— Почему?

Почему?? Я и сама не знаю. Но по нарастающей панике и чувству стыда ощущаю, что нельзя.

— Пойдём… Тебе понравится. В этом нет ничего плохого.

— Зачем?

— Мне просто хочется тебя чем-то порадовать, наверное. Ты словно увядаешь в этом доме. Мне это неприятно. Пожалуйста! Сделай мне приятно.

Отказывать нельзя?!

Сжимает мою кисть, садится.

— Пойдём.

Молча, с колотящимся сердцем иду следом за ним. Пытаясь отыскать в шариате какую-то убедительную для него лазейку — почему «нет». Но таких запретов нет.

Жена может принимать ванну вместе с мужем, если она чистая.

Выводит меня во двор. Клумбы благоухают, слышны сверчки и какие-то ночные птицы.

Он выключает фонари. Мы заходим ногами в тёплую воду бассейна. Подхватываю платье, задирая повыше и спускаясь на ступеньку ниже, куда он тянет меня. Ласковая вода достаёт до колен. Ночь тёмная… Луна и звёзды скрыты тучами.

Срывает с себя рубашку, закидывает на бортик.

— Можно, я так… только постою?

— Нельзя, — тяжелеет его голос. — Сними платье.

— Нет, пожалуйста.

— В нём искупаю! — предупреждающе.

Уж лучше в нём!!

Тянет на глубину. Ощущение от тёмной воды жуткое. Но и приятное, охлаждающее. Не дыша, иду глубже, вцепившись в его руку. Бортиков в темноте не видно. Глубже… глубже…

Вода поднимается выше груди. Теряя равновесие, хватаюсь второй рукой за его предплечье.

— Тимур!..

Разворачивается.

— Всё хорошо… Иди сюда.

Неожиданно подхватывает на руки. Вскрикиваю, оказываясь прижатой к его телу.

— Не сжимайся. Я держу тебя. Расслабься и вытянись на воде.

— Не смогу!

— Доверься, — шепчут его губы, скользя по моим волосам. — И тебе понравится. Расслабляйся… Ты всегда очень зажата.

Его рука держит меня под шею и спину.

— Разведи руки в стороны… Я тебя удержу… и ничего плохого не сделаю… Выпрями колени… прогнись…

Пытаюсь делать всё, что он говорит, в надежде, что это скорее закончится. Тяжёлая коса заставляет голову запрокинуться, но его кисть под моей шеей не даёт мне погрузиться в воду с головой. Замираю, сосредотачиваясь на его бережно удерживающих меня руках. И ощущение паники неожиданно сменяется восторгом от чувства невесомости. Едва касаясь он держит меня так.

— Да… — шепчет. — Ты молодец.

Качает меня по поверхности. Я теряю границу между телом и водой, кусая губы, чтобы не улыбаться от этих новых замечательных ощущений.

Убирает руку из-под спины. И, теряя опору, я вскрикиваю и сжимаюсь, погружаясь на мгновение в воду. Но сильные руки тут же подхватывают, вытаскивая меня выше. Панически вцепляюсь в его плечи, пытаясь отдышаться. Он крепко держит меня за талию.

Обмираю в его руках! И мою голову кружит. От темноты, от воды, от него, от его дыхания, которое так же сбито, как моё…

— Лясь… — ведёт пальцем по моей губе.

Зажмуриваюсь в ужасе… как будто сейчас должно что-то произойти… что-то такое… харам!

— Ляся…

— М?

— Тебе понравился тогда тот поцелуй? Из-за которого тебя отдали мне.

Отрицательно кручу головой, не открывая глаз.

Внезапно внизу в окне включается свет. И мы оказываемся словно под прожектором! Задохнувшись, распахиваю глаза. В окне Алла с сигаретой…

Тимур, недовольно хмурясь, помогает мне выйти из воды.

— Всё, беги, переодевайся.

Глава 15 — Косяк (Тимур)

Просыпаюсь ещё до звонка будильника. От шума дождя.

Сны одолели… Прекрасная девочка Ляйсан не намеренно, но одарённо кружит мою голову.

Натягиваю повыше одеяло. Холодно.

— Тим… — сонная Алла утыкается прохладным носом в шею.

— М?

— Погрей меня.

Веду рукой по острым лопаткам.

Её пальцы умело рисуют на моём теле, обещая ему то, что я не взял вчера у Ляйсан. Закрываю глаза, позволяя Алле оседлать меня.

Вчера я был неправ. И в порыве чуть не зашёл за собственную установленную границу. А этого не стоит делать, Гаранин. Ты же видишь, что она пугается и не отвечает. А не сопротивляется только потому, что ей по законам шариата это запрещено. Так нельзя с девочкой. Ты же не беспредельный мудак? Не трогай её больше. Вот… Алла тебе на что? Здесь всё честно. Она хочет тебя, ты — её.

Не открывая глаз и почти не участвуя, позволяю ей организовать нам утренний секс. Но чувство внутри гаденькое… Потому что давно не так уж и хочу. И потому что глаза я не открываю из-за того, что фантазирую сейчас совсем о других губах, взглядах, запахе…

Открыв нараспашку окно, Алла тянется к пачке.

— Нет, — смотрю на неё строго.

Не споря, отодвигает подальше.

— Тим… а я таблетки бросила пить. Противозачаточные.

Рывком сажусь, взъерошивая волосы. Сон снимает как рукой.

— Чего?

— «Какое из этих слов ты не расслышал?» — передразнивает меня.

— Ты не хочешь ребёнка.

— С чего ты взял?

— Алла, полгода назад у нас был этот разговор. Мне напомнить тебе твои доводы? Ты хочешь тусоваться и путешествовать. «Релакс и лакшери!» А ребёнок вырубит тебя лет на пять из этого процесса. А в тридцать шесть уже какие тусовки?

— Есть же няни…

— Мои дети не будут воспитываться нянями! — взрываюсь я. — И поэтому, моя дорогая, глотай какую-нибудь экстренную контрацепцию теперь. И чтобы этот вопрос в одностороннем порядке больше никогда не поднимался. Ты куришь, ты бухаешь — и ты решила не предохраняться? Совсем без мозгов?

Поджимает губы.

— Ты обещал, что если я забеременею, то мы поженимся!

— Я уже женат. Это раз. И это не изменится в ближайшие несколько лет. А два — нахрена нам это надо?! Брак нужен для ребёнка, а не ребёнок для брака! Тебе сколько лет?! Рассуждаешь как малолетка!

— В этой девице тебя это не смущает…

— Ей восемнадцать, тебе тридцать! Двенадцать лет разницы!

— Ты ещё скажи — я ей в матери гожусь!

— Так…

Рывком сдёргиваю одеяло.

— Я всё сказал. Никаких детей!

— Да я знаю, Гаранин, что если я рожу, ты всё равно нас никогда не бросишь. Вон Кате своей до сих пор как верный пёс служишь. Только свистнет, ты летишь!

— Она мать моей дочери! Она всегда будет моей семьей. И я тебе уже говорил — не открывай свой рот на этот счёт. В последнее время, Алла, ты так теряешь края, что я всё чаще подумываю о том, чтобы вынести тебя за них.

— Потому что ты больше не любишь меня! — начинает она плакать.

Осаживаюсь. Не выношу женских слёз…

— Разве я когда-то говорил о любви? Зачем сейчас поднимать эту тему?

— Ты вообще не щедрый на слова!

— Тебя устраивало, что щедр на бабки, нет?

— Тогда ты ради меня бросил дочь! Это для меня был показатель твоих чувств!

— Я никого не бросал!! Тем более Марусю!

— Марию! Что ты её как дуру деревенскую называешь?!

— Для нас с Катей она Маруся. И ей нравится. А твоё мнение никто не спрашивал!

Прячется по одеяло. Плачет, сжимая подушку. А во мне ничего не дёргается, чтобы утешить. Только раздражение…

— Возможно, Алла, нам пора тормозить. Я уже как невротик с вами, разучился спокойно разговаривать. Я устал.

— Что ты меня в одну корзину со своим братом складываешь?!

— А я скоро вас на лицо различать перестану. Один негатив!

Трясущимися пальцами леплю очередную дозу никотина к плечу. Прямо в трусах выхожу под холодный дождь. Подпрыгиваю на турник. Подтягиваясь, смотрю на кипящую под дождём поверхность бассейна. И когда моя кровь тоже вскипает, с разбега ныряю в глубину. Достав ладонями до дна, расслабляюсь, позволяя воде вынести меня наверх.

Ляся… Надо отвезти в универ.

Лёжа на спине, смотрю на её окно. Открыто… Замёрзла, наверное, на полу!

Переодевшись, выхожу на кухню. Ляси нет. Завтрака не будет? Эх… Может, проспала? Засыпаю овсянку в мультиварку и наливаю молока.

Поднимаясь по лестнице, чувствую, как ускоряется сердцебиение в предвкушении. Сейчас её густые ресницы упадут покорно вниз, скрывая от меня смущённый взгляд. И я снова слечу там с катушек от этой чувственной чистоты.

«Не трогать!» — напоминаю я себе.

Стучу.

— Лясь?

Тишина. Ловлю опять паническую волну. Так, стоп, Гаранин. Ну куда она сбежит? Что ты дёргаешься?

— Лясь, — приоткрываю дверь. — Я войду?

Бросаю взгляд на её постель. Волосы разметались с белой подушки дальше по ковру. С усилием разлепляет веки. Прижимая ладонь к горлу. Глаза словно пьяные.

Сажусь рядом с ней на колени, интуитивно кладу руку на лоб. Пылает!

— О, детка… — с досадой качаю я головой.

Густые волосы до сих пор сырые. Она, словно ещё не проснувшись полностью, рассеянно смотрит на меня.

Это мой косяк!

Закрываю окно. Включаю обогрев на кондиционере.

— Я приду сейчас.

Слетаю по лестнице вниз, выворачиваю на стол небольшую аптечку на кухне. Тут в основном детские лекарства на случай, если заболеет Маруся, пока бывает здесь.

Вот… порошок от температуры в пакетиках. Катя говорила — хороший. Пытаюсь разобраться с дозировкой. Завариваю.

Или скорую вызвать?

Забираю Марусин градусник с уткой. Который, слава Богу, ещё не приходилось использовать. Ополаскиваю. Не упадёт через полчаса — вызову скорую.

Возвращаюсь. Ставлю на столик кружку. Оглядываюсь. Её платье сохнет на вешалке. Так… Вытаскиваю ещё пару подушек. Бросаю их рядом с ней.

— Лясь, иди сюда…

Обнимаю её вместе с одеялом, прижимая к себе. Чувствую пальцами её голую спину и влажное полотенце, в которое она завёрнута. Присаживаю.