twenty-one-pilots-stressed-out

Марк приторно ржёт, а я с огромным трудом пытаюсь понять его, вычленить из этого несуразного пьяного словопотока важное, то, о чём знает он, но не знаю я. А девица, тем временем, лобзает моего мужа всё наглее и наглее, всё интимнее и интимнее, и я не понимаю, к чему весь этот бред о душевных ранах, если просто можно убрать с себя руки чужой тётки? Ведь это же элементарно, если ты любишь! Если любишь, конечно …

Марк внезапно сообщает, что у него есть важная беседа, но он помнит про самбуку, и пропадает в глубине яхты, а мне приходится опять коротать время в обнимку с бокалом в компании своего одиночества.

Я не знаю, когда случился тот коварный момент, но контакт разума с сердцем был безнадёжно потерян, и да, я люблю. Люблю сильно, постыдно, до ломоты в мозгу, до крутящего зудежа в области межбедерья. Ненавижу себя за это, презираю себя, но ничего поделать не могу.

Смотрю на его буйную голову, на руку с французским маникюром, ласкающую его затылок, пропускающую между пальцев чёрные, едва только отросшие пряди, томно тянущие за них в недвусмысленном сексуальном жесте, и хочется выть, как собаке, с переломанными ногами, ей богу. Ведь я помню, кое-что из нашей прошлой жизни, знаю, как он реагирует на эти потягивания.

А что, если он сейчас встанет и поведёт её уединяться, ведь это абсолютная норма в этом обществе разврата? Я подобное уже видела, и не раз, на вечеринках. Правда, у нас дома никогда ничего подобного не происходило, ведь в дом гости никогда не входили, и, похоже, этот незыблемый запрет был известен всем абсолютно, и подстилкам, и их миллиардерским ухажёрам. Да, у Алекса были законы, целый список, но о нём позже.

Так что я буду делать, если он пойдёт при мне развлекаться? Я знаю, как это не прискорбно, что до болезни именно это и было его стилем жизни, и мне уже успела сообщить об этом целая дюжина доброжелателей. Он спит со всеми. Со всеми подряд. Имеет всё, что движется. Он такой, и я об этом знала. Знала, но расписалась на бланке с госвензелями. Зачем? Потому что люблю, потому что надеялась, потому что когда-то нетрезвый и немного обкуренный, он рисовал мне картины семейного счастья из своего воображения. А разве он тогда что-то говорил о верности супругов, о преданности? Насколько я помню, речь шла лишь о мужском долге в плане достатка и детских книжках. А с другой стороны, его стремление хранить верность, несмотря на гнёт физиологии, тогда в Париже? Господи, как же тяжело, как же всё сложно!!! Как всё было предельно ясно с Артёмом, и недостатки его и достоинства – как на ладони, и мой вполне осознанный выбор. И к чёрту феерический секс, если его цена так высока, если его цена – моё разбитое сердце и поруганная гордость! А о каком феерическом сексе вообще речь? То несчастное подобие с надменным выражением лица, которое случилось лишь раз, да ещё и чёрт знает когда!? С Артёмом и то было круче, если честно.

twenty one pilots: Ride

Мы с Марком не вдвоём, а втроём, потому что он приволок какого-то своего друга, который к тому же не сводил с меня глаз, так как Марк, совершенно уже не отдающий отчёта своим словам, в один момент заявил, что я и есть та самая, по которой сохнет Алекс. При чём, поведение самого Алекса свидетельствовало об обратном, не то, что не сохнет, а вообще ни во что не ставит: я уже сбилась с подсчёта оказанных ему «знаков внимания», но чемпионкой сегодня определённо была брюнетка, она буквально от него не отлипала. Сам Алекс пару раз подсаживался к нам, но был трезв, так как, очевидно, у него ещё оставались нерешёнными некоторые деловые вопросы, требующие ясной головы. В один из таких его наведываний к нему подошла неброская девушка в строгом костюме, с туго затянутыми в хвост волосами и минимумом косметики. Она что-то нашёптывала ему на ухо, смело касаясь губами, и он в итоге, улыбнувшись, ответил ей «Ok, no problems!», после чего она чмокнула его в щёку и чуть ли не в припрыжку унеслась в сторону трапа, так как в этот момент мы причалили к какой-то пристани. Эта девица была не из приглашённых, она таскалась за Алексом во время его деловых бесед с папками и бумагами, участвовала в диалогах, из чего следовало, что она либо консультант, либо ассистент по юридическим вопросам, а значит его подчинённая. Я слышала пару раз, как он разговаривает с сотрудниками: строго, это не то слово, жёстко, требовательно, безапелляционно, какие там поцелуи, это в принципе невозможно. С этой сотрудницей его явно что-то связывало, уж больно интимно, но не заигрывая, она к нему прикасалась, в этих её жестах было нечто собственническое, так прикасаются жёны или же постоянные девушки.

Мой мозг был уже воспалён до предела, я на взводе ещё и потому, что у меня ПМС, как выяснилось несколькими часами позже. Чтобы скрыть негодование, злость и обиду за унижение, через которое мне приходилось проходить, я усердно закидывалась коктейлями, но на самбуку всё же не решилась.

Время, то, которое обычно быстротечно, на этой вечеринке тянулось с черепашьей скоростью. Я никак не могла дождаться её конца и того момента, когда мы уже, наконец, причалим к нашей марине, чтобы я могла спокойно уединиться дома. Господи, как же хорошо, что хотя бы в доме не бывает всех этих людей!

Уже около десяти вечера, Марк на грани полного выруба, но всё ещё держится, его дружок Саймон, так и не решился ни разу раскрыть рта в моём направлении, Алекс нас больше не баловал своим Великолепием, а восседал вальяжно на диване в компании прилично поотдаль, и его неустанно атаковала брюнетка. Он не заигрывал с ней, нет, он ей даже не улыбался, но и не отталкивал. Её руки, кажется, побывали уже везде, как и губы, я уже молчу, что в какой то момент Алекс удалялся вглубь яхты, где были каюты, вероятно, ему нужно было просто в туалет, но девица рванула сразу же за ним, и их не было минут 15, не хочется думать, что могло бы их там занять так надолго. Но я уже ничему не удивлюсь.

Наблюдаю за псевдо мужем и его шлюхой и пью. Что я пила сегодня и сколько – смутно помню, и, кажется уже, меня покачивает. Это унизительно – напиться на почве ревности. Мудрая мысль приносит мне облегчение – спущусь вниз, лягу спасть, не буду доставлять ему удовольствие своими муками и терзаниями, а завтра, наверное, поменяю билеты на более близкую дату и полечу домой.

Внезапно, краем зрения замечаю, как жгучая брюнетка, наклоняется прямо перед Алексом и, по всей видимости, запускает свою руку в его интимное место. Из-за борта дивана мне не видно точно, может просто обнимает его за талию, но даже этот жест не намного невиннее. Мне так больно, не могу передать как, но… Разве он принадлежит мне? Когда-то предлагал, но с тех пор так много воды утекло…

А то, что штамп в паспорте, так это чистейшая формальность для него – нам нужны были детские визы, и он даже не делал мне никаких предложений, просто чётко обрисовал ситуацию и наши действия.

Я направляюсь к лестнице вниз, наши глаза встречаются на мгновение, и уже краем глаза замечаю, как муж мой неверный поднимается, резко и достаточно грубо сбрасывая руки брюнетки и ставя, по всей видимости, жирную точку в дальнейшем развитии их прелюдии. Но меня это не греет, он и без того уже слишком много дал мне увидеть. Я отвожу взгляд и продолжаю идти туда, куда собиралась.

Он быстро двигается в моём направлении, хватает за руку:

-Куда ты?

- Спать! – не сказала, а рявкнула я, показав, конечно же, тем самым свою слабость и уязвимость.

- Наша каюта в торце, - только и ответил он.

Алекс тут же отпускает меня, и я благополучно добираюсь до кровати в каюте, падаю на неё, не раздеваясь и обдумывая уже полуотключившимся разумом воспитательные меры по отношению к собственной чувствительности и мягкотелости.

ID3 ft. Soundmouse - Hummingbird (Original Mix)

Утром обнаруживаю Алекса, мирно спящего рядом, на моей половине кровати, уткнувшегося носом мне в затылок. Похоже, он неосознанно жмётся во сне туда, где теплее. Теряюсь в догадках, было у него что-то с брюнеткой или нет? Если да, то какого чёрта он в моей… хорошо, нашей постели?

Осторожно отодвигаюсь, встаю, одеваюсь и выхожу из каютного отсека на террасу, холодно и пасмурно, вокруг нет ни единой живой души. Похоже, что вся обслуга разъехалась и основная масса гостей тоже. Но мы не на причале, а берег виднеется не так далеко, но всё же.

Возвращаюсь в нашу каюту, она, к слову, самая большая, и единственная со своим собственным маленьким балконом, так как расположена на носу яхты и прямо из кровати можно наблюдать за её ходом и пейзажами.

Алекс всё ещё спит, видно выпил немало вчера, так как обычно он просыпается от малейшего шороха. Я сажусь на кровать со своей стороны и не знаю, что делать, будить его или нет. Он красивый. Очень. И я не знаю, что ждёт меня впереди, поэтому соблазн любоваться на него спящего так велик, что мне почти физически плохо от необходимости разбудить его и встретиться лицом к лицу с холодностью и отрешённостью, за которыми этой его красоты и не видно даже.

А будить надо, поскольку дома мои дети, за ними, конечно, Эстела смотрит, но всё же они не знают языка, и если что … Тихо зову:

-Алекс…

Но он не слышит. Трогаю его легонько за голое плечо, и в этот момент только он открывает глаза сонный, хмурый, не до конца понимающий где он, кто он и кто перед ним … Нет, похоже, кто перед ним, он узнал, потому что расплылся спросонья в улыбке, небольшой, но очень похожей на ту, которой я ни разу не видела вот уже шесть лет – улыбки совместного сладкого пробуждения… Не хватает только горячих объятий и нетерпеливых поцелуев… Мне так захотелось улыбнуться ему в ответ, но перед глазами стояли в полный рост шикарные брюнетки, рыжие, блондинки и их рукоблудие по его потрясающему телу накануне вечером!

-Который час? – мягко спросил он.