Его горячие ладони ложатся на спину и скользят ниже, останавливаются на пояснице. Подушечкой пальца Дима очерчивает ямочки чуть выше ягодиц. От едва ощутимых прикосновений кожа покрывается мурашками удовольствия. И мне остаётся только млеть от нежных, осторожных касаний. Пальцы Димы замирают на границе кожи и платья и неожиданно ныряют под ткань. Он сминает попку пальцами и вжимает меня в себя. Его губы прижимаются к ключице, он вбирает в свой рот нежную кожу прикусывая.

Одна рука поднимается и зарывается пальцами в мои волосы. Зажав пряди моих волос в кулаке, он оттягивает голову назад. Язык влажно очерчивает путь от ключицы вверх по шее. Губы к губам – он не даёт ответить или углубить поцелуй, но облизывает мои губы. От чувственного движения, полного жажды секса, возбуждение резким выстрелом пронизывает насквозь.

– Мы же хотели куда-то идти?

– Ты никуда не пойдёшь в этом платье. Я не хочу, чтобы какие-то мудаки видели то же, что и я, и касались взглядом моего… Или ты голодна? – чересчур резко спрашивает Дима.

– Нет.

– А я пиздец какой голодный. До тебя. Я тебя сожрать хочу. Всю.

Дима жадно сминает и щиплет пальцами кожу ягодиц. Он шагает вперёд, а мне приходится отступать назад ещё и ещё, пока я не упираюсь попкой в стол.

– Стол? Отлично. Сейчас я буду лакомиться своим десертом прямо на нём.

Дима обхватывает меня за шею, не давая вырваться, и целует, нагло тараня рот своим языком. Он щекочет им нёбо, касается внутренней поверхности губ. Ещё и ещё, стремительными толчками врывается внутрь так, словно он трахает мой рот своим языком. Мне остаётся только подчиниться этой грубоватой страсти, принять правила игры, установленные им.

Я цепляюсь пальцами за его рубашку, дёргая её наверх, скольжу по ткани, отыскивая пуговицы. Вдруг он перехватывает мои запястья, сжимая, и отводит мои руки.

– Убери руки, Поля. Сейчас – моё время.

– Но…

– Не знаешь, куда деть свои пальчики? Приласкай ими свою грудь. Да-а-а… Обхвати сосочки и покрути их прямо так, через ткань.

Чёрт. Впервые слышу такую интонацию в его голосе: не допускающую никаких возражений, плавящую волю. Мои руки как по команде поднимаются наверх и касаются груди без бюстгальтера, скрытой только тонкой тканью платья.

Дима смотрит пристально и жадно, словно срывая с меня покровы один за другим. Соски набухают, и вытягиваются вперёд. Мои пальцы едва касаются отвердевших вершин. Возбуждение плавно растекается по всему телу. Сейчас оно пульсирует на границе между пальцами, бесстыдно ласкающими собственную грудь.

– Ммм… Послушная девочка. Сожми сильнее. Да-а-а… Хочу услышать, как тебе это нравится.

Ласка усиливается, пальцы сжимают тугие вершины быстрее и покручивают их, вызывая смерчи удовольствия, охватывающих все бо?льшие участки тела. Первый стон вырывается с губ осторожно и едва слышно. Но Дима успевает поймать его и вторит ему тихим довольным смехом.

Дима распускает галстук, стягивая его, и расстёгивает несколько верхних пуговиц.

– Не останавливайся, – просит он, видя, как я подалась навстречу ему.

– Чёрт. Это не честно.

Дима приподнимает меня и сажает попкой на стол.

– Убери руки, – командует он, когда я обвиваю его за шею.

– Хочу прикасаться к тебе, – шепчу я ему в губы, ласкаясь языком.

Дима усмехается и начинает неторопливо подбирать вверх подол длинного платья.

– Ты решила быть непокорной? Я могу наказать тебя. Остаётся только проверить, выполнила ли ты мою маленькую просьбу.

Пальцы Димы подтягивают подол платья до колен и ныряют под него. Он оглаживает кожу пальцами и скользит ими выше, постепенно разводя бёдра в стороны. Пальцы замирают на внутренней стороне бёдер, там, где нежная кожа сильнее всего ощущает мягкие, осторожные поглаживания. Одно небольшое движение.

– Да-а-а. Моя девочка не стала надевать трусики, как я и просил. Такая горячая.

Его пальцы касаются клитора. Одно круговое движение, сводящее с ума медлительностью и чувственностью. И следом – быстрее, откровеннее. Чёрт. Бёдра сами дёргаются вперёд. Едва заметная дрожь как сигнал азбуки Морзе, чтобы он ни за что не останавливался.

И вдруг ласка прекратилась. От разочарования я едва не взвыла. Дима вглядывается в мои глаза.

– Ты что-то сказала?

– Нет, я…

– Говори, не стесняйся.

– Верни свои пальцы на место и приласкай меня.

– И всё? Этого достаточно?

Дима нарочно медленно водит пальцами по изнывающему клитору. Стон нетерпения срывается с моих губ. Я цепляюсь пальцами за плечи Димы.

– Нет. Мало. Хочу ещё и быстрее. А-а-а-ах.

– Нравится? А если так…

Дима ведёт указательным и средним пальцами ниже, касается влажного входа, дрогнувшего в ответ на его касание.

– Кто-то так сильно хочет меня, что уже течёт.

Дима вводит в меня пальцы. Я содрогаюсь от резкого удовольствия, сжимаюсь вокруг его пальцев и довольно стону, выгибаясь навстречу его касаниям. Большой палец касается клитора и поглаживает его в едином ритме с теми пальцами, что хозяйничают внутри меня. Это что-то невероятное – остро, быстро, глубоко. Не давая ни секундной передышки – доводит до грани, когда вздохи частые – частые, срывающиеся на крик и… Вновь пустота там, где только что были его пальцы.

Дима улыбается, придерживая меня за талию второй рукой. Пальцы Димы влажно поблескивают. Он касается ими своих губ и медленно облизывает, втягивает внутрь своего рта, скользнув губами. Улыбка расплывается на его лице.

– Ты такая вкусная, Поля. Мой лакомый кусочек. И я едва сдерживаюсь, чтобы не сожрать его целиком.

Дима стягивает галстук и тянется ко мне.

– Закрой глаза. Отказ не принимается. Или останешься неудовлетворённой.

– Что ты придумал?

Мягкая ткань ложится поверх закрытых век. Дима затягивает узел и мягко толкает меня, вынуждая опуститься на стол спиной.

– Скоро узнаешь.

Его голос звучит немного дальше, словно он отошёл на время. Слышится шорох его шагов. Он чем-то гремит и постукивает. И мне остаётся только гадать, что он задумал. Возвращается. Дима обхватывает ступню и сгибает мои ноги в коленях, разводя ноги широко.

– Кажется, что ничего красивее в жизни я ещё не видел.

Лёгкий поцелуй чуть выше колена, за ним ещё один и ещё, Дима взбирается губами всё выше и выше.

Я могу только представлять под закрытыми веками, как моё чёрное платье свешивается с белого стола, стекая тёмной ночной рекой на светлый паркет. И сама я сейчас на белом с позолотой лежу, доверчиво раскрытая, и растекаюсь тёмной лужицей, полной предвкушения. Поцелуи Димы становятся всё горячее и неистовее. Губы жадно прижимаются к нежной коже, совсем рядом с пульсирующим лоном.

Бёдра сами дёргаются навстречу ему. Больше всего мне сейчас хочется почувствовать на себе прикосновения его языка. Желание острое и невозможное, едва не разрывает меня на части. Пальцы беспомощно скользят по гладкой поверхности стола, не находя за что бы зацепиться.

– Пожалуйста, – тяну я с громким стоном.

Его язык касается клитора, ударяя по нему, обводит по кругу и медленно скользит ниже. Он накрывает своим ртом лоно, собирая влагу языком, облизывая и скользя вверх-вниз. Чёрт. Слишком хорошо и жарко. Тело мелко дрожит и наполняется удовольствием от каждого движения языка, надавливающего на вход. Он ускоряет движения. Я чувствую, что надолго меня не хватит: оргазм уже приближается, подкрадывается словно на мягких лапах, обволакивая с головы до ног.

На миг Дима отстраняется. Но через мгновение обжигающе—ледяное прикосновение заставляет взвиться на месте, выгнуться в спине.

– Лежи, – рычит Дима, удерживая меня на месте, и вновь ведёт… о боже, кубиком льда по складкам, едва задевая вход.

– Ты такая горячая, что даже лёд тает на тебе…

Он вновь приникает ко мне: холодный лёд и горячий язык сменяют друг друга. То резко вверх, то вниз… Удовольствие закручивается с бешеной скоростью и концентрируется внизу. Холодно, горячо, холодно, горячо… На очередной смене контрастов плотина моей выдержки оказывается снесена с места оргазмом, ураганом, пронёсшимся по моему телу. Меня сжимает и сжимает. Тело бьёт крупный озноб.

Но я оказываюсь пришпиленной к столу сильными руками Димы, его языком, порхающим по лону, и его губами. Он не даёт мне передышки: одна волна не успела затихнуть. Как вдруг оттого, что он жадно лижет и посасывает меня, вгрызается в мою плоть, возникает вторая. И просто лежать на месте уже нельзя. Спину выгибает дугой. Руки сами тянутся к нему, пальцы зарываются в короткие волосы. Я дёргаю его на себя, заставляя приникнуть ртом ещё теснее и ближе, ещё глубже. Он вгрызается в меня, нещадно терзая, и отпускает, только когда мои пальцы разжимаются и тело обмякает.

– Иди ко мне…

Дима поднимается и поднимает меня, заставляя обвить его руками и ногами, шагает вместе со мной через весь номер и ставит около кровати. Его пальцы нетерпеливо тянут платье вниз. Ткань трещит, не выдерживая напора пальцев.

– Чёрт. Платье…

– Плевать на платье.

Ткань тёмной волной скатывается к ногам, оставаясь лежать на полу. Я тянусь к Диме, помогая расстёгивать пуговицы на рубашке, нетерпеливо приникаю губами к разгорячённой коже. Он толкает меня назад на кровать и в два счёта освобождается от всей одежды. Стремительное движение вперёд. Стоп. Я поднимаю одну ногу и веду носком туфли по внутренней стороне ноги, взбираясь от колена и выше.

– Хочешь оставить туфли? Я не против.

Наконец, он оказывается на кровати, сверху меня и прижимается ко мне всем своим телом, заключая в кольцо сильных рук. Я приподнимаю бёдра навстречу, принимая вглубь себя, и скрещиваю ноги за его поясницей. Мы словно два знака препинания, сцепившиеся всеми возможными крючками друг в друга, сливающиеся в единое целое – пульсирующую от удовольствия точку в конце строки.

Глава 16. Нищета Парижа