Янка Рам - Моя младшая жена

— Отец запретил.

— Ясно. Что будет, если ты позвонишь?

— Мама не ответит, наверное.

— А если ответит? Отец рассердится?

— Если до сих пор сердится — мама не ответит. Она предана слову отца. Она очень достойная женщина.

— Позвони тогда. Если тебе, конечно, хочется. А вдруг…

— А твой отец?

— Я его не помню. Алексей Гаранин. Он тоже мёртв. Помню только отца Рената. Но мама недолго с ним прожила.

— У вас разные отцы?!

— Да.

— Ренату нужно ехать к своему отцу. В свой род.

— Зачем?

— Иначе он опустится. У нас так говорят. Станет недостойным. Если мальчика не воспитывают мужчины из рода отца — это очень плохо. Ты говоришь — до сих пор не мужчина. Значит, надо его отправить к отцу.

— Отличная мысль! Но мама просила, чтобы он был при мне.

— Женщины не могут решать. Вот мама что решила? Плохо решила! Женщины недальновидны. Мужчины мудры. Их ум не затуманен чувствами. Что из её решения вышло? А теперь смотрит на своего сына и страдает. Что он не мужчина. Пьёт! Гуляет! Её позорит. Мама страдает, что неправильно распорядилась его судьбой.

— Думаешь?

— Конечно.

— Я подумаю об этом. Ну что ж… Знакомство состоялось. Пойдём?

— Спасибо… — тихо шепчет Ляся, глядя на мамино фото.

Выходим.

— Почему ты сказала спасибо?

— Потому что моего мужа она воспитала хорошо. Как мужчину. Ответственный, великодушный, добрый, сильный, благочестивый…

— Ой… ой… — смеюсь я. — Это всё приятно слышать, но боюсь, я не столь прекрасен.

— Женщина, говорящая мужу только об его достоинствах, получает от него из этого сосуда. Говорящая о недостатках — из другого.

— Лисица… — ухмыляюсь я.

Но и правда работает! Очень хочется оправдывать её ожидания. И вдвойне стыдно за косяки.

Выходим снова в парк.

— Ну ты сегодня у меня философ! — целую в макушку. — Загрузила меня.

— Плохо?.. — смущается она, заглядывая мне в глаза.

— Хорошо. Очень интересно.

У машины снова тяну её ближе к себе. Опускает взгляд, зажимаясь.

Очень хочется поцеловать! До ломоты и искр из глаз.

— Лясь… — шепчу ей. — Я очень скучаю.

— Я должна поехать с тобой?

— Нет, — ломая себя, качаю головой.

Опять это «должна»!!!

— Ты должна сделать так, как хочешь, как считаешь правильным для себя. Но если ты захочешь ко мне — позвони, я приеду и заберу тебя. Это тебя не обяжет ни к чему. Обещаю.

— Да, Катя так сказала. Катя сказала ещё: говорить то, что внутри. Что ты не рассердишься. Наоборот. Я хочу сказать. Можно?

— Давай… Нужно!

— Тимур… — складывает она умоляюще руки. — Я не хочу жить с Аллой!

Обнимая, глажу по спине.

— Ты не будешь с ней жить. Обещаю. Мы будем жить только вдвоём. И больше никаких женщин. Если ты захочешь. Если нет…

Сдуваюсь, не находя слов продолжить.

— Но это харам — оставить женщину, носящую твоего ребёнка. Даже после развода она должна оставаться в твоём доме. Пока носит, пока кормит. Я не могу просить тебя не жить с ней. Она будет переживать. И может выкинуть ребёнка, или он может родиться нездоровым. И я очень расстраиваюсь из-за этого. Не хочу такой грех на себя брать. И тебя о нём просить! Как мне надо поступить? Ты — муж, скажи!

— Я буду думать.

На автомате веду машину к дому Катерины. Хотя отдавать Лясю не хочется. И я не столь благочестив, как кажется моей девочке. И тревожит меня сейчас не психологическое состояние Аллы, а совсем другой вопрос.

— Лясенька… — притормаживаю на обочине. Сжимаю её кисть.

Как правильно задать вопрос?! Чтобы она не уклонилась от ответа. Тело вырывается из-под контроля, я притягиваю её, преодолевая несмелые попытки уклониться.

— Я хочу тебя… поцеловать.

Чуть заметно отрицательно качает головой, испуганно глядя на меня. Мою грудную клетку сводит. Но я выясняю все эти моменты:

— Тебе не нравится?.. Когда я тебя целую?

— Нравится… — кусает губы, неровно дыша.

— Почему тогда «нет»?

— Катя сказала… ты ничего не… ммм… вложил. Души не вложил… Просто так получил… Не будешь ценить меня. У вас так нельзя… — теряя звуки, шевелит она припухшими губками.

Сглатываю, облизывая свои горящие.

— Маленькая моя, я в тебя всё-всё вложу… — шепчу я, касаясь её губ. — Если я тебе нужен… если ты меня любишь… или полюбишь… Чёрт… — рвано выдыхаю.

В глазах темнеет, теряю мысль. Прикасаюсь к её губам. Но пальчик опять останавливает меня, ложась поперёк моих.

— Мужчины много обещают… Девушки доверчивые…

Улыбаясь, целую этот пальчик. Мне даже приятно, чёрт возьми, что она, наконец, выдаёт хоть какую-то упругость, а не только податливость, которая может завести нас на поводу моих желаний за пределы её.

— Как ты хочешь, чтобы было?..

Ещё раз целую пальчик.

— Надо спросить Катю… — задумчиво.

— О, нет… — смеюсь я, страдальчески постанывая, — ради бога, только не это! Давай сделаем так… Пока я решаю вопрос с Аллой, ты пишешь мне, ни с кем не советуясь, как ты хотела бы жить дальше. Честно и зная, что меня не рассердит и не расстроит. Пишешь не как хорошая девочка. Как плохая, эгоистичная и очень сильно любящая себя. Договорились?

— Что писать?..

— Десять «хочу» и десять «не хочу» про своё будущее, — вспоминаю я нашу с Катериной попытку сходить к семейному психологу, которая закончилась ничем. Но была очень просветляющей по поводу несовпадения наших картинок. — Я буду ждать.

Озадаченно хмурится, опуская руку. Белоснежные зубки скользят по нижней губе. Не выдерживая, впиваюсь на мгновение лёгким поцелуем. И тут же отпускаю, любуясь румянцем. Ловлю её взгляд.

Поджимая губы, прячет улыбку, пытаясь казаться строгой.

— Можно, я тебя просто пообнимаю?

— Кате не расскажешь?.. — сводит жалобно бровки.

— Никому не скажу. Дурочка… Иди ко мне.

И мы сидим, обнявшись и глядя в лобовое на проезжающие машины…

То самое приятие, которого мне не хватало всю жизнь, заполняет до краёв.

Тепло…

Преподаватель ведёт лекцию. Пытаюсь сосредоточиться на том, что говорит. Не получается… В моей голове хаос из чувств, слов Кати, слов Тимура, моих болезненных ощущений от беременности Аллы… и в тот же момент — предвкушения, что в нашей семье, возможно, будет маленький малыш… Я бы хотела малыша. Катин пупсик такой сладенький!

И ещё пролетают какие-то мимолетные моменты… взгляды, касания, воспоминания… как звучит его голос… дыхание, когда мы… Ох!..

Это всё неконтролируемо то погружается, то всплывает ненадолго… Какая уж тут фармакология!

Мне жаль, что мы не рядом. Но это, и правда, дало мне почувствовать, что я нужна ему. Что я не навязана. Что он относится ко мне, как к ценности, а не только как к «залогу» своего капитала. И мне гораздо легче. Страх уменьшился. Но то, что я не рядом с ним — жаль. Он очень уставший, хоть и пытается скрывать это, когда со мной. А хорошая жена должна делать так, чтобы муж дома отдыхал. И мне стыдно…

А что, если Алла действительно соврала?.. Мне жаль её. Это она от безысходности. Но как она собирается скрывать своё положение дальше?..

Не додумав эту мысль, тут же улетаю в сегодняшнее утро, когда Тимур вёз меня в университет. И, закрывая глаза, опускаю лицо, плавая в смеси трепета, страха сделать неправильно, стыда за свои желания — чтобы он опять гладил меня, целовал, шептал нежности… И предательская мысль — чтобы он не слушал Катю и просто забрал обратно, решив всё за меня сам — расцветает во мне во всей красе.

Он может, но не хочет решать за меня. У них это хорошо, у нас — плохо. Потому что у них это значит — уважение, а у нас — равнодушие или безответственность. Как же сложно смотреть на всё с двух разных сторон! Но я намерена учиться. Катя пока для меня как переводчик смыслов.

Не поцеловал утром… В груди томительно и тревожно ноет из-за этого. Противоречивые чувства разрывают меня.

— Ляйсан Шахина… — произносит преподаватель.

Вздрагиваю, неуверенно оглядываясь. Не слышала ни слова!

— Да? — поднимаю на него взгляд.

— О чём замечталась госпожа Шахина? — с иронией, но не злой.

Преподаватель — молодой мужчина, любящий подшучивать над нами, но достойный, границ никогда не переходит, обращается уважительно. И всё равно меня смущает это всё.

— Я теперь Гаранина, — опускаю взгляд. Как неудобно! Задаст сейчас вопрос по лекции, а я не смогу ничего ответить.

— Замуж вышла?

Киваю.

— Судя по всему — по любви? — улыбается он.

Боже мой… Сгорая от стыда, едва заметно киваю.

Я люблю мужа!.. От этой мысли огромный горячий шар раздувается в груди, заставляя меня трепетать и прятать поплывший взгляд. Дайте мне паранджу! На моём лице, как на картине, написано всё-всё, что было между мной и Тимуром!

— Ладно, тогда отстал, в медовый месяц замечтаться не возбраняется.

Одногруппники хихикают.

Ох, мамочка… В ушах шумит, я снова не слышу лекции, вспоминая вкус и ощущения от губ мужа. Нещадно покусывая свои.

— Врёт она.

В аудитории наступает звенящая тишина.

— Насильно её выдали, — со злостью.

Антон!!

Все шокированно переглядываются. Я чувствую себя раненно…

Это правда. Насильно. Но сейчас звучит это для меня как оскорбление моего отца, мужа и моего брака. Какое право он имеет судить нас? Зря я говорила с ним, пытаясь что-то объяснить.

Наш преподаватель растерянно смотрит на меня, улыбка стекает с лица.

— Лясь, это правда? — вполголоса шепчут девочки.