Огромные глазища даже при тусклом свете блестят от слез. Лиза прикрывает руками грудь, прячет то, что я уже успел разглядеть и как следует обласкать, и пытается незаметно отползти.

Стою, как вкопанный, с безумным стояком, и впервые не знаю, что делать. На столе лежат сигареты. Достаю и закуриваю. Предполагаю, что она уйдет, так и не доделав работу до конца, но девочка продолжает сидеть на диване, поджав колени. Она следит за каждым моим движением. Неужто и вправду девственница? Тогда почему она здесь?

Мне хочется узнать имя той, которая сумела окончательно испортить мой вечер, но правила клуба запрещают. А я ведь, по мнению Ани, весь из себя такой правильный, до тошноты и зубного скрежета. Со мной скучно и тоскливо… Вспоминаю ее полные презрения глаза. Всего пару часов после последнего нашего секса, и моя женщина, та, вокруг которой вертится вся моя Вселенная и без которой я не вижу будущего, меняется до невозможности. Аня становится чужой.

Потом выясняется, что такой она была всегда.

— Я… — опять что-то мямлит девица.

К черту!

Достаю из бумажника две розовенькие купюры и бросаю их на диван.

— Моральная компенсация за то, что не трахнул. — Молчит. Строит из себя невинную. — Не расстраивайся. На десятку чаевых ты потянула.

Она опускает голову, и я замечаю, как дрожит ее подбородок. Терпеть не могу дешевую игру.

Наливаю стакан виски, осушаю его и выхожу из комнаты. Надо же было в такой день попастся на фригидную! Чтоб ее…

Ночная прохлада приводит в себя. Я закуриваю еще одну сигарету и прислоняюсь к фонарному столбу.

Запоздало вспоминаю о том, что хотел позвонить Бурову, но когда достаю из кармана телефон, вижу четыре пропущенных вызова и сообщение от друга: “Я в курсе, что случилось. Расслабься. Тилл и Маккалох* смогли. Мы тоже сможем. Только в следующий раз связывайся с женщинами-учеными. И тем более не женись на них. Пожалей мои миллионы. “

И еще одно:

“В понедельник начнутся лекции. Спасибо, что выручил”.

Долгая затяжка и медленный выдох расслабляют. Смотрю сквозь сигаретный дым на подъехавшее такси и решаю снять его, но тут из переулка выскакивает Лиза. Все в той же юбке-карандаш, на невысоком каблуке и с пиджаком в руке. Она всхлипывает, вытирает слезы и садится в машину, а я почему-то чувствую себя дерьмом. Хотя к черту! Сама виновата. Здесь ей не сцена большого театра, где похвалят за умение тянуть носок.

Докурив сигарету, бросаю ее в урну и иду к своей тачке с мыслями, что приду домой и завалюсь спать. В пустой квартире, где все пропитано Аней…


______________________

Примечание:

Из сообщения Бурова:

*Джеймс Тилл и Эрнест Маккалох — американские ученые биоинженеры. В 60-х годах прошлого века первыми привели экспериментальные доказательства того, что стволовые клетки действительно существуют в природе. Они облучали мышей летальной дозой радиации, а затем спасали их, пересадив одну стволовую клетку.

Сегодня, путем многочисленных исследований их последователей, таким образом лечат от онкологических заболеваний(речь идет о сеансе химиотерапии).

Глава 2. Сплетня

Вероника

Закон подлости существует.

Я открываю дверь нашей квартиры, и аромат куриного бульона ударяет в нос. Присутствие мамы меня огорчает. В последнее время ее нотации настолько раздражают, что я стараюсь находиться здесь только, когда родителей нет. Так спокойнее и безопаснее для моей нервной системы.

Увы, в этот раз подгадать время не получается.

— Ника, это ты? — доносится до меня из кухни. Строгий голос предвещает беду. Я бы хотела обозвать ситуацию матным словом, но в нашей семье исключительно высококультурные люди, которым не положены человеческие слабости.

— Да! — кричу в ответ и вешаю ключи.

— Я же просила тебя приходить утром.

— Мам, Динка заболела, пришлось бегать в аптеку. Свете понадобилась помощь. — Я подхожу и целую ее в плечо и принюхиваюсь. — Твоя маска пахнет жвачкой. — Делаю комплимент в надежде сгладить ситуацию.

Она с укором щурит глаза и, отложив вилку, которой секунду назад давила вареную картошку, медленно выдыхает. Начинается.

— Ника, чужие дети — это не твоя проблема. Светлане пора самой справляться с ребенком, которого она так бездумно нагуляла!

— Мама!

— Не мамкай мне! — Она снова берет в руки столовый прибор и с остервенением продолжает свое дело. — У тебя завтра первые лекции. Ты должна думать о своем будущем, а не о чужих выродках и проблемах. Красный диплом и знания с неба не упадут…

— Мы об этом уже говорили. — Вздыхаю и решаю уйти. — Пойду переоденусь.

Злить ее своим присутствием и слушать бестолковые лекции совершенно не хочется. Тем более после того, что я пережила прошлой ночью.

До сих пор перед глазами его лицо, кривая усмешка и слова, режущие искуснее ножа. Мой путь скользок, и я знаю это сама. Но и оставаться на попечении у родителей и делать исключительно то, что они говорят, не буду.

Я снимаю пиджак, проклятую блузку, надетую исключительно ради того, что показать маме, как сильно дорожу ее подарком, и смотрюсь в зеркало. Черные круги под глазами и характерная краснота выдают бессонную ночь. Если бы не Света, которая все утро поила меня чаем с мелиссой, то у родителей точно возникли бы вопросы: действительно ли я ночую у подруги?

Я давлю в себе обиду на самых близких мне людей, избавляюсь от юбки и иду в душ. Хочу смыть с себя последствия ночи.

— Не задерживайся, через полчаса накрою стол, — говорит мама и, наверняка, провожает меня недовольным взглядом. Видимо, неприятный разговор продолжится и во время обеда. Остается надеяться на папу. Может, вернется и отвлечет ее умными беседами? Вчерашний симпозиум по генной инженерии открыл новые таланты. В утренних новостях писали про какой-то научный прорыв. И вот черт меня дернул полезть туда и увидеть фотографии участников!..

Я застываю перед ванной и смотрю на свои босые ноги. Взгляд невольно скользит выше и останавливается на холмике, скрывающим то, что еще, слава богу, девственно. Я словно наяву вижу его лоб, прикрытые от удовольствия глаза и острый нос. Чувствую, как влажный язык касается клитора, настойчиво ласкает, будто невзначай проникая между складок. Вспоминаю пальцы, входящие в меня и горячее дыхание на груди. Поцелуй, из-за которого у меня даже сейчас подкашиваются колени.

Мой первый сексуальный опыт.

Стыд опаляет щеки. Я открываю кран и лезу под струи теплой воды. Нельзя об этом думать. Нельзя. Тем более, что я узнала его.

Папа сегодня сильно возбужден. Он приезжает к обеду и начинает в красках рассказывать о новом, но пока еще экспериментальном способе лечения рака. О том, как хорошо был принят его доклад и как весьма молодой ученый совершил прорыв, в то время как Граф и Буров, его самые опасные конкуренты, сильно облажались, не представив научному сообществу ни единой разработки.

При упоминании фамилии Граф я немного теряюсь. Кажется, будто весь мир знает о нашем с ним нетривиальном знакомстве, но мама небрежно машет рукой и делится сплетнями.

— Графа даже жена бросила. Я с ней недавно пересекалась. Поменяла мужчину и стала выглядеть счастливой женщиной. Ничего общего с тем, что было раньше. Замухрышка превратилась в леди.

— Анна? — уточняет папа, но мне эта беседа становится неприятной.

— Да. В прошлом году выступала с докладом про лимит Хейфлика и преодоления его порога.

— Помню. Правда, извлечение пептида из эндолутена слишком сложен. Их команда проделала огромную работу, но, согласись, доклад был слабым и скучным.

Я молча ем пюре и злюсь — мои родители словно с другой планеты. Порой мне кажется, что я совсем не их дочь. У меня нет предрасположенности к точным наукам, а про любовь к биоинженерии, которую так старательно пыталась привить мне мать, вообще молчу. Она не случилась.

И даже сейчас, когда они впихнули меня на этот факультет, думаю лишь о том, как быстрее уйти из-под их опеки и заняться тем, что мне действительно интересно.

Мама с папой продолжают обсуждать свойства пептидов, а я окончательно теряю аппетит. Ставлю в сторону вилку и, поблагодарив за еду, ухожу к себе. И хоть дверь моей комнаты прикрыта, до меня все равно доносятся шепотки о моей молчаливости, подозрительных ночных отлучках и разочарованной констатации — дочь отбилась от рук.

На глаза наворачиваются слезы. Их амбиции и безграничное честолюбие ломает мою жизнь.

Мне жаль, но доверие и умение слышать друг друга мы растеряли еще несколько лет назад, когда моей тайной страстью стали танцы. Тогда, увидев профессиональную пилонистку на уличной сцене, я была вне себя от восторга. Она, словно роскошная орхидея на длинном стебле, расцвела перед публикой и показала совершенно иной мир, полный силы и грации. Приковала к себе внимание толпы, восторженно следящей за каждым движением элегантных ног. И пусть мама обозвала ее шлюхой, заклеймила позорным ярлыком, не попытавшись найти разницу между стриптизом и спортом, эта девушка навсегда перевернула мою жизнь.

Я искала уроки в сети, убегала во двор, чтобы вместо привычной гимнастики изучать сложные па. Даже нашла школу, готовящую профессионалов…

Меня туда никто не пустил.

Черт.

Я достаю из шкафа парадную форму и бросаю ее на кровать.

— Ника. — Мама смотрит с укором. — Что за безалаберное отношение к одежде?

Она подходит к моей постели, берет в руки блузку и оглядывает меня с ног до головы.

— Доченька. — Ее голос теплеет, а в глазах воскрешает давно забытая нежность. Кажется, вот-вот произойдет чудо, и мы преодолеем возникшее между нами недопонимание, сумеем сказать то, что накопилось в душе и тяготит нас обеих; она обязательно меня поймет, пойдет навстречу, даст совет, обнимет, поцелует, погладит по щеке… — Я так рада за тебя! Вот бы мне вернуться в молодость и снова посвятить себя науке. Если бы мне дали второй шанс, я совершила бы какое-нибудь значимое открытие и…