Она тщётно пыталась найти в лицах обитателей хоть какие-то признаки ненормальности, но ничего страшного не видела – люди как люди.

И только когда они с Анжелиной уже подходили к веранде дома, кто-то из сидящих на ней и пьющих чай уронил на пол чашку. Чашка звонко разбилась. Кусочки разлетелись в разные стороны.

С обитателями же случилась страшная метаморфоза.

Женщина, читавшая книгу, упала на газон и стала колотить руками и ногами, страшно при этом визжа. Шахматист опрокинул фигуры и бросился на соперника, замахиваясь шахматной доской. Ещё человек пять заплакали как дети. Остальные забились в углы и закрыли головы, кто, чем мог.

Из дома тут же вылетело человек двадцать санитаров. У некоторых из них были резиновые дубинки, другие тащили смирительные рубашки…

Что было дальше, Жесика не видела, Анжелина поспешно увела её внутрь лечебницы.

– Ничего, ничего, – приговаривала она, словно это Жесика устроила истерику. – Успокойся.

Потом они прошли по длинному коридору и оказались перед небольшой дверью.

Почему-то Анжелина остановилась и снова внимательно оглядела Жесику. Непонятно из-за чего, Жесика начала волноваться.

Анжелина открыла дверь, и они вошли в полутёмную комнату, где на кровати, укрытая белым покрывалом, лежала неподвижная женщина.

Увидев её, Жесика заволновалась ещё больше. Анжелина что-то говорила ей, но Жесика даже не слышала, она неотрывно смотрела больной в глаза, а больная смотрела на неё.

Глаза женщины были без малейшего признака чувств, мысли или хотя бы движения.

– Она твоя двоюродная сестра? – спросила Жесика.

– М-м… да, – не сразу ответила Анжелина.

– Она не разговаривает?

– Нет, она не говорит и, похоже, не слышит.

Жесика обошла кровать и приблизилась к больной. Взгляд женщины оставался неподвижным.

– Наверное, раньше она была очень красивой? – спросила Жесика, вглядываясь в лицо больной.

– Очень! Очень красивой, – сказала Анжелина. Она склонилась к женщине и сказала ей: – Если бы у тебя была дочь, ей бы сейчас было столько же лет, как этой девушке. Ты слышишь меня?

Ничто не дрогнуло в лице женщины.

Жесика тоже наклонилась и попросила:

– Поговорите со мной, пожалуйста, скажите, как вас зовут?

– Называй её – мама, – сказала Анжелина.

– Разве так можно? – изумилась девушка.

– Если она услышит это, она может что-нибудь вспомнить, – объяснила служанка.

– Понятно, – сказала Жесика, хотя понятно ей становилось всё меньше и меньше. Она словно попала под какой-то гипноз. Эта чужая женщина, лежащая неподвижно, обрела над девушкой странную власть. Анжелина словно бы только озвучивала её мысли. И Жесика подчинялась безоговорочно. – Мама. Ты не хочешь поговорить со мной? – сказала Жесика и вдруг поняла, что такое обращение даётся ей очень легко. – Мама, можно я возьму тебя за руку?

Жесика присела на край кровати и взяла в свою ладонь неподвижную руку больной. Рука казалась безжизненной.

– Это давно у неё? – спросила Жесика у Анжелины, не оборачиваясь.

– Да, уже много лет.

– И ты её хорошо знаешь?

– Очень хорошо. Мы росли вместе.

– А что говорят врачи? – Жесика сама не замечала, что тихонько поглаживает руку женщины.

– Врачи говорят, что надежда есть, но небольшая.

– Расскажи мне что-нибудь о ней, я попытаюсь заставить её вспомнить детство.

– Наше детство, – задумалась Анжелина. – Это было так давно… А, вот, вспомнила. У нас в доме был большой подвал – тёмный и мрачный. Но нас всё время тянуло туда. Страх будит в детях любопытство. И вот один раз она пропала. Мы долго искали её, но вдруг услышали страшный крик… Такой ужасный! Спроси её, почему она тогда закричала?

– Ты чего-то испугалась? Да, мама? – снова обернулась к женщине Жесика.

На секунду ей показалось, что брови больной дрогнули, и в глазах появилось напряжение.

– Тогда по её ноге пробежала мышь, – быстро шепнула Анжелина.

– Тебя испугала мышь, мама?! – чуть не закричала Жесика, уловив это движение.

Но лицо женщины снова было непроницаемым. Анжелина и Жесика ждали ещё какое-то время, но больная снова застыла.

– И так каждый раз, – сказала Анжелина устало. – Пойдём, Жесика.

– Мне так не хочется уходить, – сказала вдруг девушка. – Мне почему-то жалко оставлять её.

– За ней здесь хорошо ухаживают. Ну, что ты? Пойдём уже.

Жесика нехотя поднялась, и они вместе с Анжелиной вышли из комнаты.

Когда дверь за ними закрылась, по лицу женщины скатилась слеза.


Фелипе

Первые дни работы были для Фелипе радостными, он знакомился с сотрудниками, изучал множество входов и выходов в здании, оборудовал свой кабинет, даже слегка поинтересовался делами, которые банк ведёт в настоящее время. Всё это время он как-то не замечал, что у него самого работы нет. Но вот первые впечатления улеглись, знакомиться было больше не с кем, и Фелипе заскучал. В день к нему приходил от силы один посетитель, и всё это были люди, представляющие интерес разве что для психиатров. Один, например, предложил банку финансировать доставку льда из Антарктиды. Он, дескать, берётся доставить айсберг в Бразилию, а здесь его нужно будет только подключить к водопроводу, и проблема нехватки воды решена.

Другой, например, предложил затеять кампанию по изменению денег, чтобы на каждой купюре был изображён один игрок сборной страны по футболу. Третий просто угрожал, что если банк не выдаст ему миллион на благотворительность, он покончит с собой прямо у входа.

Сначала Фелипе думал, что ухитрится найти во всём этом мусоре хоть одно жемчужное зерно. Но мусора были уже горы, а жемчуга не видно. Тогда-то Фелипе понял, что его работа носит чисто символический характер. Видно, Рикардо очень уж сильно надавил на управляющего, и тому пришлось должность для Фелипе просто придумать.

Дома тоже не всё было ладно. Беренисе, которая после возвращения мужа перебралась жить к Фелипе, никак не могла найти общего языка с Жоао. А уж этот юнец!… У Фелипе кулаки сжимались, когда он вспоминал о собственном сыне-лоботрясе.

Но больше всего Фелипе волновала Патрисиа, как это ни странно.

Узнав, что Патрисиа собирается ехать на уик-энд к Рикардо на ранчо, Фелипе сказал ей:

– Мне бы не хотелось, чтобы ты ехала.

– А я и сама не знаю, поеду ли, – ответила дочь. – Это будет зависеть от многого.

Патрисиа не любила, когда отец обсуждает их семейные проблемы в присутствии Беренисе. Хотя она относилась к этой женщине прекрасно, Беренисе всё-таки была в доме человеком новым и ещё чужим.

– А как прошёл твой рабочий день? – перевела разговор дочка.

– За весь день я от корки до корки прочёл три газеты. Так что теперь я здорово разбираюсь в политике, – мрачно пошутил Фелипе.

– Почему же ты ничего не делал? – спросила Беренисе.

– Я понял, что мне именно за это и платят деньги, – ответил Фелипе.

– Может быть, рано делать выводы? – сказала Патрисиа.

– Может быть, но пока моя работа очень схожа с обязанностями сиделки в дурдоме.

– А ты думал, что после твоих знаменитых проделок тебя посадят на должность управляющего? – сказал Жоао.

– Ты мастер говорить гадости, – сказала Патрисиа.

– Но не делать их, – ответил Жоао язвительно.

– Послушай, Жоао, – сказал отец, стараясь говорить спокойно. – Я, во всяком случае, имею образование и воспитание и могу вполне сносно работать с людьми. А ты? Что ты будешь делать, когда тебе придётся работать?

– Я никогда в жизни не буду работать, – сказал Жоао.

– Да? До каких же пор ты собираешься сидеть на моей шее? – Фелипе стал выходить из себя. – В этом году, пожалуйста, реши, пойдёшь ли ты на работу или продолжишь учиться. Я не намерен кормить бездельников.

– Я уже сто раз тебе говорил, что собираюсь продолжать учёбу, – сказал Жоао с вызовом.

– Опять пойдёшь на третий курс? В который раз?

– Я сдам экстерном.

– Тогда отнесись к этому серьёзно. И если ты с начала года не начнёшь учиться, я выгоню тебя.

Жоао криво усмехнулся.

– Ты мне не веришь?! Тогда ты меня плохо знаешь! – пригрозил Фелипе.

– Успокойся, Фелипе, – мягко сказала Беренисе. – Не надо с утра раздражаться.

– А ты не вмешивайся в наш разговор! – закричал на неё Жоао. – Ты здесь ещё не хозяйка, ясно?

Фелипе встал с места, схватил сына за ворот и поднял из-за стола.

– Возьми свою тарелку и иди есть на кухню! – сказал он сквозь зубы. – В коридор! В ванную! Куда хочешь, только вон отсюда!

Жоао вырвался, схватил тарелку и пошёл к двери, но обернулся и сказал напоследок:

– Если ты думаешь, что я поверил во всю эту историю со спаренным телефоном, то ты глубоко ошибаешься!

– Каким телефоном?! О чём он говорит?! – продолжал бушевать Фелипе.

– Понятия не имею! – воскликнула Беренисе.

– Имеешь… Прекрасно всё знаешь! И смотри, я приеду в твой квартал и всё узнаю на месте!

Жоао вышел из столовой, с грохотом закрыв за собой дверь.

Я уже не знаю, что мне делать с этим мальчишкой, – сказал Фелипе и опустил голову.

Но на следующий день у Фелипе был ещё более неприятный разговор. На сей раз с Патрисией.

Днём она попросила Беренисе сделать ей маникюр и уложить волосы.

– Куда ты собралась? – спросил отец.

– К Жесике…

– К Рикардо Миранде? – уточнил отец.

– Да, и к нему, – спокойно ответила дочь.

– Ты продолжаешь стоять на своём? – Фелипе хотел решить эту проблему раз и навсегда.

– Папа, извини, я не хочу об этом говорить. – Патрисия виновато улыбнулась.