Нет, я не буду нервничать. Нельзя! Пусть Царёв сам во всём признается. Сегодня же вечером. А я, чтобы он уж приехал наверняка, когда вернулась домой, отправила ему снимок с торгового центра. Мне удалось запечатлеть их встречу, правда, издали, но думаю, Рома догадается, на что похожи эти едва различимые силуэты людей.

* * *

Я узнала Рому не сразу. Как будто ко мне в квартиру ввалился рычащий, разъяренный медведь, в руке которого от нажима трещал мобильный телефон.

– Ты шпионила за мной? – зло процедил он, выдувая из ноздрей невидимый пар бешенства.

– Просто решила пройтись по магазинам, прогуляться, – я держусь как могу, отвечая спокойным, ровным тоном, – а потом… увидела это, – кивнула на телефон.

Ослабив галстук на шее, Царёв прямо в обуви зашагал на кухню. Открыл шкафчик с мини-баром, вытащил оттуда бутылку виски, плюхнулся на стул.

Пригубив первую порцию алкоголя, он грозно отчеканил:

– Это моя сестра с племянником.

Ответ знатно удивил, но вот доверия не вызвал, от слова «не очень-то верится».

– Ром, это правда? Ты не врёшь? Честно? – скрестив руки на груди, я застыла в проходе между кухней и коридором. – Ты ведь любишь только меня? Да?

– Бля, началось! Ты совсем уже рехнулась со своими гормонами? Каждый день одно и то же, одно и то же! Господи, когда ты уже наконец родишь! Осточертело всё! Твоё настроение, твоё поведение, твоё грёбанное недоверие!

– Что? Что ты сказал?! – подбородок задрожал вместе с зубами.

Это иллюзия. Неправда! Всё, что сейчас происходит между нами, лишь приснившийся кошмар!

– Бесишь меня! И так проблем дохрена, ещё и ты мне мозги делаешь, – он снова, уже в пятый раз, ослабил галстук на горле, плеснул виски в стакан и залпом осушил. А у меня сердце в груди будто лопнуло на куски и рухнуло вниз мёртвым камнем.

Не верю. Это не Рома. Это его двойник-ублюдок. Это не его слова, не его выражение лица. Боже, скажи мне, пожалуйста, что я сейчас сплю!

Сжав руки в кулаки, глядя на то, как Роман взахлеб глушит один стакан за другим, я не выдержала. Отдавшись эмоциям, решительно заявила:

– Я хочу уйти. Я в тебе ошиблась. Всё, Рома. Между нами всё кончено!

В ответ я получила такой жёсткий взгляд, какой не испытывала на себе ещё ни разу в жизни. По мне словно вдоль и поперёк прошлись кинжалом, изувечив всю кожу мелкими шрамами. Так и было, правда, визуально.

– Чё? Это ещё что за концерт? Какой уйти? А ты не охренела? – его язык заплетался, опьянение не заставило себя долго ждать. Прожёвывая буквы, Рома со всей силы стукнул кулаком по столу, а я взвизгнула. А потом сама не поняла как, но схватила тарелку со столешницы и с силой швырнула её об стену.

Грохот. Жалобный всхлип. Я почувствовала, как низ живота стянуло тугими верёвками, а по спине градом покатился жар. Стало трудно дышать. Болевые спазмы начались внезапно и неожиданно. Колючими волнами они накатывали сверху вниз. От коленей до самой груди.

– Сдурела? Ты что творишь? Ненормальная! – Рома оказалась напротив меня, будто телепортировался в пространстве, схватил за локоть, несколько раз хорошенько встряхнул, яростно выкрикнув в лицо порцию грубостей, ошпарив щёки перегаром. – Никуда ты не пойдешь! Ты – моя! Внутри тебя – мой ребенок! Отдай его мне и можешь валить к чертям собачьим!

Он не соображал что творит, он начал слетать с катушек. А я провалилась в полнейший ужас! Никогда. Никогда я не видела Рому таким… таким бешеным зверем и омерзительным монстром.

Не он! Не он, не он, не он! Не Рома! Не мой любимый и ласковый Ромочка!

А какой-то нажравшийся озлобленный на весь мир ублюдок.

Он тупо вжал меня лопатками в стену, навалился всем весом, зажав в углу, и, подобно выстрелам пуль из автомата, обрушился на мою шею бешеными поцелуями, продолжая вдавливать в опору, крепко сжимая мои зудящие от сильной хватки запястья.

– Ты пьян! Рома! Рома-а-а-! – охваченная шоком и ужасом, я громко закричала ему на ухо. – Отпусти меня! Что ты делаешь? Мне больно! Очень больно!

Как вдруг внизу живота почувствовала аномально сильный толчок. Такой, что в глазах вспыхнула кромешная темень, кожу вывернуло наизнанку, а по ногам хлынула вода. Что? Вода? Откуда?

Царёв бросался на меня как одержимый зверь, что драл свою добычу в углу, каждый раз атакуя жёсткими, принудительными поцелуями то мою шею, то мои губы и щёки, раздирая нежную плоть до ран, пока меня рефлекторно не подбросило в пространстве и не скрутило пополам. Лишь тогда, услышав мой отчаянный и такой реальный вопль боли, мужчина пришел в себя и остановился:

– Живот! Мой живот! Очень сильно режет и жжёт! Мама-а-а-а! Не-е-е-т!

Бросив взгляд на пол и на мой мокрый от отошедших вод халат, Царёв отрезвел за секунду. Непослушное тело безвольным грузом заскользило вниз по стене, пока Рома не подхватил меня на руки, пробубнив взволнованным тоном:

– Диана, малыш, что с тобой?

– Рома, Ром-а-а-а, – хрипела я, задыхаясь, обнимая живот обеими руками, чувствуя, как он весь напрягается и твердеет, как камень. – Я рожаю. Я, кажется, рожаю…

– Проклятье! – в его глазах сгустился страх. Подхватив меня подмышки, он посадил меня на стул, а сам схватил телефон со стола и трясущимися пальцами вбил на экране чей-то номер. – Ты только дыши, дыши, девочка. И прости меня, старика психованного, сейчас я вызову скорую – и мы вместе поедем в больницу.

Я слушала его через слово. Поглаживая живот, хватая ртом воздух, старалась дышать так, как меня научили на курсах. Моя малышка… Не торопись, прошу, держись. Я ведь так сильно за тебя волнуюсь! Неподходящий ты выбрала момент, чтобы родиться.

В больницу меня доставили быстро, действовали слаженно и организованно в случае чрезвычайной ситуации. Буквально через двадцать минут после начала схваток я уже укладывалась на кушетку в родильном зале. Боль была невыносимой и изматывающей. Спустя два часа адских мучений мои пытки прекратились. Моя сладкая бусинка явилась на свет.

* * *

Улыбка не сходила с лица вот уже несколько длительных мгновений, когда я смотрела на этот сладкий комочек счастья, посапывающий на моих руках, завернутый в розовое одеяльце. Наша принцесса родилась на свет полностью здоровой крепышкой, весом – три шестьсот, с маленьким курносым носиком, пухлыми щёчками, полными губами и черными волосиками, как у Ромы. Акушерка сразу сказала, что она вылитая я. Только волосы Ромины.

Я очень сильно волновалась. Дрожь до сих пор резала по коже накатывающими волнами. Я думала, что из-за конфликта с Романом, что повлиял на моё состояние, спровоцировав роды, мы навредим малышке. Хорошо, что всё обошлось. Врачи справились. Я тоже. Не буду скрывать, было очень страшно и невыносимо больно. Но, настроившись заранее, я всё преодолела.

Спустя два часа после заветного момента нас перевели в послеродовую палату. Рома явился сразу же, как только врачи дали ему зелёный свет на добро к посещению. С цветами и фруктами он ворвался в палату с каменным выражением лица и синяками под глазами.

– Поверить не могу, я – мама. А это… наша доча, – со слезами на глазах я протянула мужчине драгоценный свёрточек. – Поздравляю, папочка, – всхлипнула.

– О, Конфетка! Она – настоящее чудо. Такая сладкая и красивая девочка, как ты. Милая, я горжусь тобой. Она прелесть, – Роман радушно улыбнулся, разглядывая лицо спящей дочурки, а я умилялась зрелищем, глядя на них обоих. И всё плохое позабылось. Та ссора на кухне отошла на второй план.

– Девочка моя! – оторвавшись от ребёнка, Роман перевёл взгляд на меня. – Прости козла такого старого. Забудь всё, что я тебе наговорил. Эмоции. Сорвался. Взбесился. Куча проблем на работе. Ещё и сестра денег попросила. Всем от меня постоянно что-то надо. Я как безлимитный банкомат, – он нежно поцеловал малышку в носик.

Это зрелище, когда любимый мужчина держит в объятиях только что родившуюся дочь, умиляло до сжатия сердца в груди. Глаза вновь наполнились влагой от счастья. Всё-таки страдания всегда окупаются чем-то хорошим. Теперь, когда Рома увидел своего новорожденного ребёнка от той, которой он клялся в вечной любви, он раз и навсегда порвёт с Маргаритой. Ребёнок станет стимулом. Ребёнок укрепит наши отношения. Да, у него тоже есть дети, но они взрослые. И рождены от нелюбимой. Так что всё, скоро наша жизнь наполнится чистой гладью, а мы больше никогда не познаем тех разрушительных волн, что посмели встать непреодолимой помехой у нас на пути.

– Тук-тук, – неожиданно в комнату постучали. Это была медсестра. – Позвольте узнать для документов, как вы назвали малышку?

Я хотела ответить, но Рома перебил:

– Светлана.

– Что? – я чуть привстала на кровати. – Анастасия, мы же обсудили!

– Нет, мы назовём дочь Светланой.

Стоп! Чего?

Какая Светлана? Это имя у меня ассоциируется с офисной шлюхой.

– Но мне не нравится это имя! – крик вырвался сам по себе.

– Записывайте, – кивнул Царёв, унося ребёнка в кроватку, но медсестра так и стояла столбом с выпученными глазами, глядя то на меня, ошарашенную, то на Романа.

– Может, я позже зайду, – она попыталась выдавить улыбку. – Пока вы уже точно не определитесь.

– Нет, как я сказал, так и будет, – морозным тоном прорычал мужчина, укрывая дочь одеяльцем.

Прикусив губу, медсестричка что-то чиркнула в блокноте ручкой, после чего быстро испарилась.

– Рома, как так? Я против…

Он резко обернулся, зыркнув на меня с таким ядом в глазах, что я моментально лишилась дара речи. Ни одного слова не могла подобрать, чтобы выразить сейчас то, что творилось у меня в душе.

– Отдыхай, мне пора на работу. Хорошенько заботься о нашей красавице. Я навещу вас завтра утром.

– Рома!

Мужчина не обернулся на мой оклик. Быстрым шагом направился к двери. Я хотела броситься за ним следом, но малышка в кроватке жалобно закряхтела – сработал материнский инстинкт.