняя ссора, да и вообще любая ссора, которая могла между нами произойти, казалась никчемной и пустяшной.