Хэндерсон сам виноват. Боится меня до чертиков, такими темпами я старой девой помру, надо действовать.

Хана не пришлось уговаривать. Мне даже показалось, что он вздохнул с облегчением, когда я сказала, что хочу провести с Эдом время наедине.

— Три часа хватит?

— А сколько обычно времени нужно? — боюсь в моей голове были только двадцати и сорокаминутные ролики? в которых снимался мой парень. Неуверена, что в реальной жизни все проходит так же.

— Так откуда мне знать, что вы собрались тут делать? — пожал плечами парень.

— Позаниматься немецким?

— Ты меня спрашиваешь? — рассмеялся Хан. — Ладно, позвони, как управитесь. Не буду вас торопить. Поищу кого-нибудь, с кем подтянуть ммм корейский в это время.

В назначенный час я разыграла перед Эдом сцену, не забыв упомянуть Слоуна, и рванула в общагу. Хан обещал оставить дверь открытой и уйти. Мне лишь требовалось заманить в комнату своего же парня, а дальше…

Он зашел почти сразу же. Штаны болтались на бедрах, а в правой руке был зажат ремень с такой силой, что на запястье вспухли вены.

Теоретически можно было предположить, что он решил не терять времени даром и заранее подготовился, вот даже начал раздеваться. Но на деле лицо у него было таким злым, что я испуганно вжалась в прохладную стену.

Эд, не оборачиваясь закрыл дверь на замок, продолжая смотреть на меня, как палач на приговоренную к смертной казни. Лицо такое, словно вот-вот опустит рубильник. А Меня уже заранее потряхивало от пропущенного через тело электричества.

Солнце сильно бликовало на стеклах очков, пряча от меня его глаза.

— Снимай штаны, — прозвучал холодный приказ, а пряжка ремня угрожающе звякнула в воздухе.

Звучит без флирта и заигрывания, отчего же мне так трудно дышать и контролировать собственное сердце.

— Зачем? — задаю глупый вопрос. Ремень и голая задница — несложный ребус.

— Тебя когда-нибудь наказывали, Бэйли?

Точно злится. Опять по фамилии назвал. Но вопрос хороший. Я даже задумалась. Отец ни разу не кричал, не закрывал меня в комнате, не ограничивал в средствах.

— Нет, кажется…

— Выходит, ты у нас маленькая избалованная девочка, которая привыкла получать все, что захочет? — на его лице наконец появилась первая эмоция: злая усмешка. Немного не то чего я ждала.

До сих пор не пойму, он серьезен, или разыгрывает со мной сцену? Надо подыграть? Как там говорят? Я была очень плохой. Накажи меня…

Но я вроде никогда не была плохой! — возмутилась скромница Бет.

Ничего не требовала от отца. Вместо живого пони, у меня были стеллажи с книгами, вместо шоппинга, я таскала отца по обсерваториям, музеям, лекциям. Он оставлял свои дела и ходил со мной смотреть на созвездия, как извергается искусственный вулкан. Мы вместе слушали об орудиях доисторических людей и мастерили свои каменных молотки.

Но ремень так соблазнительно покачивается в воздухе…

— Я избалованная! Очень избалованная.

Тссс! Бет, нахрена ты врешь-то?

Вот за вранье пусть и накажет!

— Ты же помнишь, что я наказываю избалованных девочек?

Кивнула. Раз десять тряхнула головой.

Помню. Руби до сих пор ныла мне в личных сообщениях, что Эд не вернул ей подвески, и просила повлиять на него как-нибудь. И кажется, я сама сейчас на себе почувствую силу его гнева. Только какого черта меня все это заводит?!

— Тогда. Снимай. Штаны, — жестко повторил Эдвард.

Вы когда-нибудь пробовали схватить палочками для еды стеклянный шарик? Примерно так выглядели мои попытки взяться за собачку на молнии. Руки дрожали, пальцы скользили, а Эд смотрел и не торопил, позвякивал пряжкой, и от этого звука все внутри трепетало от предвкушения. Он же не сделает мне больно? Или сделает?

Подойти бы, пощекотать его, чтобы перестал так жутко таращиться, чтобы улыбнулся.

Но вместо этого спускаю джинсы до колен и чувствую, как горят мои щеки.

— Полностью снимай.

Наступила ногой на штанину, пытаясь стянуть с себя узкие джинсы. Покачнулась вперед и чуть в тумбочку лбом не въехала. Эд даже рванул мне на помощь, но увидев, что я в порядке, снова принял надменный вид. Но мне хватило этого мгновения, чтобы увидеть его настоящего.

— Теперь трусы, Бэйли. Они лишние сейчас.

Сердце пульсировало на подушечках больших пальцев, которыми я подцепила резинку. Это просто! Я сама так хотела. Сделала глубокий вдох, как перед прыжком в холодную воду и нырнула.

Резко выпрямилась и натянула кофту ниже. Зачем? Чего сейчас-то я боюсь?

Ухмыльнулся. Видимо, у него такие же вопросы в голове.

— Теперь наклонись и подбери свои носки.

Сглотнула. Замешкалась, продолжала держать кофту.

Если присесть, будет не так видно…

— Наклонись, а не сядь. Я вроде ясно выразился. И расставь ноги чуть шире.

Если у моего смущения и были установлены границы, то теперь они расширились. Одно дело забраться голышом к парню под одеяло, или сидеть перед ним топлес, когда волосы прикрывают грудь. Другое дело показать ему то, что сама-то толком не видела.

Разжала руки и попыталась успокоить дыхание. Новый прыжок в ледяную воду, которая почему-то кажется кипятком, щиплющим кожу, огненным пульсирующим водоворотом кружит внизу живота.

— Замри!

Что он сделает? Подойдет сзади? Пустит в ход ремень?

Ничего! Он ничего не делал! Просто смотрел, и я с трудом сдерживалась, чтобы не накричать на него, попросить сделать хоть что-то, чтобы так не жгло, чтобы колени перестали подкашиваться.

Дотронься, Эд! Коснись меня!

— Подними носки и ложись на кровать.

Вытащила их из штанин и прижала к груди. Постельное белье приятно холодило голую кожу, а ноги намертво приклеились одна к другой.

Беззвучный смешок резанул по сердцу.

— С каких пор ты стала такой стеснительной? Разве не ты совсем недавно меня чуть не изнасиловала, Бэйли? Или уже передумала?

Он сел рядом, положил ладони на колени и попытался раздвинуть их. Не поддавались. Даже мне.

— Не передумала, — прохрипел чужой голос.

— Тогда раздвинь!

Прижала носки к глазам и разъединила коленки.

Дышала так часто и глубоко, что грудь врезалась в локти, а в кромешной темноте взрывались яркие вспышки, так сильно я давила на веки.

— Руки над головой, Бэйли.

Осмелилась посмотреть ему в глаза. Что-то изменилось. Показная холодность начала таять, и теперь это у Эда дыхание стало сбивчивым. Он потянулся к трубе отопления, проверяя что-то. Улыбнулся сам себе. Большим пальцем погладил вены на моих запястьях, а затем осторожно обмотал их ремнем и зацепил его за трубу.

— А наказание? — запоздало спросила, теряясь в догадках, что задумал мой парень.

Он проверил конструкцию на прочность и навис надо мной покусывая свою нижнюю губу, пытаясь сдержаться какой-то явно гаденький комментарий.

— Мечтала, чтобы я по-другому применил ремень?

— Нет, но ты же злился… А я… Я плохая девочка!

— Знаю-знаю. И я до сих пор злюсь. Тебе еще аукется эта выходка. Помнишь мы обсуждали с тобой идиотский сюжет из порнофильма?

— Какой? — потратила остатки воздуха на этот вопрос.

— Про наказание. Школьница-заучка и два хулигана. Только что я придумал свой. Дастин был бы в восторге от него. Но увы, это эксклюзив только для моей Ложечки. Готова? У нас всего один дубль.

Ложечка. Он снова это сказал. С нежностью. А тот жуткий и властный Эд на время куда-то делся. Но с ним я все равно хочу встретиться еще раз. Он мне понравился. Надо будет придумать, как выбесить его завтра.

— Что надо делать?

— Даже не знаю, — он забавно поднял глаза к потолку, изображая задумчивость. — Получать удовольствие. А еще сильно не шуметь, тут очень тонкие стены.

Глава 37 Опусти рубильник!

Бет

Понятия не имею, какого эффекта добивался Эд своим грозным появлением с ремнем наперевес, но у него это вышло. Я чувствовала себя странно, словно в моем изнемогающем по прикосновениям и ласкам теле столкнулись несочетаемые ощущения. Стыд и безграничная похоть, слабость и одновременно доминирование. Как ему это удалось? Почему я краснею, но вместе с тем хочу раздвинуть ноги еще сильнее, чтобы приятный холод пробежался по разгоряченной коже. Я медленно, словно в танце извиваюсь, пытаясь задрать кофту выше, смотрю в нежные глаза, изучающие меня с любопытством и страстью. Он будто проверяет мои границы, как далеко заведет простое человеческое желание. Вот только ключи все равно у него в руках, а я привязана к трубе и полностью завишу от тараканов в голове Эдварда.

— Я хочу попробовать кое-что, — он скользит взглядом по моим голым ногам, забирается под свитер, под кожу, в самую душу.

— Что? — не тороплю его, наслаждаюсь этим странным моментом.

— То, что я придумал в очках делать очень неудобно. Я их сниму. А с линзами у меня тут небольшой напряг сегодня. Поможешь мне?

— Как?

Даже короткие вопросы даются с трудом, после них тяжело отдышаться.

— Будешь моими глазами. Я хочу видеть все твои эмоции. Что-то я, конечно, смогу уловить по твоим движениям, стонам, дыханию, по фразам: О боже Эд! Да, Эдвард. Ты великолепен.

Он беззвучно рассмеялся, а я сглотнула.

— Я хочу, чтобы ты комментировала, что чувствуешь. Приятно, неприятно, стыдно, щекотно, офигенно, больно. Все, что с тобой происходит.

Кивнула, понятия не имея, на что подписываюсь. С Хэндерсоном не бывает просто. С Хэндерсоном не может быть обычно.

— Класс. С чего бы начать?

Он забавно потер руки, а затем снял очки и положил их на столик. На какой-то миг Эд потерял кучу баллов по шкале доминирования, став слабым и уязвимым, а я внезапно заимела превосходство.