Алекс долго курит, потом отвечает:

-Ты совершаешь очень большую ошибку, делая общий вывод по своему собственному слишком, с моей точки зрения, раннему, а потому неудачному опыту. А я знаю, что может быть по-другому.

-По-другому - это как?

-Это так, когда двое любят друг друга, заботятся, оберегают. Когда мужчина следит за тем, чтобы деньги не кончались, и их хватало на всё, что нужно, а женщина дарит ему свою нежность и ласку за это, когда дети рождаются один за другим и растут в любви, когда для них поцелуи родителей картина такая же привычная, как и сказки на ночь, читаемые матерью и отцом по очереди, у которой нет чёткого порядка, а делает это тот, кто сегодня сильнее и больше хочет побыть с детьми…

-Это утопия, Алекс! Среди всех семей, какие я знаю, такого нет, а если когда-то и было, то давно уже умерло под гнётом всё тех же причин, о которых я говорила тебе раньше. Везде свои собственные проблемы, как у Толстого: счастливые пары все похожи друг на друга, а все несчастные несчастны по-своему. Вот только счастливых, хотя бы временно, лично мне встретить не довелось ни разу.

-А мне довелось, и моя семья будет такой! Я сделаю свою женщину счастливой, а она меня …

-Да и она будет, конечно, счастлива до того момента, пока эта игра не надоест тебе, и ты не поднимешь свои глаза, чтобы оглядеться по сторонам. Но скорее всего, тебе даже этого делать не придётся, ведь разнообразие всегда готово само свалиться тебе на голову и вскружить её своим янтарным блеском. А жена твоя счастливая станет наслаждаться, наблюдая за всем этим, и её изнывающее от безграничного счастья, но почему-то разбитое сердце однажды не выдержит этой пытки и тогда случится непоправимое… Вот так, от твоего идеального счастья окажется рукой подать до трагического несчастья, а ты станешь недоумевать: как так? Как такое могло произойти, я ведь дал ей всё! Ей хватает денег, и книжку я вовремя на ночь ребёнку прочитал… Потому что Алекс, проблемы есть у всех абсолютно, если нет одних, то будут другие…

-Проблемы можно решать…

-Да, можно, но пока они будут решаться, то, чего ты так долго и упорно ищешь, умрёт безнадёжно…

После долгого молчания и ещё большего разрушения нашей способности трезво мыслить и контролировать свои слова и мысли, Алекс задаёт неожиданный для меня вопрос:

- Ты не будешь больше… заниматься со мной любовью?

-Что заставляет тебя думать так?

-Есть ощущение… что сегодня многое изменилось…

- Ничего не изменилось, Алекс. Я всегда знала, что ты такой.

Он не пытается опровергать это, молчит. Потом снова неожиданность, похоже, он совсем не контролирует уже свой язык:

-Если это уже больше не произойдёт никогда, я хочу, чтобы ты знала: то, что было у меня с тобой в постели – не было прежде никогда и ни с кем…

- Я могу смело признаться тебе в том же … Хотя моё поле для сравнения уже... значительно уже…

Алекс не пытался больше переубедить меня, разжечь, зажечь, удивить, он расслабился, потому что понял, что окончательное решение уже принято. И жирную точку в моих внутренних колебаниях поставила хрупкая девушка с большими янтарными глазами и прекрасным именем Амбр.

Мы долго стоим обнявшись в фойе аэропорта в терминале улетающих … У меня уже совсем не осталось времени, мне нужно уже идти, так как скоро закроется регистрация на мой рейс, но мы никак не можем оторваться друг от друга, а офицер паспортного контроля терпеливо ждёт нас… Нам всего лишь нужно разорвать свои руки, сделать шаг друг от друга, но эти, такие простые действия, так трудны на самом деле, почти невыполнимы, нас стягивает, сжимает в одно неизвестная непреодолимая сила. Алекс тихо, сдавленно шепчет мне в ухо:

- Скажи, есть что-нибудь во Вселенной, что способно убедить тебя? Если да, то просто скажи мне, что это? И если понадобится слетать за этим на Марс, то я слетаю! Если в другую Галактику – то я и это сделаю!

В этот момент французский офицер вежливым окликом «Madame» и приглашающим жестом даёт нам понять, что время вышло: я последний пассажир, и регистрация заканчивается. С усилием резко отрываюсь от Алекса, быстро целую в щёку и стараюсь не смотреть ему в глаза, но всё равно вижу их… Нет они не плачут, они больше никогда не плачут, но то, что я вижу в них заставляет меня просто знать, иметь непоколебимую уверенность в том, что в это мгновение, в эту секунду плачет душа Алекса, плачет надрывно, мученически переживая очередное наше расставание…


Глава 12

Мужчина доказывает свою любовь не тем, как о ней говорит, а тем, как о ней молчит.

Мориц Готлиб Сафир


Но за расставанием следует встреча и встреча не менее, а даже более эмоционально наполненная. Алекс больше не делал таких долгих перерывов, он стал приезжать чаще – каждые три недели, правда потом, его приезды становились всё более и более редкими. Этого срока было достаточно, чтобы соскучиться друг по другу, но и не изнывать от тоски и накопленной нерастраченной сексуальной энергии. Нерастраченной только в моём случае, потому что мне не было известно, как в итоге решил поступить Алекс со своей верностью, ведь она не убедила меня, и, следовательно, в ней не было никакого смысла… Как и не было никакого смысла в тех мучениях, которым он подвергал себя, желая доказать мне, как серьёзны его намерения.

До французских каникул Алекс регулярно поднимал наболевшую нашу тему, и после этих разговоров бывал по-настоящему подавлен. Он делился со мной частичками себя, говорил, что мечтает о семье, что безумно хочет растить дочь. Говорил, что нет ничего восхитительнее девочек, и каким должно быть счастьем обернётся возможность наблюдать, как рождается и расцветает женственность и нежность. Просил меня стать матерью его детей. После Парижа он замкнулся, замолчал … на год. Приезжал всё реже, говорил всё меньше. Мы занимались любовью также самозабвенно, но теперь с каким-то надрывом. И разговоров по душам больше не было. Он становился старше, мудрее, мы взрослели вместе.

Однажды в ноябре, в пасмурный, дождливый, но невероятно красивый день Алекс приехал неожиданно, без предупреждения. Я увидела его машину почти возле своего дома. Я подошла к нему и почувствовала напряжение, сильные переживания, боль и надрыв.

- Я приехал поговорить с тобой.

- Так срочно?

- Да.

- Я не могу сейчас, подожди меня.

A Great Big World, Christina Aguilera - Say Something --- идеально по смыслу, вообще ЕГО песня, его слова, его чувства в ней

Приветствие без приветствий. Я освободилась не сразу, мне нужно было договориться с родителями насчёт сына, ведь мой муж никогда не находил возможности и желания побыть с ним. Мы отвезли Алёшу к моей маме, и я сообщила ей не без горести, что мы с Алексом расстаёмся, и что она может спать спокойно. Я забежала вперёд с этой новостью, но совсем недалеко.

Мы приехали в его квартиру, и я мысленно стала прощаться с этим необычайно красивым местом. Наши отношения к этому моменту длились уже больше двух лет.

Алекс признался, что не может больше жить такой жизнью, сказал, что хочет состариться со мной и просит в последний раз поехать с ним.

Я ответила, что без Алёши не поеду, а Алёшу мне никто не отдаст, да я и сама не посмею забрать у отца самое дорогое – его ребёнка.

Он сказал, что самое большое счастье – иметь семью.

Я сказала, в чём проблема, найди женщину, сделай ребёнка и будет тебе семья, живи и наслаждайся жизнью.

Он не ответил ничего, только посмотрел своими тёмными, влажными, бесконечно красивыми глазами в мои, и я увидела в них, в самой глубине, столько боли, что мне захотелось сбежать. И я ушла на кухню варить себе и ему кофе. Когда вернулась, Алекс сидел на полу, прислонившись спиной к краю кровати, и смотрел в окно. Я поняла, что он беззвучно плачет. Оставила на полу кофе, и ушла.

Любила ли я его? Не знаю. До сих пор не знаю, но думаю, раз так легко отпустила – не любила, или не позволяла себе этого. Я пользовалась им, только брала и почти ничего не давала взамен. Наслаждалась невероятным сексом, питалась его энергией, согревалась его теплом, но не жалела и не любила, не заботилась так, как заботилась о членах своей семьи. Конечно, я желала ему добра, но только в рамках словесно-мысленных пожеланий. Мне его чувства казались пустыми и временными, ведь для него, я была уверена, не было проблемы начать встречаться с любой женщиной. Он мог выбрать себе любую: самую красивую, самую умную, самую талантливую, любая пошла бы за ним, ему лишь нужно было позвать. И я не видела для него совершенно никакого смысла цепляться за меня, тем более, что у нас был лишь летний, почти курортный, но затянувшийся роман.

В тот день между нами не было никакой близости, хотя я могла остаться на всю ночь. Мы ещё поговорили немного ни о чём, а я украдкой во время этого неловкого разговора любовалась его красотой, мысленно снимала нежно голубой тончайший кашемировый свитер и прощалась с каждым изгибом его восхитительного тела, с деревом, плоским животом, ложбинкой у основания шеи, которую я так любила…

Я обняла его на прощание, вдыхая все его запахи, все его дурманяще-манящие ароматы, а он прижал меня на мгновение к себе и потом отпустил. В ту ночь я ночевала дома, в одной постели со своим мужем.

Но это была не последняя наша встреча. Ровно через три месяца Алекс приехал снова, так же внезапно, так же встретил у дома, и мы почти сразу поехали к нему. Мы занимались любовью почти всю ночь, и это было так великолепно, что я решила, он передумал, и мы будем оставаться любовниками как прежде. Я была счастлива и почти любила его, а утром он сказал, что через три дня женится, и что это последняя наша встреча, и что квартиру эту он оставляет мне, что юридически всё оформлено, бумаги на его столе, и чтобы я не забыла их подписать. Мне стало до ужаса больно и противно, я быстро попрощалась и ушла, оставив свои ключи на столе.