Я пою, я вкладываю всю силу, что у меня есть в эти слова, и мой, теперь уже громкий, голос мощной волной разливается по комнате:

I want you to staaaaaay…

Я спела её всю, медленно до конца, я вложила в неё свою душу, свою силу, свою мольбу. Эта песня – моя молитва. Мой голос никогда ещё не был таким красивым и сильным, несмотря на слёзы, умывавшие моё лицо. Он лился волшебным потоком, очаровывая меня саму. Я вдруг увидела за стеклом людей, врачей и пациентов, которые встали со своих постелей раньше обычного в это утро. Некоторые из них плакали, другие тихо аплодировали - моя песня тронула их. Мне стало легче, они пришли поддержать меня, эти совершенно чужие мне американцы. Мне нужно это было сейчас, у меня совсем не было сил, я все их растратила на страхи и мольбы.

Алекс очнулся через 40 минут. Сам. Он пришёл в себя, и смотрел мне в глаза так осознанно, как никогда. У меня поползли мурашки по телу - пугало своей прозрачностью внезапное осознание того, что произошло в этой реанимационной палате... Алекс не вышел из комы, он вернулся из другого пространства, я видела по его глазам, что он был там. Ему известно больше чем мне, он желал этой смерти, не противился ей, а я тащила его, вцепилась мёртвой хваткой, не отпускала и тащила. Моя слабость не помешала мне быть самым сильным существом на планете в эти часы. Я не отдала его. И теперь он был здесь, он дышал сам, он жил. Его глаза смотрели в мои, и за них я продала бы и душу дьяволу, если б потребовалось.

- Я же тебе говорил, они угробят меня, – он пытался шутить и улыбнуться мне, но его едва было слышно.

- Тебе нельзя говорить. Береги силы, - меня душили слёзы, и я пыталась изо всех сил остановить и скрыть их.

Как, как это случилось, что мы нашли друг друга? Как я могла так ошибиться, как я могла не понять, что на самом деле он значит для меня, а я для него? Как долго и как жестоко я отталкивала его, он падал, поднимался и пытался снова и снова, а я всё толкала и толкала, пока не оттолкнула окончательно, навсегда. Навсегда ли…?

Пришла его сестра Мария. Мы вышли выпить кофе вдвоём ненадолго. Я спросила:

- Почему он один здесь? Где его мать, отец? Где ваши близкие, родные?

- Он не сказал тебе?

-Нет.

- Вы так долго встречались и ты не знаешь?

Она достала сигарету.

- Выйдем. Мне нужно закурить. Вообще-то я давно бросила, но в такие моменты без сигареты не обойтись.

Since Your Love (ft. Brandon Hampton)

Она затянулась с наслаждением былого курильщики со стажем.

- У него нет никого, кроме меня. Вся его семья, родители и две сестры разбились в автокатастрофе, и Алекс был тоже в той машине с ними… Он был самым младшим из детей, и мать держала его на руках. Видимо, она вовремя сообразила, что произойдёт, и каким-то чудом вытолкнула его в открытое окно. Ему было всего пять лет тогда... Машина упала в ущелье и взорвалась, они сгорели заживо на его глазах. … Алекс не разговаривал почти два года после этого, мы и сейчас никогда об этом не говорим. Это были страшные похороны, у нашей троюродной тётки случился инсульт прямо во время службы, хотя гробы, конечно, были закрыты. Моя мать вырастила нас обоих, и ей было очень нелегко, не финансово конечно, наша семья всегда была обеспеченной, просто они только развелись с моим отцом. Это было очень тяжёлое время для всех нас, поэтому для меня он гораздо больше, чем брат, Алекс – больная душа, за которую я в ответе.

Ужас сковал меня, мне показалось, я и ослепла и оглохла одновременно. У меня был настоящий шок от услышанного. Я не могла говорить, не могла думать. Это был ответ не на один мой вопрос, но на многие. Теперь мне открылось то, что делало его таким глубоким и таким умным, и то, почему на самом деле он с такой настойчивостью твердил мне о семье... Алекс, как никто, знал истинную цену тех событий и явлений, что происходят с нами в жизни. Как глупо, как бестолково растрачивать драгоценные мгновения жизни на условности, как недальновидно ограничивать себя рамками, жить в них…

- Так ты не родная ему сестра… - сказала я, просто чтобы что-то сказать и скрыть свой шок.

- Нет. Мы кузены, если по крови. Но если по жизни, я самый родной и самый близкий человек на этой планете у него. Ну, кроме тебя, – она посмотрела на меня с особым смыслом.

-Мне казалось, ты плохо относишься ко мне, - сказала я, почувствовав глобальные перемены. Мы словно стали ближе с ней.

Она ответила улыбнувшись:

- Каждая медсестра в этой больнице по кругу рассказывает романтическую балладу о твоей песне, вырвавшей Алекса из костлявых рук смерти. Думаю, эта история навсегда останется притчей в этой больнице, - она расплылась в теплейшей улыбке, а глаза её излучали любовь … ко мне!

Я оглянулась по сторонам: действительно, люди смотрели на меня, некоторые шептались, указывая на меня, в их взглядах читалась доброта и восхищение, их глаза благодарили меня за моё чудо, которое давало надежду и им тоже...

Глава 6

Avril Lavigne - Give You What You Like

Операция помогла Алексу, но ему требовалось дальнейшее лечение. Новый врач, Тони, импозантный итальянец с красивой проседью на висках, назначил химиотерапию и облучение – стандартные методы лечения в таких случаях.

Тони предупредил меня, что Алекс будет поправляться медленно, поэтому моя задача помочь ему как можно быстрее окрепнуть, чтобы начать терапию как можно раньше. Тони уверял меня, что Алекса можно вылечить полностью, что он будет жить, нам нужно только пройти лечение, что в нашей ситуации будет крайне непросто.

И я отдала Алексу всю свою любовь и заботу, какие у меня были. Я была ему не женой, я была ему матерью. Он восстанавливался действительно очень медленно, но чем дальше, тем быстрее. Через неделю нас уже отпустили домой, Алекс больше не просил меня уехать в отель или ещё куда-нибудь, он покорно выполнял, всё, что от него требовалось, и терпел меня. Он уже мог передвигаться, но с большим трудом, упорно отказывался от коляски. Я делала ему инъекции лекарств и капельницы, научилась этому быстро, мне пришлось, потому что Алексу было слишком тяжело переносить дорогу в больницу, а жить в ней он отказывался наотрез. Я делала ему перевязки: на спине у него три небольшие раны, одна от операции прямо на позвоночнике, и ещё две – отверстия, через которые специальный аппарат откачивал воду из лёгких. Я обрабатывала их перекисью, и американской смесью с запахом йода. Я готовила ему еду, разбивая в блендере сырые овощи и фрукты строго по инструкции от врача - у Алекса специальная диета для онкобольных. Наш главный овощ брокколи, и моя задача - постараться, чтобы Алекс съел её как можно больше. Поэтому я выдумываю, изобретаю новые рецепты, где главный ингредиент всё та же брокколи, но разнообразие в её приготовлении, вносит хоть какую-то привлекательность в питание Алекса. Накормить его проблема, очень большая проблема. Он и здоровым не отличался аппетитом, а теперь во время болезни питание давалось ему с особенным трудом. Он не капризничал, он действительно не мог есть, но старался. Старался, чтобы не обидеть и поддержать меня, отблагодарить за мою заботу о нём.

Алекс большую часть времени спит, а когда не спит, делает всё, что я скажу. Такая покорность согревает меня, придаёт мне сил и уверенности.

Ещё через неделю доктор Тони на контрольном осмотре объявляет нам о начале лечения.

- Валерия, я рассчитывал на вас и не ошибся: результат ваших стараний превзошёл мои ожидания. И это прекрасно, потому что теперь у нас больше шансов выйти сухими из воды. Алекс, вы обязаны жизнью это леди.

- Я знаю – он отозвался едва слышно, так, будто для него это не значило ничего. Он смотрел в окно, и его как будто не было с нами.

Тони посмотрел на него с осуждением. Он не понимал.

- Мы начинаем лечение препаратами химиотерапии и облучение по одному курсу. Я думаю, этого хватит. Алекс, придётся туго. Вас будет тошнить, возможна рвота и головные боли. И конечно, у вас выпадут волосы. Но всё это пройдёт сразу после окончания лечения, которое, у меня есть все основания полагать, будет успешным. Вы прошли уже большую часть пути, осталось ещё немного. Я верю в вас! – он улыбнулся, мне.

Я была счастлива, а Алексу, казалось, было всё равно.

Avril Lavigne - Let Me Go ft. Chad Kroeger

С началом лечения он снова начал терять с таким трудом набранный вес, он почти не ел, и его рвало, практически постоянно, и он очень тяжело переносил всё это. Я снова нервничала и звонила Тони по нескольку раз в день. Но Тони знал, что будет так плохо и терпеливо отвечал на мои звонки и вопросы: всё дело в перенесённой пневмонии и невероятной слабости Алекса, он пережил то, что не переживает почти никто, и было бы удивительным, если бы после этого он вдруг стал крепким. Онкобольные почти никогда не переживают пневмонию, она убивает их неумолимо, жестоко.

Спустя где-то месяц после начала лечения Алекс вообще перестал принимать любую пищу: всё, что, так или иначе, попадало в него тут же или через время выходило обратно.

Он стал таять на глазах и терять силы. Я боялась, что он умрёт от истощения, и Тони назначил ему поддерживающие медикаменты через вену. Теперь жизнь в нём поддерживала глюкоза и синтетические витамины, вводимые внутривенными инфузиями: вместо обедов и завтраков у нас были капельницы, и я сидела всякий раз рядом, держа его за руку, и молилась, чтобы они дали ему сил, чтобы они поддержали в нём жизнь, пока этот кошмар не закончится…

У него падали волосы, и я сама обрила ему голову, но даже это не уродовало его. Его черты лица были такими нежными и правильными, что ни бледность, ни лишение волос не убили его красоту, теперь она будто была острее, чётче. Обнажённая красота, она вся в его глазах, скулах, в изгибах нежных губ... Мы почти не говорим, мы общаемся взглядами, они долгие, чувственные, в них больше слов, чем в самих словах.