Мы занимаемся любовью в ванной, затем в постели, затем, поужинав во второй раз в три часа ночи, прямо на полу в холле, на белоснежном пушистом ковре… Вообще в нашем доме уже не осталось мест, где бы мы не делали этого. Именно поэтому Алекс так любит субботы и те редкие вечера и ночи, когда дети уезжают к Марии, и мы остаёмся совершенно одни. Как я уже говорила, мне достался редчайший экземпляр: горячий, ненасытный, искусный, но при этом невероятно нежный и деликатный.

Лежа в его объятиях, укутанная его любовью и нежностью, я изо всех сил гоню мысль о том, как буду жить тогда, когда всё это закончится, ведь что-то внутри меня неустанно шепчет, что не смогу я и впредь всегда оставлять с носом старуху с косой, что однажды я опоздаю, или не во время соображу, или просто отвлекусь на что-то и не почувствую того, что до сих пор мистически счастливым образом могла предвидеть… Как же он дорог мне, как бесконечно любим, как неразрывно связан со мной этот необычный человек, этот невероятный мужчина, мой Алекс…

Нежность теперь живёт повсюду в нашем доме, но больше всего её, конечно в спальне. Столько, сколько сейчас, её не было никогда – ни в глупой и жестокой юности, ни в самом начале нашего безумного брака, где нежность была, но больше было всё же страсти и бурного секса, ни в пору нашего воссоединения, где Алекс чаще бывал строг, нежели нежен, но и нежен тоже был. Но сейчас нежность – это единственный и уникальный способ его общения со мной и девочками, только с Алёшей он по-мужски серьёзен, но всегда добр, и всегда доступен. Его доступность для нас удивляет меня больше всего – многие и многие финансовые и другие важные вопросы остаются нерешёнными, встречи не проведёнными, ведь рабочий день Алекса гораздо короче бесконечного потока дел и людей, жаждущих беседы с ним. Но Алекс всегда в пять часов дома и может несколько часов играть с пришедшим в гости Алёшей в шахматы, с Соней и Лурдес в их не слишком увлекательные для него девчачьи игры. Но если сложить всё то время, которое уходит у него на меня, на длительные неженья в ванной или постели, на наши чаепития и любования закатами из витражей нашего стеклянного дома, на наши бесчисленные совместные ужины в даунтауне, прогулки, беседы или просто молчания в объятиях друг друга, то можно было бы без сомнения вести ещё один такой же полноценный бизнес как тот, который у Алекса уже есть. Однажды я осмелилась спросить его, откуда такая роскошь в виде неограниченно свободного времени, ведь раньше мы его практически не видели из-за работы, и он ответил:

- Я понял однажды, что всего не успеть, всех дел не переделать никогда, это бесконечный поток, в нём теряешься и не успеваешь, забываешь просто жить. А это не правильно.

В другой раз, когда он неотрывно по своему обыкновению следил за тем, как я мою, сушу, затем укладываю свои волосы, я спросила, не надоело ли ему смотреть на меня и мои тривиальные шевеления, он выдал то, что меня задело:

- Я стараюсь максимально насладиться этими моментами, когда мы вместе, ведь я знаю теперь, что это подарок, и не хочу потом жалеть, что потратил эти самые ценные в моей жизни мгновения на что-то другое…

Другое - это всегда раньше была работа, и если он был дома, то фактически жил в своём планшете, перманентно поддерживая связь с директорами направлений и президентами своих дочерних компаний. В этот период нашей жизни планшета становилось всё меньше, а вечера постепенно освободились почти все для нас, для меня и для детей. Анабель бывала у нас так часто, что практически жила с нами, и мы, все четверо женщин, нежно любили единственного принадлежавшего нам мужчину – Алекса, ведь Алёша давно уже жил отдельно и навещал своё бывшее семейство лишь изредка.

Но главное не это, а то, что Алекс, как и я, ожидал конца, конца «нас», и это была заноза, которая жутковато ныла внутри. Я пыталась всегда успокоить себя, проговаривая, что я накручиваю себя, что никто не знает, что нас ждёт впереди, и что обычная жизнь до самой старости – самый вероятный вариант развития событий. Но после той мысли Алекса я поняла, что шансов на это у нас нет – беды будут происходить одна за другой пока, в конце концов, одного из нас не станет, и, скорее всего, это будет Алекс – слишком идеален и сладок этот мужчина, он словно воплощение всех самых сокровенных женских мечтаний, он – сборный образ лучшего из лучших мужчин, чтобы просто жить и доставлять своей жизнью удовольствие только мне одной…

Peter Bradley Adams - Be Still my Heart

Я заново вернулась к мысли родить Алексу сына. И поскольку мой муж, считавший беременность слишком опасной для моих почек, был категорически против, мне пришлось пойти на обман. Не стану описывать интимных подробностей этой аферы, но она удалась мне с блеском.

Мне 38 лет и я снова беременна. В последний раз. Алекс в бешенстве, ужасе, страхе и негодовании. Он зол на меня очень, но не говорит ни слова, не может, так как на мне печать беременной неприкосновенности. Мы консультируемся у Тони, Карлоса и лучших гинекологов в США, все они убедительно вещают в уши моего мужа о том, что риск есть, но американская медицина сможет надёжно держать его под контролем. И он успокаивается, и снова я в мягком, нежном облаке его заботы. Про этот огроменный бонус я и забыла, так давно это было, мои предыдущие роды … Так много времени прошло с той поры, столько событий произошло!

Но теперь Алекс другой, по-особенному сдержанный, спокойный, мудрый и взрослый. Часами он читает выкладки в сети о возможных патологиях в беременности и родах у поздно рожающих женщин. Это уже маразм полный, и я регулярно пытаюсь донести это до его сознания, но он не слушает, упорно изучает теорию и клинические случаи. Невольно вспоминаю, как он укрощал испанскую яхту Aquillo, и понимаю, что это бесполезно. С другой стороны, неплохо, если кроме американской медицины ещё и мой муж будет держать мою беременность под личным контролем.

Приближается День Рождения Алекса, ему исполнится 40 лет. Я предлагаю ему закатить грандиозную вечеринку дома или в ресторане, позвать всех его друзей, но он не хочет этого. Вообще он изменился очень, в последнее время у него появилась непреодолимая тяга к уединению от всех людей вообще, кроме нас, его семьи. Оказалось, его работа вполне может существовать и в строго отделённое на неё время, поэтому в девять он ещё дома, а в пять уже дома. Все выходные он тоже дома, и нам даже не пришлось ни о чём договариваться.

Алекс проводит много времени с детьми, очень много. Я вижу, что он спокоен, даже умиротворён. В нём нет ни безудержного счастья, ни бурлящих эмоций и страсти, как это было тогда, когда мы познакомились и когда только начали жить в браке, ни грусти и страха, как это было во всё последующее время. К нам почти никогда не приходят гости, за исключением Марка и ещё Марии и её детей. Мы стали жить тесно, узко, но от этого тепло, которое мы излучали, не растворялось больше в холодном воздухе без конца открывающихся дверей, а сохранялось внутри, и потому наш дом наполнился, наконец, уютом семейности…

Алекс хотел отпраздновать свой День Рождения только с нами. С нами, это со мной, всеми нашими детьми, Марком и его женой, и своей сестрой Марией, с которой теперь мы виделись намного чаще, как я всегда и желала. И никого из бывших друзей и знакомых, партнёров, прихлебателей, улыбателей и прочей рати. И это действительно был лучший его День Рождения, на каких мне довелось побывать. Мы обедали в ресторане на побережье в живописном и спокойном месте, тихом и элегантном. Взрослые дети бесконечным потоком, перебивая друг друга, рассказывали свои смешные, иногда непутёвые школьные истории, и мы все, без исключения, заливались смехом, в особенности, от действительно искромётных шуток старшего сына Марии Эндрю и моего Алексея, которого все здесь почему-то звали Алексом …

Тот День Рождения был по настоящему наполнен теплотой и душевностью, искренней любовью всех приглашённых друг к другу. Я видела, как сияет Алекс, он был счастлив, по-настоящему, не временно, а как-то по-особенному глубоко, казалось, все страхи наконец отпустили его, и он полностью отдался жизни, именно ею он и был теперь наполнен. Этого он и хотел всегда: семьи большой, дружной, тёплой, искренней, где все любят друг друга, берегут и заботятся так, как это было в его семье, той, которой он так рано лишился…

Когда настала моя очередь поднять бокал за здоровье моего супруга, я выбросила из головы заранее подготовленный лиричный и неизменно умный тост и ласково, душевно произнесла, глядя ему в глаза:

- Алекс, я желаю тебе долгих лет, наполненных счастьем рядом с твоими близкими. Я хочу, чтобы все демоны отстранились от тебя и больше никогда не касались, ни свои, ни чужие, чтобы все беды обходили тебя стороной, чтобы дали тебе насладиться сполна тем, чего ты всегда хотел, и что теперь есть у тебя. А мы, твоя семья, обещаем быть рядом, оберегать и любить тебя всегда, чтобы ни произошло!

Алекс, как всегда, не отрывал своих глаз от моих, он понял каждое моё слово, и я знаю, это было именно то, что он и хотел услышать.

Спустя два дня на УЗИ мы выяснили, что беременность протекает отлично, и что мы ждём мальчика. Я была довольна и горда собой: рожать детей, пожалуй, получалось у меня лучше всего.

Greg Laswell - Comes and Goes

В конце ноября выдался аномально тёплый для этого времени день, термометр показывал 19 градусов тепла и мы выползли на нашу террасу, погреться в лучах самого распоследнего в этом году тепла. Детей не было, сегодня суббота и они на кружках, в секциях, на развлечениях. У нас работают две няни, потому что мою беременность берегут с особым трепетом и потому, что суббота это тот день, который мы с Алексом проводим целиком наедине, вдвоём. В этот день даже у Эстелы выходной, и поэтому Алекс сам готовит на кухне мне завтрак, обед и ужин, не подпуская меня ни к плите, потому что она излучает какие-то волны, ни к компьютеру, по той же причине, ни к готовке, чтобы у меня не дай Бог снова не опустились почки.