Артиллерия с обеих сторон вела непрерывный обстрел, картечь свистела над головой, крики сошедшихся в рукопашную людей, стоны раненых, все слилось в один ужасный гул битвы. Уже шесть часов держали полки Багратиона оборону на флешах, семь атак неприятеля уже были отбиты. Только Алексей, да молодой князь Голицын, ординарец и дальний родственник Багратиона, остались около командира, остальные молодые адъютанты, с которыми они начали этот день либо погибли, либо были ранены в страшной бойне.

Был почти полдень, когда французы в восьмой раз пошли на штурм.

- Их, похоже, вдвое больше, чем нас, как девятый вал на море - заметил Алексей, обращаясь к Голицыну, чувства его уже настолько притупились, что он был совершенно спокоен, - хороший каламбур: при восьмом штурме нас поглотил девятый вал.

Французы шли молча прямо на русские пушки, устилая путь трупами, они даже не отстреливались, но их было так много, что ряды французских мундиров волной вкатились на флеши, оттесняя остатки русских войск с укреплений.

- Мы не дадим им закрепиться! - крикнул Багратион. - Черкасский, лети на левый фланг к Бороздину, Голицын - на правый к Сиверсу, всех сюда, идем в контратаку.

Багратион сам выстроил подоспевшие полки в линию и повел их в контратаку. Алексей скакал слева от командира, когда разорвавшееся ядро поразило их обоих. Последним, кого видел Алексей, был падающий с коня Багратион, в этот момент молодой человек почувствовал страшный удар в грудь, Воин под ним заржал в предсмертной агонии и рухнул на землю, придавив собой всадника. В кромешной темноте перед Алексеем встало прекрасное заплаканное лицо, увиденное им в зимнюю ночь в деревенской церкви, потом водоворот закрутил его, и он полетел в черную пропасть.

Двенадцать часов битвы растерзали обе армии. Трупами русских и французов была устлана земля. Ночь накрыла позиции, где остались чудом уцелевшие. Старый полководец в тяжелых раздумьях проведший ночь, решил сохранить армию, отдав неприятелю Москву. Он приказал отступать.

Более сорока тысяч человек недосчиталась армия Кутузова. Раненых увозили на телегах в сторону Москвы, мертвых клали у тех укреплений, где они отдали жизнь. Князя Багратиона, смертельно раненого, увез его ординарец Голицын в имение своего отца.

Алексея похоронная команда опознала, записала как погибшего и положила к мертвым. Сашка, бывший в этот раз с ополчением, весь вечер и часть ночи искал Алексея на поле. С факелом в руках ходил он от тела к телу, ища хозяина, и только в третьем часу ночи факел осветил знакомые черные кудри и мертвенное лицо с закрытыми глазами. Сашка, схватив князя под мышки, оттащил его в сторону, ближе к костру, горевшему у края позиции.

Пульса он не услышал, но на зеркале, поднесенном им к губам хозяина, чуть заметно блеснула в отблеске костра легкая дымка. Торопясь, Сашка начал расстегивать мундир, пробитый на груди напротив сердца Алексея, когда что-то твердое попалось ему под руки. Из пробитого кармана мундира выскользнула большая овальная миниатюра. В свете костра верный слуга увидел прекрасное девичье лицо, а фигуры на портрете не было, вместо нее в смятой и искореженной миниатюре торчал осколок ядра, застрявший в металле рамки.

- Так рана должна быть не глубокая, - обрадовался Сашка, склоняясь над Алексеем.

Действительно, рана была неглубокая, кровь уже запеклась и больше не шла, не понятно было только, почему Алексей не приходит в сознание. Ощупав все тело хозяина и не найдя других повреждений, Сашка сунул миниатюру за пазуху, взвалил Алексея на плечо и пошел к ополченцам, которым он оставил лошадей. Выпросив в обозе телегу, он запряг в нее Быстрого, Лорда привязал сзади, уложил на мягкое сено бесчувственного Алексея и поехал в Грабцево, находившееся в сорока верстах отсюда ближе к Москве. Сашка рассчитывал, по очереди перепрягая коней, ехать как можно быстрее, и добраться в поместье к завтрашнему утру.

Глава 12

Иван Иванович Штерн проезжал через Москву в день, когда русская армия билась под Бородино. Когда месяц назад он ехал по приглашению генерал-губернатора Ромодановского давать показания, необходимые для расследования дела о наследстве графа Бельского, ничего не предвещало такого трагического поворота в войне. А теперь все дороги, ведущие из Москвы на север и восток, были запружены каретами, повозками, телегами, мешавшими друг другу, пытаясь вырваться из обреченного города.

Зажатая соседними экипажами карета стояла, Штерн устало откинул голову на спинку сидения и закрыл глаза. Последний месяц его вымотал, ему снова вспомнились события, пережитые за это время.

Генерал- губернатор принял Ивана Ивановича сразу, как только он сообщил дежурному столоначальнику в канцелярии о своем приезде. Документы, полученные от Кати из Лондона, Штерн, как и обещал Алексею, сразу скопировал, и отправил князю Ромодановскому, а сами тетрадь и письмо вез с собой в кожаном портфеле, который всю дорогу не выпускал из рук.

- Здравствуйте, господин Штерн, проходите, садитесь к столу, - пригласил генерал-губернатор вошедшего в кабинет гостя.

Иван Иванович поздоровался, сел к столу, и, открыв портфель, начал вытаскивать привезенные документы.

- Нет, пока этого не нужно, - генерал губернатор жестом остановил гостя, - вы прислали мне списки, этого достаточно, там и так все ясно. Но дело гораздо серьезнее. Позвольте, я расскажу все по порядку:

- Князь Алексей написал мне перед отъездом письмо, где предупредил о появлении своего дяди и его жены, с требованием пересмотра решения о наследстве графа Бельского. Поэтому, когда на следующий день меня просил о встрече князь Василий Черкасский, мой секретарь отказал ему, и записал его на прием через неделю. Но мы сразу установили негласное наблюдение за супругой князя, что было легко, поскольку они, ожидая приема, остановились в гостинице здесь, в городе. И наши ожидания оправдадись. Княгиня Мария-Елена гуляла постоянно одна, без мужа, и каждый день ходила во французский ресторан, что, конечно, не преступление, только она поднималась в номера на втором этаже, где у нее были очень интересные встречи. За эту неделю она трижды встречалась там с домоправительницей Бельских мадам Леже, и каждый раз им прислуживал сам хозяин ресторана месье Франсин. Тогда мы тут же установили слежку и за этим Франсином.

Стали негласно проверять всех его служащих и поставщиков и выяснили, что у него очень интересные привычки. Он любит сам ездить по губернии, вроде бы договариваться о поставках продуктов для ресторана, а сам все расспрашивает людей о войсках, оборонительных укреплениях, о складах и мостах через реки. И сразу же после первой встречи с французскими дамами, он начал делать большие закупки для ресторана и расплачиваться ассигнациями. Мы изъяли и проверили эти ассигнации, они оказались фальшивыми. Но, поскольку, из Санкт-Петербурга мы до этого получили циркуляр о том, что шпионы Наполеона распространяют фальшивые деньги, мы поняли, с кем имеем дело. Тут мы его, голубчика, и накрыли. Теперь он сидит в нашей тюрьме, но обе француженки сразу же исчезли. Что до князя Василия, так он на прием ко мне не пришел, а через день после исчезновения жены уехал из губернии - вроде бы, в столицу.

Но я вас вызвал не для этого. Когда мы делали обыск в ресторане, там, в тайнике под полом мы нашли кроме большого количества фальшивых ассигнаций еще и драгоценности. Я хочу, чтобы вы их сейчас осмотрели и сказали, видели вы их когда-нибудь или нет.

Губернатор позвонил и приказал вошедшему секретарю принести вещи, взятые при обыске во французском ресторане. Несколько минут спустя вернувшийся секретарь вынул из деревянного ящичка и разложил на столе множество мужских и женских украшений. Здесь были бриллиантовые колье и браслет, несколько пар серег, две булавки для галстука с крупным бриллиантом и рубином, множество мужских и женских колец и тяжелая золотая табакерка с эмалевым гербом на крышке: две скрещенные сабли и четыре розы, помещенные между их окончаниями.

Штерн вздохнул, открыл портфель и положил на стол часы с бриллиантовым вензелем.

- Ну вот, теперь коллекция будет полной. Это - вещи, принадлежавшие покойному графу Михаилу Павловичу Бельскому, и те, что я по его поручению покупал для его подруги-актрисы, вместе с которой он был убит. - Дал показания поверенный, который вопреки всему до последнего надеялся, что смерти в семье его клиентов не были следствием хорошо спланированного заговора.

- Спасибо, я в этом не сомневался, - сказал князь Ромодановский и встал. - Прошу вас присутствовать на очной ставке, мы проведем ее здесь завтра в полдень.

Штерн откланялся и поехал в Бельцы. Ему предстояло еще разбираться с делами мадам Леже. В имение он приехал уже затемно, дворецкий, вышедший ему навстречу, очень обрадовался приезду поверенного семьи и, провожая Штерна в гостевую спальню на втором этаже дома, взахлеб рассказывал ему о несчастьях, свалившихся на дом:

- Ваше превосходительство, ведь все началось с того вечера, когда дядя хозяина с этой француженкой приехали, они говорили в гостиной, а потом наш князь дядю выгнал вместе с его размалеванной куклой. Я в вестибюле стоял, когда они выходили, а мадам Леже побежала за ними и у кареты о чем-то с женщиной говорила. А утром, как наш князь уехал, так мадам сразу в город поехала, закупки для шитья делать. И начала она каждый день в город ездить, лошадей гонять. Я уж ей, как она на третий день опять поехала, так и сказал, что не дело лошадям каждый день такие концы делать, а она мне так зло ответила, что если я не в свое дело лезть буду, то скоро соберу вещи и уберусь отсюда.

- Погодите, - попросил Штерн, заходя в спальню. Он поманил за собой дворецкого, - садитесь в кресло, я буду задавать вам вопросы, а вы будете отвечать. Хорошо?

- Конечно, ваше превосходительство, как скажете,- огласился дворецкий и послушно сел в указанное Штерном кресло.