- Я понял уже, что отвратителен тебе, и я не прикоснусь, обещаю… Я не трону тебя… Я… я буду ждать столько, сколько потребуется… Только не уничтожай себя, только живи…

Ноги больше не держат его, стержень лопнул, самообладание дало слабину, или же ему уже наплевать на достоинство и уверенность, на тот волевой облик, которым он так дорожил. Сползает вниз, лицо его спрятано в моих бёдрах, а сам он оказывается на коленях и сдавленно умоляет:

- Я всё исправлю, только не гони меня, не отталкивай, я не могу без тебя … я задыхаюсь, я не живу, если тебя нет рядом… Я знаю, что сотворил… я сделаю всё, чтобы исправить это, я отдам всё, что у меня есть, я придумаю что-нибудь, только дай мне время и не уходи… Я прошу тебя, позволь мне хотя бы надеяться …

Я негодую, поднимаю его:

-Вставай и не смей никогда падать на колени! Слышишь? Ты нужен мне сильным …

Он встаёт и прижимает изо всех сил к себе, но этот жест не может приблизить мою душу к его душе.

- Ты обещал не обижать…

Эта моя фраза добивает его окончательно: он отворачивает лицо в сторону, но рук, обнимающих меня, разорвать не может, слишком больно это для него. Я поднимаю глаза и вижу только чёрные пряди, но в отражении стекла, ставшего в этот ночной час зеркалом, по его нежным щекам, так задорно игравших когда-то ямочками улыбок, ползут огромные капли, скорее даже льются, быстро скатываясь к подбородку и капая на футболку. Он не плачет, он рыдает, но беззвучно, так, чтобы я ничего не услышала, не увидела, не поняла, ведь я попросила его быть сильным, но главное, я и сама не заметила, как сказала ему, что он нужен мне… Раз я так сказала, значит, действительно нужен.

Мы продолжаем путешествовать вместе. Алекс молчит, он не говорит ничего, только смотрит, смотрит глазами, полными отчаяния и безнадёжности … Он теряет меня, а я … Я падаю всё дальше и дальше в пропасть, и он впервые ничего не может поделать с этим. Мы оба понимаем, что отдаляемся на большой скорости. Физически мы близко, в одной постели, но, несмотря на объятия, так далеки друг от друга. И я не хочу его, совсем. Я не вижу больше его красоты, меня не влечёт к нему абсолютно. Ловлю мысль: а может это к лучшему, может вот он, конец? Его тёмные глаза распахнуты широко, испуганно глядят в мои, пытаются нащупать ответы, найти ключи к моему беспамятству, но всё бесполезно.

Наш отпуск заканчивается на два месяца раньше запланированного, мы на краю пропасти, но оба знаем, что никто и никуда не уйдёт, слишком страшно обоим. Вот, что теперь объединяет нас – страх. Он боится меня, моего ухода, а я боюсь его. Мы тихо ступаем по жизни, каждый шаг с оглядкой, не дай Бог оступиться, ведь всё ж рухнет тут же…

Алекс работает. Много. Но все воскресенья и вечера он дома, он со мной и детьми. Мы рядом, все формальности соблюдены, но мы так бесконечно далеки друг от друга. Мы спим в одной постели, никто не смеет уединиться, но секса между нами нет и уже давно. Мне плохо от одной мысли об этом, и он, похоже, уже не ждёт ничего. Мне всё равно, где и в чём он находит удовлетворение. Я погружаюсь в свою диссертацию с головой, работа не движется, она летит, всю свою энергию и все свои интересы я направляю в это русло, мне нужно за что-то уцепиться, найти почву под ногами, и это единственное, что доступно мне в этот период моей жизни.

Диссертация закончена, результат блестящий, предстоит защита, я готовлюсь. Если всё пройдёт гладко, а это так и будет, я знаю, мне предстоит работать на кафедре математики в Вашингтонском Университете, буду учить американских студентов алгебре. Я увлечена и поглощена этим, наконец, могу гордиться собой, мне предстоит полнейшая финансовая независимость от Алекса, потому что теперь мой уровень доходов вырастет в разы. Я думаю о покупке собственного, простого, но уединённого дома.

До защиты четыре месяца, и в этот момент в нашей жизни снова появляется Габриель. Они с Анабель живут в доме рядом - вопиюще провокационная ситуация. Алекс напоминает мне бумеранг, в который мы с ней играем. Теперь моя очередь запустить его, а её – поймать. Но я не собираюсь в это играть, по крайней мере, я так думаю.

Но в этот раз, у Габриель иная стратегия. Она и раньше была умной, хитрой, изворотливой. Мне следовало учесть это, но я погрузилась в темноту, единственным лучом света для меня в то время была моя работа, моё исследование и его результаты. Я увлеклась по-настоящему, отдалась всей душой и пропустила важное: то, как Габриель встречала Алекса после работы вкусными обедами, расспрашивала его о новых проектах, интересовалась верфями, вела с ним беседы о современных моделях яхт, которые он собирался строить. Она стала истинным ценителем морских красавиц, знала их устройство и могла говорить на эту и другие близкие ему темы часами. Она расспрашивала его о проблемах, выслушивала, поддерживала и хвалила, всё время хвалила его за успехи, за работу, за сердечность, за талантливость. И она никогда, никогда не говорила ему, что он красив. И это только то, что я слышала, когда они пересекались у нас дома, или на нашей террасе. Но Алекс часами уже пропадал на её территории, он навещал там Анабель, вроде бы, и Лурдес и Соня были там же, вроде бы… как. Только я уже почти не видела его, а он меня. И я не помню, когда в последний раз он спал дома. Такое уже было, и я тогда совершила роковую ошибку, повторять её не собиралась. Он просил меня не бросать его, и я не бросала, но дом купила. Знал он или нет? Скорее нет, чем да. Он тоже был поглощён совершенно новым для него делом, которое к тому же стало и увлечением: он строил верфи, на верфях –лодки и яхты.

Однако, однажды случилось событие, которое меня изрядно повеселило. Это случилось в пятницу около пяти вечера и обстоятельства сложились таким необычным образом, что все оказались дома, включая Алекса. Я работала на малой террасе, той, что выходит со второго этажа, а Алекс в холле этого же этажа трудился в своём ноут-буке. Вдруг слышу крики и визг, смотрю и не верю своим глазам! Габи и Кристина сцепились в нешуточному бою: лупят друг дружку и рвут волосы. Не имею понятия, что они не поделили, но об этом не сложно и догадаться. Меня просто распирает от хохота, успокоившись немного, я кричу Алексу:

-Алекс-султан, в гареме непорядок! Наложница побила вторую жену, вам следует срочно вмешаться, иначе, вы рискуете кого-то из них потерять!

Алекс не совсем понимает в чём юмор, он был в наушниках и не слышал криков, медленно выходит и, увидев их, уже тогда только стремительно бросается вниз и разнимает их. Яростно кричит на Габриель, а Кристине сообщает, что она уволена.

Возвращаясь, проходит мимо меня, я вижу, что он в ярости, напоминаю:

-А я говорила, избавься от неё!

Он ничего не ответил. Это событие подняло мне настроение на весь день, и на следующий тоже немного хватило. Потом опять мрак…

Наконец, настал день моей защиты – роковой день. Я прошла её блестяще, кажется сейчас я на пике своих профессиональных достижений, уважение и почтение со стороны коллег ко мне огромно: мой труд не просто стоящее исследование, его результаты на самом деле послужат пользой обществу, применение в практике уже разрабатывается в нескольких компаниях. О результатах я сообщу в своей научной статье, выход которой запланирован спустя полугодие. Всё это словно наделяет меня волшебными крыльями, раздувает мои паруса, я вновь нашла себя, нащупала свою личность, обрела свою душу. Наконец, что-то похожее на счастье поселяется во мне. Переполненная радостью я веду домой свой Porsсhe Cayenne, сколько лет он служит мне верой и правдой? Алекс устал предлагать более новую модель, я упорно не хочу расставаться с этой машиной. Она напоминает мне о счастливых временах…

Я вхожу в дом на высоких тонких каблуках, прислушиваюсь к нежному их стуку по белому мрамору, чувствую себя красивой, женственной, уверенной. На мне узкая черная юбка до колен и белоснежная, полупрозрачная блузка – такой я предстала перед членами редколлегии. Вынимаю шпильки из собранных волос на ходу, и они рассыпаются, наконец, давая мне облегчение. Я счастлива, очень счастлива. Но не потому, что официально закончила, наконец, труд многих последних лет, а потому что, кажется, я нашла выход. Я знаю, что спасёт нас - это ребёнок, я рожу Алексу сына. У него должен был быть сын, но он потерял его из-за меня. Конечно, есть сильно больные почки, но мы что-нибудь придумаем, какую-нибудь поддерживающую терапию. Тони сказал можно, всё можно, если очень хотеть. Мои биологические часы ещё не пробили полночь и пока есть время, я должна успеть. Я знаю точно, ребёнок это то, что снова свяжет нас, приблизит друг к другу, и, нащупав конец этой верёвки, мы ухватимся за неё и дальше уже двинемся сами.

Алекс дома.

- Алекс! Всё прошло блестяще! Можешь гордиться мной! В двух компаниях мой метод взят на разработку! Может, прочтёшь всё же мою работу?

Он не смотрит на меня, в нём словно нет жизни, и также безжизненно и тихо говорит:

- Поздравляю тебя.

В последнее время, он говорит со мной очень тихо, всякий раз мне едва удаётся расслышать его.

Он встаёт и направляется к выходу.

- Куда ты?

- К Габриель, - отвечает он, не глядя, но замедляется.

- Может тебе стоит уже поселиться у неё?

- Разве у меня есть выбор?- наконец, он поднимает глаза на меня, наверное, впервые за последние несколько недель… Я только сейчас вдруг осознала, как давно мы не говорили.

- Ты совершаешь ошибку, Алекс. Мы уже проходили это …

Он молчит, и снова отворачивается, у меня почему-то возникает чувство, что где-то внутри себя он плачет. И это отражается в его движениях, в его мягкости, покорности. Он какой-то необыкновенно тихий, отдалённый, даже безвольный, словно кто-то разбил ему сердце … Кто бы это мог быть?

- Не уходи, я уйду сама. Я уже купила дом себе, такой, какой всегда хотела.