Он обнимает меня, и мы уже лежим одетые в обнимку на кровати. Алекс начинает целовать меня, и я понимаю, что это немая просьба о сексе. Останавливаю его, а он просит шёпотом надрывно:

- Пожалуйста, мне нужно сейчас это очень. Я должен обрести почву под ногами, понять, что у нас всё хорошо! Что ты всё ещё моя, что хочешь меня, что я не противен тебе!

- Что за глупости, почему ты должен быть мне противен?

- Я же … грязный, - отвечает так тихо, что я едва могу расслышать его.

- В чём проблема, иди в душ!

- Если б только вода могла это смыть…

33 Tours - California Dreamin

Я в недоумении, о чём он говорит, думаю, странный и явно не совсем в себе. Вообще Алекс другой, совсем не тот парень, с которым я познакомилась. Когда то я пыталась нащупать скелеты в его шкафу, а тут они, кажется, норовят сами вывалиться. Но вот именно сейчас отчего то, мне совсем не хочется знакомиться с ними, я сама на взводе, я страдаю, мне больно от его выходок. Я хочу тепла, любви, понимания, каких-то радостей, положительных эмоций. Да того же секса, в конце концов, он, наверное, прав. Но Алекс больше не целует меня, уткнулся носом мне в грудь, и с такой силой вжимает меня в себя, прижимая всей ладонью за талию, что мне почти больно. Но я терплю, знаю, что для него сейчас это, очевидно, очень важно, вот так держать меня. Он как ребёнок, большой, провинившийся ребёнок, ужаснувшийся перед самым страшным наказанием.

- Ты не уйдёшь от меня? – слышу сдавленный вопрос-просьбу.

- Нет. Я и не собиралась уходить от тебя. Я же не истеричная особа, я просто хотела перейти в другой отель и дать себе остыть, а тебе подумать. Ну и не видеть людей, перед которыми ты меня унизил.

Алекс ещё плотнее прижимается, и я слышу, как гулко и часто бьётся его сердце.

Глупый. Делает ненормальные вещи, а потом сам же и страдает. Машинально, так, будто это мой обиженный ребёнок, поднимаю руку и начинаю гладить его по волосам, и, о чудо, он почти мгновенно расслабляется, перестаёт до боли сжимать меня, сердечный ритм понемногу делается ровнее. Я продолжаю гладить его, загребая всей кистью его густые, вьющиеся пряди, наслаждаясь ими. Спустя время наклоняюсь и целую его в лоб, вдыхая сладкий миндальный запах волос и вдруг обнаруживаю, что Алекс спит, тихо, беззвучно, притаившись, как ребёнок. Я убаюкала его своими поглаживаниями, своей нежностью, своим умением прощать, дав ему надежду, что на меня можно положиться, я не сбегу при первых же трудностях, особенно таких глупых. А ведь, надо отдать должное, дома, на вечеринках его действительно меньше стали «трогать», я это заметила ещё дома. Вероятнее всего, это результат беседы с Марком. А я и не знала.


Глава 16

Chris Isaak - Wicked Game (Sonny Alven Remix)

Утром меня разбудили мятные поцелуи, нежные поглаживания, волнующие касания пряных волос моей шеи, щёк, груди.

Я сбежала в душ, но меня настигли и там, нежно вымыли и заново утащили в кровать, снова начали баловать ласками. Баловать настолько безумно, что мне даже показалось – я попала в мечту. Алекс – непревзойдённый любовник. Не представляю, как можно это делать ещё лучше: каждый его жест, каждое движение, да что там, даже просто шевеление, каждый вздох, стон – всё попадает в точку. Я уже молчу про сам процесс скольжения во мне, плавно перетекающий в мягкие толчки, а затем и в отчаянное мужское насыщение. Это моё любимое – обожаю наблюдать за ним, когда он, наконец, позволяет себе чуточку удовольствия, как сдерживается, как пытается контролировать себя, и как, в конце концов, природа берёт верх, сдвигаются его брови к переносице, как морщится лоб, как закрываются глаза и вырывается стон в момент наивысшего наслаждения.

Мы занимались любовью в то утро целых три раза. Днём на пляж не пошли – нельзя, и просто спали в обнимку. С Алексом даже просто спать рядом – это одно сплошное удовольствие от дурманящего запаха его кожи, умиротворяющих объятий, размеренного нежного дыхания. От осознания его уникальной красоты и сладостного понимания того, что сейчас вся она принадлежит тебе, только тебе, бери себе её всю и наслаждайся, трогай, любуйся!

Когда я проснулась, солнце уже садилось и его красное золото разливалось на белом матовом полу холла, в спальне царил полумрак. Алекс, одетый в футболку и джинсы, босой, сидел рядом и лицо его, сосредоточенное, собранное, серьёзное, загадочно серебрил тусклый свет от экрана ноутбука. Он что-то усердно правил, оставляя длинные комментарии в примечаниях к вордовскому документу, сверял данные отчёта с графиками на сайте своей компании, хмурился, тёр задумчиво подбородок, затем пальцы его внезапно начинали летать по клавиатуре, с невиданной скоростью делая пометки.

Я любовалась им. Красота во всём, в каждой линии, изгибе, в каждом оттенке, в любом, даже самом невинном, простом жесте. Длинная чёрная чёлка, игриво поджимая свои концы, небрежно закрывала его лоб и спускалась на глаза, мешая видеть, отчего Алекс по-детски и неосознанно приподнимал её ладонью, чтобы не мешала, пытался закинуть назад, но она, упрямая, прядь за прядью, лениво сползала обратно. Густые, по-девичьи загнутые к верху ресницы, казавшиеся ещё более длинными в этой игре света и тени, почти не шевелились – так сосредоточен до неподвижности был их обладатель.

Если бы я была художником, я начала бы с губ – самой трепетной, самой волнующей детали этого потрясающе красивого лица. Я бы вывела их полные нежные конуры, я бы билась над цветом в поисках неповторимого бледно-розового оттенка, но, скорее всего, мне так и не удалось бы с точностью передать то, как сексуально и одновременно по-детски его верхняя губа лишь немного, едва заметно, вздёрнута к верху, а нижняя влечёт своей полнотой и мягкостью, как отчаянно просит прикоснуться, как обе они собираются в женственный бантик, когда Алекс злится или нервничает, как мило и трогательно растягиваются в улыбке, как жёстко, до белых разливов на коже, его зубы закусывают нижнюю, когда у него что-то не получается…

Внезапно Алекс замечает мой взгляд, долго смотрит в глаза, забыв, очевидно, обо всей серьёзности и неотлагательности того, чем был занят, затем убирает ноутбук на пол, сползает со спинки кровати на спину, и вот уже его лицо почти касается моего, так близко, что в моих глазах его черты размываются, уступая место наслаждениям тактильным. Наши губы сливаются в нежнейшем, лёгком, почти целомудренном поцелуе. Это поцелуй любви, он не имеет ничего общего с сексуальностью, но я, отчего-то, безумно мечтаю о большем. И это странно, ведь я, совсем не сексуальная и не чувственная от природы, имела возможность насытиться целых три раза, и сделать это полноценно. Боюсь об этой степени полноценности многие, скорее даже большинство, вообще не имеют понятия …

Алекс отрывается с явным и нескрываемым усилием и твёрдым, уверенным, таким, как, в общем-то, и всегда, я привыкла слышать его, тоне, предлагает:

- Не хочешь прогуляться по территории? Мне нужно поработать немного, но я скоро закончу и найду тебя, - с этим предложением я получаю невесомый поцелуй в нос.

Hillsong United - "Oceans" (Live at RELEVANT)

И вот я плетусь по берегу, наслаждаясь картинными пейзажами, скучаю. Мне не хватает детей и … Алекса! Кажется, я запустила себя, какие-то ничтожные часы без него постепенно становятся для меня пыткой. За эти дни я уже так привыкла, что мы неразлучны как сиамские близнецы и днём и даже ночью, несмотря на жару, на влажность мы спим в объятиях друг друга, и, похоже, настолько привыкли уже, что и не предполагаем, что можно по-другому.

Мягкий, но неожиданный оклик заставил меня вздрогнуть. Бельгиец.

- Почему вы в одиночестве?

- А вы?

- Я не в удел.

-А я временно.

Он подошёл ближе и долго стоял рядом, устремив свой взгляд в темнеющее тропическое море.

- Мы не знакомы, - не отрывая взгляда от моря, заметил он. - Жан.

- Валерия.

- Приятно иметь знакомство с женщиной, носящей имя супруги римского императора, символ здоровья и силы.

- Императора? Вот не знала. Это какого же?

- Клавдия. Того самого, который пришёл на смену сумасшедшему Калигуле в первом веке.

- Того самого, который пришёл к власти случайно, но за время своего правления полностью сосредоточил её в своих руках, выиграл несколько военных кампаний, весьма существенно расширил границы Римской империи и стал вторым после Августа правителем, который после смерти был обожествлён?

-Да именно его. Вы неплохо владеете историей.

- Приходится, у меня сын – школьник.

Жан поднял бровь и пристально посмотрел на меня, сложив руки на груди.

- Не ожидал. Так вы – мать?

- И даже больше, целых два раза мать. У меня и дочь есть.

- Это дети Алекса?

- А вам не кажется, что это вас малость не касается? - заметила я, улыбнувшись, и двинулась вдоль берега в сторону только уснувшего солнца. Жан тут же последовал за мной.

- Значит не его. И живут не с вами.

- Почему же, как раз с нами. Мои дети не могут жить отдельно от меня, это ведь мои дети. Посмотрите, какая красота! – обратила я его внимание на залитое розово-золотым светом небо, зеркально отражающееся в спокойной глади голубой воды.

- Действительно, очень красиво, - Жан смотрел заворожено, и в это мгновение достиг, казалось абсолютной искренности, сбросил всю свою холодность, растерял все маски и на какие-то мгновения сделался живым, настоящим. Я внезапно открыла для себя, что он привлекателен, очень. Даже красив, не так, как Алекс, но совершенно иначе, по–своему. Он сам был примером того, о чём толковал мне: хочешь увидеть его привлекательность – подойди ближе, а если сможешь завоевать его внимание, завладеть его искренностью, то поразишься неожиданно открывшейся красоте.