Ольга Гринвэлл - Моя чужая 2

Уже прошел почти месяц с тех пор, как нежеланная ему беременность Ольги закончилась, а она до сих пор выделывается, не желая возвращаться в реальность. Знать бы ещё, о чем она думает. Упрется взглядом в потолок, будто там написано что-то интересное. Неврастеничка.

Сев за руль, Артем резко выжал газ, аж пробуксовали колёса. Сегодня он был очень раздражён. Кроме всей этой хрени с Ольгиной болезнью, ему ещё предстоит избавиться от Карины, прочно обосновавшейся у него дома. Старшекурсница меда ошибочно думала, что к его сердцу путь лежит через желудок, а не через то, что у неё между ног, и теперь только и делала, что стояла готовила национальные армянские блюда. Это совершенно не интересовало Артёма. Ему просто хотелось немножко потрахаться и, воспользовавшись удобным отсутствием жены, приволок девицу к себе. Но с него достаточно.

Сегодня, увидев свою жену, такую бледную, исхудавшую, молодой человек почувствовал, что по-прежнему любит ее, скучает по вечерам, когда они вместе, свернувшись на диване, смеялись над очередной комедией. Скучал по ее телу, хоть и не такому податливому, как Артём хотел бы, но такому красивому и желанному. Даже с животом его Олька была прекрасна. Он ещё вернёт ее чувства к себе, расшибётся в лепешку, но все сделает, чтобы она заново полюбила его.

* * *

Артем некоторое время стоял под дверью, раздумывая, стоит ли позвонить или открыть своим ключом. Судя по звукам, доносившимся изнутри, родители были дома. Ему предстоял нелегкий разговор. До этого всегда удавалось склонить отца на свою сторону, убеждать делать так, как надо ему — Артёму. На этот раз старикан заартачился — отказывался наотрез подписывать документы передачи прав собственности. Сначала причиной была плохая учеба сына, затем то, что он еще не закончил учебу, а теперь дурацкая болезнь Ольги.

— Пап, мам, — окликнул он, входя в прихожую.

— Тёма! — мама тут же выбежала из кухни, на ходу вытирая руки о фартук. — Ты вовремя! Я наделала твоих любимых блинчиков с мясом. Поешь сейчас и возьми с собой — Оленьке отвезешь.

— Да, кстати, как она? — раздался голос отца.

— Без изменений. Думаю, она не будет есть никакие блинчики, — буркнул в ответ. — Она вообще ничего не ест.

— Что ты делаешь для того, чтобы она поправилась? — отец уже показался из комнаты — хмурый, в глазах холод. — А, дай угадаю. Развлекаешься с девками и проводишь время в ночных клубах.

— С чего ты взял?

Отец рассмеялся.

— Да у тебя на лице написано. Помятый, потасканный… тьфу.

— Я просто устал, только что из больницы.

— Ваня, ну что ты пристал к нему? — вступилась за сына женщина. — Тёма устает. Сначала учеба, теперь в семье несчастье, а ты к нему так…

— Учти, если через неделю ничего не изменится, то не видать тебе клиники как своих ушей.

— Но почему, пап? Причем здесь Олька?

В ответ раздался только издевательский смех:

— Я тебе сразу скажу, сын — доверия у меня к тебе нет. Если думаешь, что ты будешь безраздельно владеть такой клиникой, ты здорово ошибаешься. Я отдам ее только твоей жене. Оля умная и честная, уверен, что сможет справиться. А ты… ты будешь директором клиники. Работать будешь на нее. Так что мне нужна Ольга — живая и здоровая, чтобы могла подписать документы.

Артём закусил губу. Родитель — зверь! Ну почему не везет так по жизни? Сначала Ольга предала, теперь родной отец лишает его своего доверия.

— Ладно, обещаю, через неделю у тебя будут подписанные моей супругой документы. — Артём дернул ручку двери на выход.

— Куда ты? А поесть? — запричитала мама.

— Да пошли вы! — он уже спускался вниз по лестнице

Никита

В аэропорту Хамад было гулко и тихо. Туда-сюда сновали пассажиры, в основном одетые в белые дишдаши. Выйдя из терминала, огляделся, прикрыл от удовольствия глаза. Я здесь, в одной из богатейших стран арабского мира. Такого привычного мне с детства, и культуру которого я так и не смог позабыть.

— Ник? Ник Лавров?

Я обернулся на голос. Ко мне уверенной походкой приближался мужчина. Загорелый, высокий, с густой черной бородой. Ярко-белая дишдаша развевалась вокруг его ног. Катарец?

— Мохамад, — в приветственном жесте протянул мне руку и, наклонившись ближе, тихо добавил: — Майкл Эверс.

Я расхохотался в душе, не снимая маски вежливой приветливости с лица.

— Очень приятно, Мохамад.

Уже сев в машину, Мохамад-Майкл, повернулся ко мне и неожиданно ткнул меня кулаком в плечо.

— Рад тебя встретить, много о тебе слышал.

— Неужели?

— Ты ведь русский?..

Кивнул.

— …Я был в России, — словно облако пробежало по его лицу, а затем Майкл, вздохнув, продолжил: — у меня там осталась… остались друзья. Теперь налегаю на русский язык.

— Собираешься туда вернуться?

— Да. Очень хочу. А сам? Что заставило тебя уехать? Неужели не смог найти такую же работу в России? Хотя, — Майкл Эверс рассмеялся. — Понимаю. Там нет таких заработков, как здесь. Мой отец щедро платит…

Меня немного покоробили его слова, хотя тут же извинил нового знакомого. Откуда ему знать, что не я искал подобную работу — она сама меня нашла.

— …Слышал, ты классный переговорщик…

Пожал плечами. Не хотелось хвалиться, но что есть, то есть. Сам не знал, откуда во мне подобный талант.

— …А я вот только учусь. В последний раз так договорился, что схлопотал пулю в плечо, — хмыкнул, замолчал, сосредоточенно глядя на дорогу. — Знаешь, я тебя сейчас довезу до дома, в котором ты будешь жить, а вечером к тебе загляну, — он подмигнул. — На стаканчик виски.

Удивился, но кивнул, соглашаясь. Знал, что в Катаре не принято пить спиртные напитки — это запрещено законом. Все в основном пьют кофе или чай.

Майкл привез меня к большому в стиле модерн дому на берегу Индийского океана. Веранда выходила на пляж с белым песком.

— Ого, неплохой дом. Совершенно не в восточном стиле.

— Зато достаточно удален от центра и поблизости нет любопытных ушей и глаз…

Мы вошли внутрь.

— …Располагайся, — мужчина кивнул мне на белую кожаную тахту, где лежала сложенная одежда. — Рекомендую переодеться в национальную одежду. Во-первых, жарко, а во-вторых, нам предстоит много встреч с местным населением, а здесь не очень любят американцев. К русским относятся приемлемо, но ты же теперь один из нас.

Всё правильно он говорил. Я теперь не русский. Несмотря на то, что мои родители работали на российское правительство, а сам я оставался гражданином своей страны, знал, что никогда не вернусь туда. Там больше нечего делать, и возвращение туда причинило бы мне боль. Нестерпимую боль.

Невольно стиснул зубы.

Майкл кинул на меня заинтересованный взгляд, слегка усмехнулся, а затем, поглядев на наручные очень дорогие часы, направился к двери.

— В холодильнике есть все необходимое. Я вернусь часам к шести вечера.

Быстро выскользнул за дверь, оставив меня осваиваться в новом жилище.

Оля

Артем заходил почти каждый день, а иногда даже по два раза. Сидел, уставившись на меня. В такие моменты я просто закрывала глаза, представляя, что одна. Мне не хотелось никого видеть, даже мужа. Я начала рассуждать более или менее здраво — наверняка помогли таблетки. Теперь я точно знала, что и почему произошло. И, конечно, винила в происшедшем Артёма. К тому же окончательно поняла, что не люблю его и не хочу с ним жить. Зачем он приходит? Зачем сидит возле меня часами? Разве ему больше нечем заняться? Мне было горько от того, что наша дружба сошла на нет. В свое время из-за того, что постоянно проводила время с Никитой и Темкой, я растеряла немногочисленных подружек. Ник уехал, предпочтя престижный колледж во Флориде, а Артём оказался не тем, кем я хотела его видеть. С единственным родным человеком — мамой — у нас были более чем натянутые отношения. Порой мне казалось, что она за что-то ненавидит меня.

Всё время, пока я была в больнице, моей отдушиной была медсестра Саша.

Она приходила, подолгу сидела около меня, что-то лопоча. Поначалу не слушала ее. Сперва она здорово раздражала, потом я привыкла, и мне даже стало не хватать ее голоса. Начала вслушиваться в то, что Саша говорила, и даже соглашаться с ней, что надо выходить из этой депрессии, жить дальше, жизнь не кончена, и в будущем все будет хорошо, надо продолжать учиться… Такие прописные истины капали в мое подсознание и давали ростки.

Артём только-только ушел и я, прислушавшись к его удалявшимся по коридору шагам, выбралась из-под одеяла. Саша, все это время находившаяся в палате и гремевшая какими-то пузырьками, усмехнулась:

— Как ты будешь жить с ним?

— С кем? — нахмурилась, не понимая.

— Ты же совсем не любишь его.

Я вздохнула, мысленно соглашаясь с медсестрой, пожала плечами.

— Мы с Тёмкой были хорошими друзьями с детства. Наверное, этого достаточно. Я хорошо знаю его, а он меня.

— Разве ты не хочешь любить?

— Не-а. Мне будет достаточно его любви. Я уже сполна налюбилась.

— Ну а как же «это»?

— Ты имеешь в виду секс? — усмехнулась. — Потерплю.

Наступило молчание. Я знала, что раздражаю Сашу своим малодушием, глупым упрямством, мягкотелостью, но это моя жизнь, а не ее.

В последние дни, должно быть, под влиянием Артёма, я поняла, что хочу вернуться домой. До этого просто боялась воспоминаний о счастливом ожидании малыша, боялась, что будет слишком больно смотреть на комнату, которую мы уже приготовили для него. А теперь белые стены палаты начали душить меня.

— Саш, — окликнула я девушку, — как ты думаешь, меня могут выписать завтра?