— Можно войти?

Я едва не срываюсь и не затаскиваю ее в квартиру сию же минуту! Да что там — я готов овладеть ею прямо на лестничном пролете на глазах шокированных жильцов.

— Ты уже второй раз удивляешь меня.

— И это приятно, — она проходит в прихожую, позволяя мне закрыть двери. Как только я это делаю, теряю голову. Припадаю к ее губам в поцелуе, в ушах звенит, и сердце стучит быстро-быстро.

— Мир, мой зверь… Погоди же… Не спеши, мой хороший…

Но ее пальцы зарываются в мои волосы на затылке. А в голосе манящие ноты возбуждения.

— Не могу. Ты сладкая… Невообразимо сладкая…

— Кажется, у тебя что-то горит.

— Да. Я весь горю…

— Да нет же! На кухне…

Приходится отпустить ее и прервать сладкие поцелуи.

— Вот черт! Заправка для соуса!

Срываю сковороду с поверхности сенсорной плиты. Лейла заходит следом и смеётся. От ее смеха внутри расцветает счастье.

— Любчик, спокойно. Ресторатор спешит на помощь. На работу я бы тебя не взяла, ты чё запорол…

— Два ресторатора…

— В смысле?

Понимаю, что сказал лишнее. Черт! Но это уже от меня и не зависит. Мое простреленное стрелой амура сердце в ее руках. Она его владычица. А Штирлиц никогда не был так близок к правде.

— Ну я в смысле, что сегодня я тоже ресторатор. В некотором смысле.

В ее глазах что-то похожее на подозрение. Но лишь на один миг.

— Так, вода Закипела. Ага, вот спагетти. Как любишь? Альденте?

— Лейла, оставь! Проходи в комнату и подожди, я скоро закончу…

— А ты не из тех, кто считает, что место женщины на кухне…

— Я считаю, что твоё место — в моем сердце, Лея.

Признание уже рвется с моих губ, но она внезапно замыкается.

— Мир, я… мы же не торопимся… я не…

— Почему ты так боишься это услышать?

Она не отвечает. Зачерпывает ложкой воду, дует, остужая. Добавляет соль. Затем лишь, удовлетворено кивнув, погружает в кипяток спагетти. А мой вопрос остаётся без ответа.

— Я же говорила, я умею все. Я могу заменить на кухне любую кадровую единицу. Когда мы начинали, я была и разнорабочим, и промоутером. Со спагетти точно справлюсь! А теперь давай посмотрим, можно ли спасти твой соус…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я смотрю на нее. Меня словно обволакивает тёплым ветром. Умиротворяющим, ласковым. Я словно Одиссей, который так долго болтался в море, отчаявшись вернуться домой. Это чувство что ты нашел свою гавань и наконец то вернулся домой к своей возлюбленной.

— Вроде все! — Лейла накрывает сковороду крышкой. — Ужин спасён!

Я не знаю, так ли это. Делаю шаг вперёд и вновь заключаю ее в плен своих рук.

Теряются слова. Тонут в ее слабом стоне, впитываются в ее губы. Она мое безумие.

В который раз я говорю "спасибо" собственной силе воле. Независимости, благодаря которой я сама принимаю решения, не думая, насколько это правильно и неправильно, и что об этом подумают люди.

Сегодня я не искала чужого одобрения. Не наступала себе на горло. Я просто поняла, что больше не хочу расставаться с Любомира Марченко. Он стал для меня особенным и безумно дорогим.

Жизнь и без того летит на космической скорости. Завтра, возможно, я пожалею, если не сделаю…

И я это делаю. Укладываю сына спать, звоню няне. Пока она едет, принимаю душ, втирают в кожу масло, делаю загадочный макияж. Завиваю волосы. Выбираю изумительно красивое красное платье.

Вечером улицы столицы не так заполнены машинами, как днем. Я уверенно веду автомобиль к дому Любомира. Предвкушение разбивается волнами о берег того чувства, что уже не с чем не перепутать.

Взяла и влюбилась. Взаимно.

И вот знакомый дом, квартира… Любомир пытался приготовить ужин… его поцелуй на моих губах… чувствую, как дрожат ноги и намокают трусики.

Я больше него самого хочу оказаться в постели… или даже не добежать до нее, а устроить оргию прямо здесь, на полу кухни… Чего мне стоит делать вид, что я увлечена спагетти под пылающим взглядом Любомира!

Едва понимаю, что делаю. Это память рук, скорее. Тех времени, когда я сама была и су-шефом, и хостес, и официантом, и директором. Одержимая идеей изучить все.

— Ужин спасён! — просто чудо, как мне удается сохранить голос весёлым. Он дрожит от возбуждения. А может, мне не удается вовсе.

Любомир делает шаг ко мне, обнимает.

Меня прошибает разрядами его мужской энергетики. Она повсюду. Она стала и моей тоже. Я не могу и не хочу с этим бороться. Я сейчас расплачусь, если Мир будет и дальше смотреть на меня, но ничего при этом не делать!

Шумит в ушах. В висках. В сердце.

Смотрю на губы Любомира и едва ли не задыхаюсь. Его почерневший от страсти взгляд проникает в мою душу. Его прерывистое дыхание сводит с ума. И он так близко, что его черты лица начинают двоиться, но я лишь шире открываю глаза. Я готова смотреть на него, не отрываясь.

Всхлипываю. А его тёплые пальцы прикасаются к моим скулам, гладят подбородок и шею. Большой палец скользит по губам, вычерчивая их контур. Боже! Я чувствую, как дрожат ноги. Я чувствую его губы напротив моих. Расстояние между нами сокращается в одно касание.

Его губы впиваются в мои. А язык скользит обманчиво невесомым касанием словно крылья бабочки.

Я отпускаю себя и начинаю тонуть в сладком безумии по имени Любомир.

Губы Марченко сливаются с линией моего рта. Губы к губам, глаза в глаза. Как две половинки одного целого. От каждого движения и скольжения вздрагиваю всем телом, толкая язык в ответ на его дразнящие скольжения. А Любомир углубляет поцелуй, и я теряю голову от его страстных атак. Крик гаснет на моих губах, звучит где-то в голове.

Только собираюсь поднять руки к плечам Любомира, как его ладони перехватывают мои. Пальцы переплетаются. Марченко слегка толкает меня к столешнице, а я млею от ощущения, будто меня накрыло полностью его горячим сильным телом.

Любомир делает маневр, и мой язык теперь атакует его рот. Его руки заводят мои за спину, удерживая и не отпуская. Миг, и сжимает полушария моих ягодиц под тонкой тканью красного платья. Скользят, поднимая его до пояса, и касаются уже обнаженной кожи в опасной близости от промежности.

Любомир прерывает поцелуй. Его хриплое дыхание касается моих губ.

— Ты безумие… Ты головокружительное сумасшествие. Обними… я хочу получить тебя всю!

От его слов меня обволакивает дрожью возбуждения от кончиков пальцев до затылка. Кровь кипит в моих венах. Покоряюсь его словам. Жадно тянусь к его шее, спине, груди. Его тело опаляет жаром. А его сильные руки внезапно подхватывают меня под ягодицы и бицепсы ног, поднимая над полом. Я едва ли замечаю это.

Что-то холодное касается моей кожи. Он просто садит меня на столешницу, ещё влажную от недавней уборки. Он что, собирается меня на ней… о боже! Это разделочный стол, только в переносном смысле!

Любомир не даёт опомниться и задавать вопросы. Поднимает платье до талии, выше, миг — и стягивает его через голову, оставляя меня в одних чулках и белье нежного персикового цвета. Тотчас же припадает губами к шее, язык скользит по коже, все ниже, к выступам ключиц, ложбинке груди. Влажный след стынет под прохладой комнаты, когда мужчина осторожно освобождает меня от лифчика.

Его губы тут же ласкают твердые камушки сосков. Температура тела повышается. Я чувствую каждое движение его рук и языка. Моя кожа словно поглощает эти ласки.

Прихожу в себя, когда Мир стаскивает трусики по моим ногам. Но не сопротивляюсь. Вагина пульсирует, клитор налился кровью, ещё немного, и меня накроет сладкой отдачей разрядки.

Возбужденное лицо Мира с потемневшими глазами так близко! Мне хочется целовать его в ответ, дать ему то, что не могла дать ни одна женщина до моего появления, в его жизни.

Не успеваю ничего сделать, потому что требовательный рот Любомира уже на моем животе, язык пишет заклинания, а его губы неумолимо стремятся вниз. Новый крик гаснет на моих припухших губах. Вакуум рта и язык Любомира накрывают клитор и вход во влагалище. Задерживается, давая мне почувствовать все до мельчайшей детали, и только после этого начинает выписывать спирали над вагиной, подразнивая с проникновением кончика языка внутрь.

Мой сок выстреливает на его язык. Тонкая струйка бежит по промежности, капает на лак столешницы. Как же я безумно его хочу! Погружаю пальцы в атлас его темных волос, притягиваю к себе. Не останавливайся! Прошу, только не останавливайся!

Но Мир никогда не играет по моим правилам. На то он мужчина, сильный и несгибаемый. Снимает с плеч мои ноги, поднимается. Рывок — и я прижата к его животу тазом. Его пальцы сжимают мою поясницу. Его член упирается в мой лобок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ты хочешь меня, Лейла? — сканирует потемневшим взглядом, вжимая в свой торс.

Он издевается? Я сейчас утону в собственной жидкости. Попка уже мокрая и скользит по столешнице.

— Д…да! — выдыхаю, целуя его губы.

— Мое безумие… я заберу тебя в рай! — он обнимает меня за поясницу, позволив обхватить себя ногами, и так же, не отпуская и не разрывая поцелуя, несёт в спальню…

Глава 16

Сегодня огромная кровать застлана алым шелком. Даже в полумраке это огромное яркое пятно на фоне сдержанного стиля и серых оттенков жилища убежденного холостяка.

Он вновь меня целует. Целует и несёт в свою пещеру — свою вожделенную обнаженную добычу. Обнаженную, горящую от желания, готовую отдать ему себя без остатка и прожить с ним жизнь до скончания дней.

Понимаю, что он опустил меня на алый шелк простыней лишь тогда, когда он оказывается надо мной сверху, перекрывая собой пространство, нависая, разрывая на миг жаркий поцелуй и заглядывая мне в глаза.