– Понимаю, – начальство было в курсе ее увлечения энологией.

Договорились, что к разговору вернутся через неделю, а пока Тата работает в прежнем режиме.

Ровно через два часа после этого в отдел заглянул Рябцев.

– Наталья Николаевна, вас можно на минуточку? – сурово проговорил он.

«Господи, как Гена не понимает, что вот бегать, с таким заговорщицким лицом заглядывать в отдел начальнику департамента не пристало», – подумала Тата и, краснея, вышла в коридор.

– Геннадий Петрович, что вы хотели?

– Ты что, уходишь из банка?

– Уже сообщили? Да, не хочу здесь работать.

– Ты переходишь в другой банк? – Рябцев навис над ней, и Тата невольно отодвинулась – мимо сновали люди.

– Нет, я не перехожу в другой банк. Я просто хочу заняться другим делом.

– Понятно, вином.

– Да, вином. Рябцев, не дави на меня. Я уже приняла решение.

– Я – не давлю. Я не хочу, чтобы ты уходила.

– Ты ошалел?! Что значит, что ты не хочешь?! Это же мое дело.

– Мне спокойнее, когда ты на глазах.

– Смешно. Мне нянька не нужна.

– Не нужна, – эхом повторил Рябцев, а Тата увидела в его глазах то выражение, которое появлялось, когда они оставались совсем одни. Выражение нежности и испуга.

– Ты с ума сошел. Все, Гена, все закончилось, не надо…

– Я знаю, но…

– Господи, да что «но»?! Господи, да как же ты не понимаешь…

Тата сорвалась с места и юркнула в дамский туалет. Там она разрыдалась. Ей с таким трудом далось это решение, она так долго писала на бумажках «за» и «против», она считала денежные потери и пыталась хоть приблизительно представить свой будущий бюджет. Она все это делала, и ей казалось, что без этого шага, без увольнения, она не сможет идти вперед.

Отплакав, она умылась, немного подождала, чтобы прошли красные пятна, и вернулась в отдел. Сослуживцы встретили ее любопытствующими взглядами. Тата села за свой стол и прямо-таки спиной почувствовала интерес Елены Федоровны. «Если она что-нибудь ляпнет, я ей отвечу так, что мало не покажется», – подумала Тата. Но, к ее удивлению, Елена Федоровна промолчала, только перестала что-то писать, грузно вылезла из-за стола и направилась в «архивную». В этой маленькой комнатке иногда во время авралов «наскоро», тайком от начальства перекусывали и пили чай. В «архиве» Елена Федоровна гремела чашкой, щелкала чайником, шуршала пакетами.

– Тата, поди сюда, что-то не вижу я тут ничего… – внезапно позвала она Белозерову. «О господи! Не могут оставить в покое», – подумала Тата и поспешила на помощь.

– Ты дверь закрой, – попросила Елена Федоровна.

Тата послушалась.

– Теперь вот на, выпей и послушай меня, – Елена Федоровна подала ей чашку со свежим чаем.

– Спасибо, не хочу.

– Не выдумывай, пей. Глотательные движения помогают при стрессах. Снимают напряжение.

Тата, неожиданно для себя, послушалась и сделала два глотка. Чай был обычным, горячим, но от тепла чашки исчез нервный озноб.

– Зря ты написала заявление. Зря.

– Какое ваше… Простите, почему вы думаете, что зря? – Тата посмотрела на Елену Федоровну. Та выглядела невозмутимо, только в глазах читалась жалость.

– Сама посуди. Ты идешь на принцип. Но ты подумай, как будешь платить за аренду квартиры, на что будешь жить, как будешь матери помогать?

– Я все прикинула, – ответила Тата, но мысленно согласилась с Еленой Федоровной. Думать, что работа сомелье ее прокормит, – это безумно наивно. Да, она сможет заработать деньги, но на тот уровень жизни, который она ведет сейчас, ей точно не хватит. Когда еще она завоюет прочное и обеспеченное положение в этой сфере?!

– Ну, ты поняла меня. Я же не говорю, чтобы ты все бросала. Нет. Но будь умной. И практичной. Ты же глава семьи, насколько я понимаю.

– Мама у меня совершенно самостоятельная. – Тата вдруг обиделась за мать. – У нее хозяйство огромное, и она с ним справляется.

– Хорошо, значит, будь умной и практичной для себя. И еще, – Елена Федоровна откашлялась, – ты на Геннадия Петровича-то плюнь. Не пара он тебе. Хоть и деловой мужик. Ты на голову выше его.

Тата молчала. Елена Федоровна удивляла, возмущала ее, но уходить от этой толстой тетки, которая заботливо подливала ей чай, не хотелось. «Какая, в сущности, разница, все равно все всё уже знают», – подумала Тата, а вслух спросила:

– Как, как можно плюнуть, если уже и платье свадебное куплено?!

– И что? Ко мне мой муж в роддом не приехал, потому что сбежал, испугался, не захотел, смалодушничал.

– Как это?

– Так. Сын родился с заболеванием сердца. Врачи сказали, что в первые годы жизни нужны будут операции. Несколько операций. Вот он и сбежал.

– И что же?

– Ничего! – рассмеялась Елена Федоровна. – Сын вон уже внучку мне родил, а бывший муж все пороги обивает.

– Здорово. Здорово, что с сыном все благополучно.

– Все остальное тоже здорово. Я просто знаю, что нельзя требовать от жизни многого. И от людей тоже нельзя. И лучше всего рассчитывать только на себя. Кто бы рядом ни был.

– Вы правы. И, конечно, я поторопилась с заявлением. Но как теперь отыграть все назад?

– Не переживай, к начальству я сама схожу. Прямо сейчас.

– Удобно ли?

– Удобно. И вообще об этом лучше не думать. Главное – дело делать.

Елена Федоровна выхватила с полки первую попавшуюся папку:

– Вот, для вида. Мы же с тобой что-то искали здесь!

Елена Федоровна подмигнула и вышла из «архивной». Тата с удовольствием допила третью чашку чая и улыбнулась вслед коллеге. Как иногда интересно ведут себя люди. Елена Федоровна, эта вездесущая сплетница и интриганка, сейчас оказалась чутким и сочувствующим другом. Она поддержала, позаботилась, дала совет и рассказала о себе то, что держала в тайне от окружающих. И даже вызвалась помочь, забрав заявление у начальника отдела. Но именно в этом шаге Тата увидела прежнюю, обычную Елену Федоровну, желающую быть на острие всех интриг. Но это никак не уменьшило благодарность за ее поддержку и совет.

Прошло какое-то время. Тата, которая осталась в банке, старалась не выходить из отдела. Она знала, что Рябцев ищет встреч с ней. «Странный он. Сделал то ли глупость, то ли подлость, объясниться не желает. Или духу не хватает. И на что-то еще рассчитывает!» – сказала по этому поводу Маша Кошкина.

Да, Рябцев чего-то добивался, но чего – Тата понять не могла, а поэтому избегала его. Впрочем, однажды они столкнулись в том самом баре, с которого началось их знакомство.

– Я рад, что ты остаешься, – сказал Геннадий Петрович, еле шевеля губами, словно разведчик при встрече ос своим агентом.

– Гена, начальники департамента сюда обедать не ходят. Им не по чину, – улыбнулась Тата.

– Я хотел увидеть тебя, – так же конспиративно произнес Рябцев.

– Увидел? – улыбнулась Тата. – А теперь – пока! Мне надо бежать. За мной приехали.

Тата указала на Собакина, который вылез из такси и озирался в поисках бара, где они договорились встретиться.

– Еще же рабочий день не закончился, – строго произнес Рябцев, внимательно изучая соперника.

– Я взяла пару отгулов. У меня их на отпуск накопилось, так что всего хорошего. – Тата слезла с высокого табурета, подхватила сумку и вышла на улицу. Она знала, что Рябцев наблюдает за ней в большое окно. Поэтому она окликнула Собакина, а когда тот подошел к ней, Тата поднялась на цыпочки, обвила рукой его шею и крепко поцеловала.

– Ого! – выдохнул Собакин, обнял и поцеловал в ответ.

Рябцев, видевший все это, набрал телефон мамы, чтобы узнать о ее самочувствии.


Собакин был старше Таты на два года. Но, странное дело, Белозерова совершенно не чувствовала этой разницы. Более того, иногда ей казалось, что она – старше. В чем была причина, откуда шло это чувство возрастного превосходства, сказать сложно. Может, потому что она знала, что вокруг Собакина множество родственников, и это создавало образ любимого всеми ребенка. Пусть большого, взрослого, но ребенка. Может, потому что поведение Собакина иногда было легкомысленным, во всяком случае, его внешние проявления. Или, может, манера одеваться, стиль, выбранный им, делал его «вечным мальчиком». Нельзя сказать, что это роняло Собакина в глазах Таты. Но чувство превосходства она иногда не могла подавить.

Они встретились в центре утром в среду. Март полностью вступил в свои права – снега в городе почти не осталось. По этому случаю Собакин был одет очень легко.

– Послушай, только восьмое марта, а ты уже в легкой куртке, – попеняла ему Тата.

– Это я специально, чтобы ты проявила заботу обо мне. Это так приятно! – скорчил физиономию Дэн и вручил ей огромный букет тюльпанов. – Я рад, что сегодня ты не в своем банке. И очень рад, что ты позвонила.

– Между прочим, выходные. Хотя некоторые у нас работают. А я свободна два дня. Но из двух дней четыре часа я посвящаю немецким винам. Тем самым, что производят в долине Рейна.

– У тебя занятия? Или работа?

– У меня семинар, в четверг, в два часа дня. Я давно подала заявку на участие.

– Здорово, но жаль, что не целых два дня!

– Мне тоже, но после семинара можем встретиться!

– Да, конечно! – Собакин уже повеселел, что неожиданно расстроило Тату. «Быстро он утешается! – по-женски ревниво подумала она. – Вот Рябцев бы…»

Что бы в этом случае сделал Рябцев – никому не известно, только Тата еще не знала, что Собакин не относится к эгоистам, диктаторам и уважает чужие интересы. Конечно, в начале отношений хотелось бы страстей, обид, построенных на ревности и привязанности, но никто из тех, кто получает удовольствие от таких вещей, не задумывается, как будет потом, в нормальной, повседневной жизни. Вот и Тата, слегка обидевшись на то, что Собакин спокойно отпускает ее на четыре часа заниматься своими делами, не подумала, что это хороший знак.

Собакин, между тем, что-то искал в телефоне, а найдя, поднял на Тату глаза и сказал: