- Матушка, - заплакала Катя, - как мне жить без Алексея, мое сердце разбито.

- Ты теперь должна жить для сына, - строго сказала графиня, - у него, кроме тебя, на земле никого нет. Ты теперь мать. Но ты должна уехать из этого дома, здесь - зло. Уезжай за море и ничего не бойся, мы с тобой.

- Да, матушка, я обещаю, - поклялась дочь.

После слов матери, пред глазами Кати возникло прелестное личико годовалого малыша с огромными светлыми глазами и черными кудрями. Щемящая нежность затопила ее душу.

- Пришла весна, с ней пришла новая жизнь, - ласково заметила графиня.

Катя проснулась, по ее лицу текли слезы. Она поднялась с постели и подошла к комоду, где хранились драгоценности ее матери, открыла маленькую серебряную шкатулку, обитую внутри алым бархатом, в ней были собраны те украшения, что матушка носила девочкой, и потом одевали они с сестрой. Катя начала перебирать маленькие колечки и сережки, пока не нашла то, что искала, маленький детский крестик на тонкой золотой цепочке. Она перевернула его, на обратной стороне крестика под наполовину стертой надписью «Спаси и сохрани» в его основании была выгравирована теперь почти незаметная надпись «Павел».

Катя позвала Поленьку. Когда горничная прибежала, она увидела хозяйку, упаковывающую драгоценности из футляров в дорожную шкатулку.

- Поленька, мы уезжаем, скажи мадам Леже, что на рассвете мы отправляемся в Москву, к тетушке Паниной, вдове маминого брата. Пусть приготовят дорожную карету и провизию для нас до Москвы. Объясни, что мы будем ночевать в гостиницах, но есть будем домашнюю еду. Потом возвращайся, поможешь мне собраться.

Пока Поленька выполняла приказание, Катя упаковала все драгоценности матери, потом достала из потайного отделения бюро брачный договор и свидетельство о венчании, теперь это были документы, подтверждающие права ее еще не родившегося ребенка. Около документов лежал бархатный мешочек с крестом, свадебным подарком Алексея. Поколебавшись немного, но, решив, что это тоже теперь принадлежит ее малышу, она положила мешочек в шкатулку к остальным драгоценностям. Добавив к документам свои метрику, свидетельство о крещении и завещание матушки, она поняла, что не хватает только завещания отца и документов на имение. Катя вспомнила, в письме мужа было указано, что документы лежат в потайном отделении бюро в кабинете. Она побежала и вниз.

Кабинет освещал только огонь камина. Катя зажгла свечи в канделябре, стоящем на столе, и подошла к бюро. Она начала ощупывать грозди винограда на правой стенке, на третьей по счету ее пальцы попали в углубления, сделанные под листьями, и она повернула гроздь по часовой стрелке. Раздался щелчок, и ящики вместе с задней панелью выдвинулись вперед. Вспомнив, как делал муж, Катя вынула ящики, потом панель и достала из открывшейся ниши дневник отца и бумаги. Она разложила все на столе. Письмо французского адвоката к отцу она вложила в дневник, в другую стопку сложила завещание отца и документ, подтверждающий право Алексея на Бельцы. На столе лежал еще один конверт, где по-французски было написано имя Алексея. Катя сразу же узнала почерк. В спальне у нее лежало еще два таких конверта. Развернув письмо, она прочитала его. Отвращение и брезгливость, испытанные ею, теперь были обращены не только к врагу, написавшему письмо, но и к Алексею, поверившему в эту мерзость и так ужасно расплатившемуся с ней за несуществующую вину.

- Что же, теперь ему придется вымолить у меня прощение, - сказала самой себе Катя, - ведь теперь у меня есть то, что ему нужно как воздух, наследник. А я уж постараюсь, чтобы он получил сполна за все зло, какое он причинил мне.

Она закрыла потайную нишу в бюро, взяла все документы со стола и, гордо подняв голову, пошла наверх, собираясь вершить свою месть. В своей спальне молодая женщина достала из секретера два письма, направленных врагом ей и Иваницкому, присоединила к ним принесенное снизу и развернула письмо мужа, полученное вчера. Она взяла перо и сделала под подписью Алексея приписку по-французски:

«Оставляю вам образец своего почерка, можете сравнить и, возможно, вы найдете того человека, который разыграл весь этот спектакль, закончившийся так трагично».

Она поставила подпись, потом подумала и добавила по-русски:

«После того, что вы написали мне в этом письме, я свободна от обязательств по отношению к вам. Но родители привили мне понятие чести, поэтому я сообщаю вам, что жду ребенка и надеюсь, что, с Божьей помощью, он родится в октябре этого года».

Катя вложила все четыре приготовленных письма в один большой конверт, написала на нем по-русски имя Алексея и запечатала своей печатью. Она снова спустилась в кабинет, положила конверт в потайную нишу бюро, закрыла его и пошла собираться к отъезду.

Поленька уже упаковала большой дорожный сундук, сложив в него белье, постель, дорожный набор со столовыми и чайными принадлежностями. Теперь она ждала указаний хозяйки, что из одежды складывать в другой сундук. Катя велела уложить несколько пар черных туфель и добротных ботинок, полдюжины черных платьев, сама выбрала дневное и ночное белье, теплый стеганый халат. Единственной уступкой прошлой беспечной жизни стали две прекрасные индийские шали, подарки отца своим дочерям перед прошлогодней проездкой в Санкт-Петербург, их она тоже положила в сундук.

Документы она завернула в большой шелковый платок и положила на дно саквояжа из красной кожи, который собиралась держать при себе, поверх них она поставила шкатулку с драгоценностями и положила несколько кошельков, в них она сложила все имеющиеся у нее деньги. Поскольку дом обеспечивался деньгами от доходов поместья, Катя была свободна в своих тратах. Она подошла к столику, где стоял ларец, присланный Алексеем. Еще вчера она приоткрыла крышку и увидела в нем ровные столбики золотых монет, оскорбленная тем, что муж от нее откупается, княгиня захлопнула ларец и больше к нему не подходила. Но сегодня она уже думала о своем малыше, поэтому, решив, что это будет запас на черный день, она завернула тяжелый ларец в одну из шалей и спрятала его на дно сундука под одежду.

Отпустив горничную, Катя посмотрела на приготовленные вещи, на спальню, где прошла ее счастливая юность, сняла со стены небольшой портрет матери и положила его в сундук рядом с ларцом Алексея. Прежняя жизнь была кончена, начиналась новая, и в ней она была уже не одна, с ней был ее малыш.

Утром большая черная карета, запряженная белой в яблоках тройкой покойного графа, стояла у крыльца. Оба сундука привязали сзади, на сиденья положили пледы и одеяла, а в ниши под сиденьями убрали заботливо собранные мадам Леже корзинки с едой, домашним вином и морсом. Катя обняла француженку, простилась с управляющим, напомнив им, что писать ей следует на адрес московского дома тети, графини Паниной, и села в карету, где уже ждала ее Поленька.

Экипаж тронулся. Катя отказалась от сопровождения верховых, заявив, что Москва недалеко, да и ехать она собиралась на почтовых лошадях, вернув свою тройку домой с первой же станции. К полудню они добрались до первой почтовой станции. Княгиня решила не отдыхать, а поменять сразу лошадей и ехать дальше. Ей повезло, у смотрителя была отдохнувшая тройка. Ее запрягли в карету Бельских, и, отправив кучера с лошадьми обратно в имение, путешественницы продолжили путь.

Всем ямщикам, нанимаемым на почтовых станциях, Катя обещала полтину за быструю езду, ямщики гнали во весь опор, и путешественницы успевали дважды сменить лошадей за день. Неудобством такой езды была жуткая тряска, от которой в первый же день разбились кувшины с вином и морсом, и всю провизию вместе с корзинами пришлось выбросить. Но Катя хотела скорее добраться до Москвы и не обращала внимания на неудобства.

Через шесть дней они прибыли в Москву. Но, к удивлению Поленьки, переночевав на постоялом дворе при въезде в белокаменную, хозяйка распорядилась ехать в Санкт-Петербург. Еще через неделю Катя отперла дверь дома на набережной Мойки, куда юная и счастливая она чуть больше года назад приехала с сестрой и матерью в гости к брату.

Поручив Поленьке наводить порядок в пыльной нежилой квартире, Катя написала письмо поверенному отца Ивану Ивановичу Штерну и отправила мальчика посыльного из соседнего магазина в его контору, располагавшуюся на Невском в двадцати минутах ходьбы от их дома. Через час Штерн уже сидел у нее в гостиной, и внимательно слушал рассказ своей клиентки обо всех бедах, выпавших на долю семьи Бельских и об ее несчастном браке. Катя не скрыла от него, что она подозревает, что за всеми их бедами кроется злая воля. Посмотрев все документы, привезенные молодой женщиной с собой, Штерн спросил княгиню об ее планах.

- Я хочу уехать в спокойное место, где ребенок, которого я жду, сможет расти в безопасности, - решила Катя.

Она сама четко не знала, что собирается делать, но спокойный голос и весь надежный облик Штерна, подсказали ей, что у него можно просить все, что угодно.

- Я был не только поверенным, но и доверенным лицом вашего батюшки, у него в жизни были такие опрометчивые поступки, которые могли привести к опасным последствиям и появлению у вас опасных врагов, - осторожно высказался Иван Иванович. - Возможно, вы знаете о неких событиях его жизни, случившихся очень давно?

- Вы говорите о дуэли, когда он убил друга, и его женитьбе на француженке?- запнувшись, спросила молодая женщина, но потом взяла себя в руки. - Да, я все знаю об этой печальной истории.

- Я думаю, что вы правы, у вас есть враг или враги, - Штерн помолчал, взвешивая, стоит ли говорить с молодой беременной женщиной о печальных событиях прошлого. - По просьбе вашего батюшки меня допустили к полицейскому расследованию смерти вашего брата. Преступников не нашли, но соседи видели высокого смуглого человека, по виду иностранца, несколько дней следившего за квартирой, где бывал ваш брат.