С трудом считаю до десяти, чувствую, как привычная маска арийского спокойствия и пренебрежительного хладнокровия скрывает одержимое желание отыметь Лейлу сию же минуту. Нагнуть через спинку дивана, задрать платье, заклеймить лёгким шлепком по упругой попке и войти на всю длину члена без долгих прелюдий. Возможно, я так и сделаю однажды, когда она будет к этому готова. Не сейчас, когда в ее напряжённой позе и спасительном высокомерии кроется испуг перед предстоящим.

Самое лучшее, что я могу сделать сейчас для нее — показать, что могу держать себя в руках. Да и мне просто необходим холодный душ. Член стоит колом, в голове набат и одна-единственная мысль — овладеть моей восточной красавицей.

Холодная вода не помогает. Эрекция не спадает, что бы ни делал, на что бы не пытался отвлечься. Я боюсь коснуться своего члена — если представлю, что это ее руки, не сдержусь. Она меня как будто опоила мощным афродизиаком.

Хочется выйти к ней в одном полотенце на бедрах, но я понимаю, что ничто не остановит меня. Сорвать его дело одной секунды. Потерять над собой контроль — вообще одно мгновение. Поэтому снова надеваю костюм. Какой-никакой план нашей сегодняшней встречи я уже нарисовал в своей голове. Лейла не догадается, что я готов ее разорвать при одном только взгляде. Пусть думает, как меня ублажить и оставить довольным.

Но я уже знаю что она заставит меня испытать незабываемый оргазм, не прилагая к этому особых усилий.

Когда я выхожу, мне хочется увидеть ее голой. Такой женщине не трудно догадаться, как меня встретить. Я же знаю, что ее тело дрожит не от страха и отвращения. Она хочет меня тоже. Я знаю, как выглядит женская похоть, и Лейла не избежала ее ядовитого поцелуя.

Увы, ничего этого нет. Она сидит на диване, напряжённая как струна, делает вид, что все происходящее ее мало занимает.

— Ты все ещё одета, — мой голос все же дрожит, и она вздрагивает, приняв страсть за недовольство. Но в ее словах вызов:

— Я думала, ты сам захочешь меня раздеть.

Мне пробивает голову одна только мысль об этом. Правда, девочка моя, если я это сделаю, ты пожалеешь. Я в шаге от твоего изнасилования. Тьма заволакивает глаза. Я представляю, как заламываю ее руку за спину и снимаю с нее всю одежду, наслаждаясь ее беспомощностью.

Мир, твою мать, ты что, варвар? Ты из лесу вышел? Держи себя в руках.

— Нет. Ты сама разденешься для меня, пока я буду смотреть. Возбудишь меня языком своего красивого тела и попросишь тебя трахнуть. Вот тогда я это и сделаю, и никак иначе.

А это мысль. Пусть станцует. Пусть потешит мое самолюбие своим послушанием. Тем самым убережёт себя от участия быть оттраханой на полу без права меня остановить.

Ее запах кружит голову. Я остаюсь верен своему плану, хотя по пути к бару едва ли не кидаюсь на Лейлу. Не время ещё, моя девочка.

Коньяк оседает во рту приятным жжением. Обрезаю кончик сигары, подкуривая с полузабытым удовольствием. Но вожделение никуда не девается. Страсть начинает увеличиваться в масштабах от этой захватывающей игры с самой желанной из женщин. Поднимаю табличку — объект желания всех рестораторов и владельцев кафе в стране, провожу пальцами по буквам "ревизор рекомендует". На случай, если Лейла забыла о том, ради чего сегодня пошла в логово зверя, и чтобы не растеряла свою мотивацию.

— Я жду. Сними с себя все и покажи, как ты готова стараться, чтобы получить мой высший балл. Давай, Лея…

Какой-то миг и маска невозмутимости слетает с ее лица. Как будто она ожидала чего-то другого, а не того, что я заставлю ее ублажать себя.

— Ты… ты хочешь, чтобы я танцевала? Да ты…

Щелкаю кнопкой универсального пульта, и из скрытых динамиков льется мелодия. Киваю, наслаждаюсь замешательством в глазах своей девочки.

Она шумно вздыхает, отводит взгляд, словно ей необходимо собраться с мыслями.

— Всего лишь танец… пока что, — не собираюсь щадить ее чувства, затягиваюсь сладким дымом сигары. Когда пауза становится долгой, Лейла внезапно улыбается. Ее улыбка похожа на мою. В ней хищный голод и азарт.

Член упирается в ширинку, и я содрогаюсь от укола болезненного возбуждения. Один только взгляд, твою мать. Перехватывает дыхание, руки начинают мелко трястись. Делаю глоток коньяка аккурат с ее первыми движениями.

Она грациозна и пластична. И с каждым ее движением мой член становится тверже. Скольжу голодным взглядом по ее телу, понимаю, что ещё немного и повалю на пол, после чего яростно овладею. Чертова ведьма! Никто и никогда не заводил меня так сильно, одним своим взглядом и движениями.

Лейла ловит темп музыки, и я чувствую что-то ещё. Будто заранее предопределённые роли меняются. В ее глазах нет страха. В них вызов и скрытое торжество. Эта дерзкая женщина знает обо мне все. Я не смог обмануть ее показным спокойствием.

Поднимает руки, задев при этом свои волосы, и они падают на плечи блестящей волной. Из моего горла вырывается хриплый стон. Я хочу почувствовать их ласкающую мягкость на своей коже. И ещё, накрутить на свой кулак, удерживая голову Лейлы, когда она будет брать мой член губами.

— Ещё… — я уже не осознаю, что выдал свои истинные чувства с головой. Глупо играть в бесчувственного киборга, когда член готов разорвать ткань брюк, а я едва соображаю, что происходит, жадно внимая эротичным движениям Лейлы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Она вздрагивает. Даже в полумраке комнаты ее глаза горят возмущённым огнем. Плечи поднимаются словно в знак протеста на долю секунды. Но я вижу в ее взгляде такое же желание, что сейчас плавит меня изнутри. Может не столь мощное, но не оставляющее никаких сомнений: она меня хочет.

Именно страсть заставляет ее так двигаться, призывно смотреть мне в глаза и млеть, осознавая свою женскую власть. И меня накрывает новой жаркой волной. Это похоже на радость. Радость от того, что я так на нее влияю.

Новое ощущение бьёт на поражение в эпицентр сердца, и разливается по всему телу мощной неконтролируемой волной. Я не сразу понимаю, что это похоже на приближение разрядки.

Мне, вашу мать, тридцать семь лет! Я не сопливый школьник, но сейчас я не далеко ушел от героя фильма "американский пирог".

Пепел сигары падает на брюки, а я этого не замечаю. Ничего больше не имеет значения, только страстный танец Лейлы и дикое болезненное возбуждение. Я хочу видеть ее голую. Пусть даже это окончательно меня добьет.

— Сними платье! — голос дрожит. — Сделай это дико сексуально… Я жду!

Откуда берутся эти слова? Я о них забываю уже спустя секунду. Перед глазами знакомая темная пелена, между ног разгорается самый настоящий пожар.

— Сними… платье! Не разочаровывай меня! — сам не понимаю, зачем беру дрожащей рукой табличку. Лейла вряд ли все это делает ради куска тупого пластика.

Ее глаза горят протестом, с которым она неосознанно борется. Внизу моего живота начинают крутится предупреждающие спирали болезненного возбуждения. Я хорошо знаю, что это. Наверное, слишком прифигел от подобного, чтобы поверить, что это может со мной случиться.

Лейла тянет змейку платья вниз. Едва не рычу, когда она медленно снимает его и начинает контрнаступление. Так это выглядит. Ее шикарное тело в черном кружевном белье. Ее руки, ласкающие загорелую мерцающую кожу. Ее взгляд и грация, призванная свести с ума всех и вся вокруг.

Черт, она опускается на колени. Не успеваю отреагировать, смотрю сквозь багровые всполохи в глазах, как она выгибает спину. Как облизывает свои тонкие пальцы, ведёт вниз по шее. На месте ее пальцев должен оказаться мой член, сию же минуту, и он так быстро не отпустит ее губы.

Это контрольный выстрел. Но далеко не последний.

Ее влажные пальцы опускаются под бюстгальтер. Я отчётливо вижу, как моя девочка ласкает себя, оттягивая сосок. Это предел.

— Да, блядь… Лейла! — теряю остатки самообладания, понимая, что это все. Финиш. Точка невозврата. И то, что она тоже все это видит и понимает. И когда я готов как мне кажется сдержаться…

Она резко расстёгивает кнопку бюстгальтера. Меня ослепляет вид ее совершенной груди с темными острыми сосками. На них тотчас же ложатся ее ладони, но слишком поздно.

Это мой предел.

Член взрывается спазмом запредельного наслаждения. Я даже не успеваю ничего понять.

— Да… блядь! — не осознаю, что матерюсь. Чувствую, как струи спермы бьют в ткань брюк, шум в ушах перекрывает музыку, и мир вокруг теряет прежние очертания. Сигара падает на стоящий рядом стол, коньяк проливается на ковёр.

Меня зовут Любомир Марченко, и меня только что отымели. Отымели без тактильного контакта.

Я пытаюсь прийти в себя. Перед глазами все ещё пляшут черные бесшумные тени. Но сквозь них я вижу улыбку Лейлы — безжалостную, самодовольную. Ее бровь насмешливо изогнута. И я, кажется, ее понимаю. Глупо ожидать иной реакции.

— Ты невероятная. Таких уже не делают, — хриплю я, стараясь замять инцидент. — Со мной со школы такого не случалось.

Нет, мира не будет. В глазах Лейлы злорадство. Она поднимает платье с пола.

— Ничего, бывает. Когда ты придёшь вручить мне табличку? Желательно, завтра.

Реальность бьёт разводным ключом по голове. Я смотрю, как Лейла выворачивает платье с видом победительницы. И тьма начинает вновь заполнять мое умиротворенное после удовольствия сознание. Я вновь становлюсь тем, кем есть. Безжалостным ублюдком.

— Табличку? А ты всерьез полагаешь, что ее заслужила?

На ее лице гаснет триумф, его сменяет замешательство и испуг. Конечно же, она думала, что я разомлел после оргазма так, что мозги размягчились. Тыпросчиталась, девочка. Теперь я взыщу с тебя по полной.

— У нас был договор. Я заставила тебя кончить как никогда и ни с кем. Или это обычное твоё состояние?