— Я не кошатник.

Ох-ох.

— Ты не любишь кошек?

— Брать или оставлять кошек, в основном оставлять. Я собачник.

Хорошо.

Это становилось проблемой.

Я попыталась ему донести всю серьезность этой проблемы, обхватив руками его лицо, потребовав:

— Только не говори об этом Тексу.

Он повернул голову, поцеловав в ладонь (вот так, еще чуть-чуть), и повернулся ко мне.

— Клянусь Господом, не буду упоминать о кошках.

— У тебя есть собака?

— Я слишком много работаю, чтобы заводить собаку.

С этим пора заканчивать, так как я могу позаботиться о собаке, и у нас будет одна (или две, или четыре).

Хотя ему также придется смириться и с кошками (двумя или четырьмя).

— Аксель показался мне милым, — заметила я.

— Аксель — хороший парень.

— Он сказал, что вы друзья.

— Так и есть. Как я уже сказал, Аксель хороший парень.

— У тебя много дружбанов?

— Команда Хоука. И еще старые школьные приятели, с которыми я поддерживаю связь. Моя семья.

Я откинула голову на подушку.

— Твоя семья?!

— Мама и четыре сестры.

Четыре?!

— У тебя четыре сестры?! — Спросила я.

— Ага.

— Ты самый старший?

— Самый младший.

Я уставилась на него.

Тогда спросила:

— Ты самый младший среди четырех сестер?

— Ага.

— ОМойБог.

Мне показалось это невозможным.

Ни один человек его роста не мог быть самым младшим или самым молодым.

— Все, кроме одной, замужем, — поделился он. — У всех, кроме той одной, есть дети. У меня всего пять племянниц и племянников.

Мне это понравилось.

Мне безумно это понравилось.

И не только из-за того, что я могла свободно задавать ему вопросы о его жизни, друзьях, семье, не пытаясь держаться на расстоянии.

Мне нравилось, что у него была большая семья.

Мне нравились большие семьи, и я очень любила свою семью.

— И у них у всех норвежские имена? — Спросила я.

— Сигне, Марта, Лене, Трин, по порядку, от старшей к младшей.

Значит, норвежские.

— И ты познакомишься с ними, как только представиться такая возможность, — объявил он.

Я начала улыбаться.

Потом кое-что пришло мне в голову, и я перестала улыбаться.

— У них могут возникнуть проблемы с тем, что я стриптизерша?

Тень пробежала по его лицу, это означало, что тень тут же окутала и мое сердце.

Но я поняла, что не стоит недооценивать Мо и его чувства ко мне, я быстро этому научилась.

Тогда.

Потому что Мо перевернул нас обоих на бок, прижал к себе, но не сводил с меня глаз.

— Знаешь, детка, — мягко произнес он, — думаю, проблема в том, как ты сама оцениваешь то, чем занимаешься.

— У меня с этим нет никаких проблем, — выдала я вполне очевидное.

— Но первый вопрос, который ты задаешь — есть ли у кого-то с этим проблемы.

Да, я спрашивала не в первый раз.

Но поняла, к чему он клонит.

— Чтобы я заранее знала, есть ли у кого-то проблемы, чтобы не тратила время и эмоции на какого-нибудь идиота.

Он с сомнением посмотрел на меня.

— Точно?

— Мо, дорогой, — тихо ответила я, — ты можешь себе представить, с каким дерьмом мне приходилось сталкиваться из-за своей работы?

Сомнения улетучились с его лица, на смену пришло понимание, он кивнул.

— Могу.

Сейчас мы ступили с ним на каменистую почву, а я не хотела находиться на каменистой почве.

Сейчас.

Когда адское ожидание, наконец, закончилось и мы добрались до… чего-то хорошего.

Но, может быть, было неплохо хотя бы начать обсуждать эту тему, а не похоронить ее под чем-то хорошим. Мы оба пытались не обращать внимания на эту проблему. Потом стало труднее разговаривать на эту тему, мы оба были напряжены, находились уже на грани, но с этим вопросом все равно нужно было как-то разобраться, а поскольку он висел в воздухе, то и выявилась проблема, когда мы свободно вздохнули, собственно, проблема, которая так никуда и не делась.

Мне показалось, что это была очень взрослая мысль с моей стороны.

Я все еще не хотела говорить на эту тему, что доказывало, почему я не была большим поклонником быть взрослой.

Но я была большим поклонником Мо, поэтому должна была повзрослеть.

Черт возьми.

— Нам нужно… — начала я.

— Детка, мне не нравится, что ты раздеваешься, — объявил он.

Вот дерьмо.

К счастью, Мо еще не закончил.

— Но мне также бы не нравилось, если бы ты работала журналисткой в Сирии. Моя работа нечасто включает опасные точки, но она далеко не всегда безопасна. Если бы у тебя начались проблемы с моей работой, мы бы поговорили, но твое несогласие определенно бы вбило клин между нами, если бы ты поставила условие. Я тот, кто есть, и, если бы ты попросила меня этим не заниматься, это было бы похоже, если бы ты попросила меня не быть тем, кто я есть на самом деле. В конце концов, когда-нибудь мне придется уйти с поля, потому что, имея такого рода работу, существует срок годности, я не буду всю жизнь таким сильным и быстрым, как требуется. То, чем ты занимаешься, не похоже на мою работу, но, если посмотреть с другой стороны, выглядит все именно так. Ты мне нравишься, и у меня достаточно опыта общения с женщинами, чтобы понять, что нравится может не все. Но для меня это может означать, что то, что мне в тебе нравится, мне очень нравится, поэтому я готов работать над тем, что мне не совсем нравится, находить компромиссы.

Ладно, то, что он выдал было ни капля.

А огромный грузовик.

— Вижу, ты об этом раздумывал, — заметила я.

— На обратном пути к тебе домой. Я понял, если начинаю с тобой отношения, то должен быть полностью готов, приняв тебя всю. — Он притянул меня ближе. — Я полностью принимаю тебя, той, какая ты есть, Лотти.

Да.

Это точно был огромный грузовик.

Он сказал свое слово и поцеловал меня.

А когда он отстранился, я прошептала:

— Спасибо, Мо.

Именно тогда он улыбнулся, полностью отстранившись от меня, слезая с кровати.

Мне хотелось узнать о его «опыте общения с женщинами» (и о том, как они испортили ему жизнь), но я уже успела выучить, что Мо был Мо.

Ему нужно было избавиться от презерватива, и он ничего бы не стал мне объяснять.

Поэтому, выскользнув из постели, он отправился в ванную комнату, а потом вернулся.

Я надеялась, что у него была целая куча презервативов, потому что прежде, чем мы перейдем к его «опыту с женщинами», мне хотелось предоставить ему больше опыта с конкретной этой женщиной, т.е. со мной, потому что у меня было страстное желание оседлать мою самую сексуальную гору — мужчину.

Мы могли бы поговорить о сучках в его жизни после, когда я перестану так дерьмово злиться из-за чего бы то ни было на них.

Другими словами, после еще пятнадцати оргазмов.

Мо вышел из ванной, я наблюдала за ним, как двигаются его оголенные массивные бедра, огромный член, впечатляющего размера, сейчас он был мягким, и глядя на своего мужчину, я решила его пососать, прежде чем оседлать, но Мо вдруг остановился как вкопанный, повернув голову в сторону лестницы.

И как раз в этот момент мы услышали стук в парадную дверь, громкий стук, и приглушенный, видно, дверью, но все же громкий рев:

— Лотти! Открывай эту чертову дверь!

Я почувствовала, как лицо побледнело, Мо кинул взгляд в мою сторону.

— Вот дерьмо, — прошептала я.

Потом добавила:

— Текс.


10. Младшая сестренка

Лотти


— Я разберусь, — объявил Мо.

Что он такое говорит?

Он собирался разобраться с Тексом.

Никто не мог разобраться с Тексом.

Особенно, когда Текс орал громче обычного и колотил с силой в дверь.

Я подозревала, что даже моя мать не могла разобраться с Тексом в таком состоянии, а Текс был по уши влюблен в мою мать.

К сожалению, пока эти мысли крутились у меня в голове, Мо уже отыскал свои штаны-карго и натянул их.

Он вышел из комнаты, махнув мне рукой.

Черт!

— Мо! Подожди! — Крикнула я, пытаясь выбраться из постели.

Мне потребовалось слишком много времени, чтобы отыскать свои трусики и ночную рубашку в переплетенном одеяле и простыне, и слишком много времени, чтобы надеть их, одновременно при этом выбегая из комнаты.

Моя ночная рубашка развивалась позади, когда я поставила ногу на верхнюю ступеньку лестницы и начала спускаться, услышав рев Текса:

— Ты! Тебе придется кое-что объяснить.

Текс стоял перед Мо, тыкая в него пальцем.

Я продолжала спускаться намного быстрее, и когда добралась до низа, мои босые ноги заскрипели по полу, я пробежала через холл и попала в комнату с телевизором.

Вот тогда-то и увидела, что прибыл не только Текс в дурном настроении.

Все было намного хуже.

Гораздо хуже.

Потому что, пробежав через фойе, я увидела не только моего большого, растрепанного отчима Текса.

За ним шли:

Ли.

Хенк.

Вэнс.

Люк.

Гектор.

Рен.

И Эдди.

Вся Горячая банда (за исключением Мэйса, но я подумала, что его здесь не было только лишь по одной причине, он теперь жил в Лос-Анджелесе и не мог прилететь ближайшим рейсом).

Черт!

Они все сердито смотрели на меня, когда я вошла в гостиную в сопровождении Мо.

Мо не выглядел сердитым.

И когда он повернул голову, взглянув на меня, он, казалось, с трудом сдерживал смех.

Нет.

Нет, нет, нет, нет, нет.

Он ничего не понимал.

Все выглядело совсем не смешно.

Я была там, когда Смити объяснил, почему он нанял Хоука по целому ряду причин.

Во-первых, возможно, это было самым главным, Горячая банда, беснующаяся в Денвере, чтобы защитить одного из своих, была очень страшной вещью.

Во-вторых, возможно, из-за того, что Эдди обязательно бы все рассказал своей жене, т.е. моей сестре, которая в свою очередь все рассказала бы моей маме и другим рок-цыпочкам, отчего те начнут волноваться, как и все девочки у Смити.