— Ни одного лишнего, — ухмыляюсь я.

— Впервые вижу, чтоб ты так заморачивался, если баба тебе уже дала, — насмешливо тянет Игнат, покручивая в пальцах сигару.

— Если бы дала, — я даже драматично вздыхаю.

— А если не дала — нахрена столько денег тратить? — практично интересуется мой приятель.

— Так вышло, — я пожимаю плечами.

В общем и целом, я понимаю, о чем втирает мне Третьяков — у самого за плечом стоит пацан, который в восемнадцать пахал официантом после универа. Просто чтобы ему и сестре было на что жрать. И чтобы добиться моего нынешнего положения — на каких-то этапах моей жизни приходилось завязываться в узел.

И я знаю, что нет разницы в том, сколько цветов дарить женщине. Если даришь больше трех десятков роз — на выходе получишь все равно один и тот же восторг. Вопрос только в количестве.

Так и нахрена тратиться на тот самый «миллион алых роз», если тридцать одна — обеспечит ровно то же количество секса?

Да хрен меня разберет. Я как тот придурок из Великого Гэтсби, который переборщил с цветами.

— Доброе утро, Геныч, — Смальков попадается мне почти у самой бухгалтерии. Даже странно, он редко приезжает рано.

Смальков смотрит на меня, возглавляющего цветочную процессию, взглядом голодного аллигатора. Да-а, прозвище он себе зачетное придумал.

— Ну как сказать — доброе, — недовольно бросает он, а затем протискивается мимо меня и, все так же не говоря ни слова, шагает в сторону своего кабинета.

— Что это с ним? — Третьяков, увязавшийся вслед за мной, провожает Геныча задумчивым взглядом. Кажется, не я один напрягся хмурой мордой нашего партнера.

— Да хрен его разберет, — по спине у Смалькова что-то прочитать сложно. Ладно. Сейчас об этом беспокоиться я не буду. Полчаса оно терпит, а мне бы разобраться с цветами до явления Хмельницкой.

У роз тяжелый, сладкий аромат, я на самом деле ожидал чего-то менее концентрированного. И в небольшом кабинете Ирины они будто тут же окутывают все своим дурманом.

Ну, будем надеяться аллергии у Ирины нет…

Курьеры из цветочного бутика успевают расставить цветы так, что это смотрится действительно эстетично. И даже сваливают до прихода подчиненных Хмельницкой.

Я жду её в её же кабинете.

Просто хочу увидеть её реакцию. Ну, и если она захочет кинуть в меня корзинкой с цветами, потому что внезапно предпочитает котиков — ей далеко ходить не придется. Самый лучший сервис для самых невозможных женщин.

Это не годится как извинение, но хоть какой-то реверанс с моей стороны необходим. В конце концов, как только меня не заносило за эти дни…

Нет, восторженного обморока я не ожидаю, на шее у меня точно вряд ли кто-нибудь повиснет.

Неа.

Она — не будет. Она не из тех.

Я почти представляю её ехидную улыбочку, её прямую спину и оценивающий взгляд, что будет касаться роз.

Если уголок рта одобрительно дернется — я победил в этом туре.

Смог порадовать Госпожу…

И может быть даже она согласится со мной поужинать сегодня…

За дверью начинают переговариваться младшие сотрудницы бухгалтерии. Я кошусь на часы. Странно…

Подчиненные Хмельницкой приходят за десять минут до начала рабочего дня, но Ирина всегда приходит до них. В понедельник она опаздывала, но это для неё был нонсенс, а не привычка.

И где она?

Когда от начала рабочего дня проходит пятнадцать минут, я уже начинаю параноить. Куда она, блин, пропала? Ведь нормально же вчера разошлись.

Взгляд цепляется за девственно-пустой стол Хмельницкой. Точнее — не совсем пустой, но лишенный признаков офисной жизни. Если мне не изменяет память — тут стояла себе чашка с надписью «Нашей любимой госпоже», подаренная Ирине её же сотрудницами.

Я даже помню, как она многозначительно тогда на эту чашку смотрела — был в бухгалтерии во время поздравления. Кажется, теперь я понимаю весь смысл этого взгляда…

Девочки пошутили — но какая меткая у них, однако, получилась шутка.

Двадцать пять минут.

Нет, нереально, точно что-то случилось.

Хотя…

— Я слушаю, Тох, — Геныч берет трубку на половине гудка. Недовольный — тоном намекает, что хоть кто-то в моей фирме еще работает, пока я страдаю херней. Но именно он пришел раньше. Третьяков точно был не в курсе, если Ирине вздумалось отлучиться.

— Хмельницкая у тебя не отпрашивалась сегодня? — задумчиво интересуюсь я, разглядывая черную линейку, лежащую рядом с дыроколом. На столе у Ирины такой идеальный порядок, что кажется — с ниткой вымеряла, на каком расстоянии друг от дружки лежать канцелярским принадлежностям.

Геныч молчит. Секунд пять, потом замысловато прокашливается, явно маскируя за кашлем мат.

— Ты издеваешься, Тох? — еще более мрачно спрашивает он. — Хмельницкая подняла меня хрен пойми когда, попросила приехать на час раньше, выдать ей расчет, потому что ты её уволил, а ей не хотелось забирать вещи и иметь угрозу столкнуться с тобой.

Где-то под ногами пошатывается земля. Бля, Геныч, а позвонить ты не мог, да?

Хотя, зачем звонить в этом случае, если…

— И приказ ты видел? — уточняю, сжимая пальцами край стола Ирины.

— И даже сам в кадровое отнес, — уже совсем раздраженно рычит Смальков. — Тох, ну вот не строй из себя идиота, там же твоя подпись была. Все, не отвлекай, я пытаюсь найти Ирине замену.

Я даже не злюсь, что он сбрасывает. У меня просто слова закончились. Остался один только мат…

Сбежала!

Она сбежала. Воспользовалась той лазейкой, которую я сам ей оставил. Не откладывая…

Стою себе в кабинете Ирины, среди цветов, подготовленных для неё, и знаю — она уже не придет.

Стою себе в кабинете Ирины, среди цветов, подготовленных для неё, и знаю — она уже не придет. Не увидит. Не улыбнется. И никакого ужина у меня с ней не будет.

Давненько я не чувствовал себя настолько бессмысленно…

Глава 30. Ирия

— Я вам напоминаю, по договору — никаких кошек и детей в моей квартире, — сурово басит Николай. Николай у нас — ужасно брутальный бородач, с характером престарелой домохозяйки совкового периода. Впрочем, ладно, я за свою жилплощадь тоже трясусь как за любимую доченьку. Ах, да, забыла сказать, Николай — хозяин квартиры, которую мне подобрала знакомая из агентства. Ну, не знакомая, хорошая подруга, если по правде-то. Настолько хорошая, что даже оформила договор аренды на себя.

Просто чтоб моя фамилия нигде не фигурировала. Просто потому, что я — параноик. Нет, разумеется, никто не будет искать меня всеми средствами, доступными ФСБшникам, но я не хочу даже малейшего риска. Чем меньше я допускаю возможности палева — тем лучше.

Если честно, Николай выпендривается. Да, по договору я много всего не должна, арендуя его квартиру-студию, но если честно, за те деньги, что он с меня дерет, впору не кошку заводить, а устраивать оргии. Три раза в неделю!

Но я об этом терпеливо молчу, рассматривая обстановочку в квартире. Тут хорошо, тут поработал неплохой дизайнер, который, правда, забыл, что стиль лофт изначально был предназначен для просторных помещений, решил уместиться в однокомнатной квартире. Нужно сказать — у него получилось!

Вышло неплохо на самом деле. Одна стена отделана под серый кирпич, другая для контраста — покрыта бирюзовой плиткой. Еще две с отделкой «под штукатурку». Занятненько смотрится вцелом. Кухонька тоже очень стильная. Хоть в инсту закидывай прямые эфиры “вот я жарю яичницу” и всем будет пофиг на ту яичницу.

Кровать — темная, с коваными прутьями — и вовсе приводит меня в восторг.

Ладно, дети, кошки, оргии — черт с ними, не очень-то и хотелось. Остаюсь! Я хочу эту кровать, немедленно!

Эй, эй, отставить неприличные фантазии, я, конечно, извращенка, но не настолько!

Дело не в эротической эстетике, хотя с этой стороны кровать эта, разумеется, шикарна!

Я не сплю вот уже вторые сутки, я в скором темпе паковала вещи, запихивала все, что умещается в багажник машины, и сваливала из своего дома. Я достала свою знакомую, и никому еще не находили приличную квартиру за четыре часа, включая подписание договора аренды.

Все что мне хочется — только спать. Не вытаскивая вещей из машины, потому что это вполне может подождать. Район вроде ничего так — тачку не должны вот так просто взять и угнать. В конце концов, тут нет ни одной твари, что вынет у меня ключи.

Но мне еще надо позвонить отцу и предупредить, что если меня будут искать всякие мудаки, чтобы стрелял без предупреждения.

Папа может, папа у меня охотник и генерал в отставке. И я вам могу сказать, что властная и жесткая Ирия в детстве была этакой зефирной папиной Иринкой, принцессой, не вылезавшей из розовых платьев с кружавчиками. Про маму говорить нечего — я её не помню. Отец о ней рассказывал мало, это были его больные воспоминания, но…

Но не женился, да. Твердо так не женился. Он был из мужиков старой закалки, которые были верные до гроба, и до свадьбы ни-ни, хотя очень хочется.

С квартирой я разберусь чуточку позже, когда у Верещагина отхлынет, и я смогу спокойно приближаться к своему дому. Почему-то мне кажется, что он некоторое время будет у моего подъезда меня караулить. И сдать квартиру нормально вряд ли получится. Хотя — и не хочется. У меня там дизайн покруче, чем тут.

Николай отдает мне ключи, смотрит на меня грозно — наверняка ему жена велела не цацкаться с жиличкой, но все-таки отчаливает. А я — застилаю кровать свежим постельным и падаю в неё, едва стащив с себя чертовы скинни. Не хочу шевелиться, не хочу…

Но все-таки где там мой телефон?

Папа слушает меня не перебивая, время от времени задавая уточняющие вопросы. Когда я очерчиваю размах выходки Верещагина на корпоративе — он вздыхает так красноречиво, что я понимаю — если что, Антону Викторовичу живым от моего отца не уйти.