Лишь на следующий день, когда возвращаюсь с аэропорта позволяю себе немного грусти. Совсем чуть-чуть. Без слез и нытья. Ведь пока его нет, я должна стать лучшей копией себя.

Столько работы впереди…

Взгляд цепляется за пилон, и занятие на все последующие вечера определяется само собой.

Глава 38. “Лиза”

Вероника

Дни летят стремительно. Настолько, что я их перестаю замечать. Октябрь сменяется ноябрем, а вместо счастливых вечеров с любимым человеком я смотрю на экран телефона. Повод для грусти, да. Но стоит вспомнить тех, кто вовсе одинок, как я смиряюсь и улыбаюсь в ответ на его шутки и забавные рассказы о новой работе. Сама же хвастаю тем, что держу его квартиру в порядке, скоро получу вторую зарплату и, благодаря статьям, которые пишу для сайта Пашки Григорьева, смогу оплатить учебу в танцевальной школе.

Стоит только напомнить о танцах, как глаза Стаса сужаются. В его копилке уже несколько провокационных видео, после получения которых он не только признавался, как сильно меня хочет, но и очень смешно психовал. И пусть он только в шутку заговаривает о ревности, я точно знаю — он жалеет, что далеко. Особенно, когда слышит про ребят из университета или, не дай Бог, про Андрея. Почему он так категоричен к Вишневскому, остается под вопросом.

О приезде я спрашивать стесняюсь. Узнав, куда Стас устроился работать, я лишь могу подбадривать его и желать успеха в нелегком деле…

Хотя какой к черту успех?! Мне так его не хватает, что порой тянет выть! Но зная, что меня никто не услышит, я не реву — повторяю День Сурка по бесконечному кругу и работаю над собой.

Однако сегодня не сдерживаюсь и решаю намекнуть:

— Первое декабря уже. Какие планы на Новый Год?

Стас прячет лукавую улыбку, и на сердце становится теплее.

— Не скажешь? — продолжаю пытать его. Вдруг выдаст тайну?

— Давай мы сделаем вид, что ты ни о чем не спрашивала, и сюрприз останется сюрпризом. Хорошо?

— Стас, ждать сюрприз тридцать дней — это слишком долго! — возмущаюсь уже по-настоящему.

— А кто сказал, что я заставлю тебя ждать еще месяц?

Сердце замирает, и я неверяще смотрю на экран смартфона. Он начинает надо мной смеяться, а у меня впервые за долгое время наворачиваются слезы.

— Так, ты что, плакать собралась?

— Вот еще! — задираю нос. — Я не реву с тех пор, как ты уехал.

— Звучит даже немного обидно.

— Зато справедливо! Слёзы лить надо только от радости. Поэтому я жду, когда приедешь.

Стас ласково улыбается, а я гашу в себе негативные эмоции, не желая показаться слабой. Он снова предлагает мне денег, но меньше всего хочется быть на иждивении у мужчины, поэтому я увожу разговор в другое русло.

— Если так хочешься потратиться, то ты всегда мне можешь что-то подарить.

Мой мужчина мечтательно смотрит куда-то наверх, и спустя мгновение произносит настолько пошлые слова, что я краснею с головы до пят. И добивает:

— Но прежде ты станцуешь в том, что я тебе подарю.

— Полагаюсь на ваш вкус, Станислав Юрьевич. Если вам не понравится, вы всегда можете меня наказать тем, что озвучили под первым пунктом.

— Вредная, — заключает он. А мне нравится быть именно такой. Хотя и приластиться хочется до одури.

— Но ведь ты меня любишь даже такой, — смотрю с надеждой, уже наверняка зная ответ.

— Люблю… — соглашается он с какой-то отрешенностью.

Наверное, это первый раз, когда мы завершаем наш разговор на грустной ноте. Однако есть в нем что-то такое, от чего щемит сердце. Наверное, это надежда. Мы ведь скоро встретимся. Совсем скоро…


Целую неделю провожу в подготовке к контрольным работам, отнимая время у занятий на пилоне. А в один из дней в дверь стучится Оля и силой убеждения выбивает из меня согласие на прогулку. Подруга, которая по-прежнему страдает по Андрею, но находится уже далеко за пределами френдзоны, все сильнее огорчает своим видом. Она раздавлена. Былой блеск потух. И хоть девушка успешно выступает в театре и хватается главными ролями, порой приходит ко мне и, не скрывая слез, просит ее просто обнять. В такие минуты я думаю, а что будет со мной, если в моей жизни не станет Стаса, и он найдет себе другую? Грудь давит тяжесть. Значит, ничего хорошего.

Одиннадцатое декабря не отличается ничем особенным. Все как прежде: университет, работа, дом. Разве что с самого утра меня не покидает тревога. Часто приходится переводить дыхание и прогонять назойливую мысль, что может случиться нечто непоправимое. И чем обильнее метет за окном снег, тем сильнее я переживаю, сама не понимая почему.

— Вероника! — Администратор подзывает меня к себе. — Сегодня третий зал можешь не убирать. Там второй день нет занятий, да и всю неделю не предвидится.

— Хорошо.

— И закончи пораньше. Погода нынче отвратительная. Черти что на дорогах творится.

Я вновь киваю и, воодушевленная тем, что сэкономлю час времени, принимаюсь за работу. А уже к девяти часам передаю ключи охраннику. Может, зря я весь день испытывала странные ощущения?

Однако, выйдя на улицу и увидев настоящую метель, понимаю, что крупно попала. Транспорт движется с маленькой скоростью, всюду сугробы, а снег все продолжает падать из небесной бездны и липнуть к одежде. Я натягиваю шапку, шмыгаю носом и плетусь на остановку. Правда, далеко уйти не успеваю.

— Валевская? — кто-то кличет меня, и вскоре сквозь снежную завесу я вижу Краснова.

Парень подбегает ко мне, расталкивая ногами белый ковер и, смущая меня неприятным блеском в глазах, говорит:

— Привет! Неожиданная встреча.

— Здравствуй.

— Домой собираешься?

— Да, — отвечаю с опаской.

— Понятно. Хочешь, подвезу?

— Нет, спасибо. Скоро приедет автобус.

— Ты шутишь? По таким дорогам он сто лет плестись будет, да и ехать в консервной банке — так себе удовольствие.

Внезапный ветер бьет в лицо. И хоть небо должно быть занавешено тучами, он оказывается очень хлестким и холодным. Боясь ненароком заболеть, я прощаюсь и спешу уйти, но парень продолжает клеиться ко мне, уговаривая подвести. За двадцать минут мимо нас не проезжает ни один городской транспорт. Ноги замерзают, пальцы коченеют, а сопли, если вовремя не вытереть, грозятся превратиться в сосульки. Краснов к тому времени начинает злиться и устав меня уговаривать, со злостью топает куда-то.

Я с радостью желаю ему больше не возвращаться. В мыслях. Однако уже через пару минут он подъезжает на своей машине и громко заявляет:

— Ника, солнышко, поехали!

— И не лень вам тут стоять, если машина есть? — ворчит рядом пожилая женщина.

— Если хотите быстрее доехать, то он сегодня добрый, подвезет, — улыбаюсь ей в ответ, замечая при этом, как стушевался Краснов.

— Ника, не упрямься, а. Заболеешь ведь, солнышко!

— Юрий, езжайте без меня! Ваше солнышко вас ждет в другом месте.

— Вот молодежь пошла! — снова возмущается эта дама. — Жопу отморозит, а добро не примет. Иди уже! Парень ради тебя распинается.

Я делаю вид, что не услышала ее. Но тут подъезжает один из маршрутных автобусов, и звук гудка злит всех стоящих. Под напором возмущенных людей и упрашиваний Краснова, я сажусь в машину и, едва мы трогаемся, предупреждаю его.

— Попробуешь меня тронуть, мало не покажется.

В ответ он только хмыкает и уточняет адрес.

Мы едем около часа. И все это время меня мучают жара в салоне, из-за которой приходится расстегнуть куртку, и вопрос, который я задаю, едва автомобиль въезжает в знакомый двор.

— Ну и зачем ты устроил этот цирк? Я ведь говорила не лезть ко мне.

— Допустим, я просто хотел помочь.

— В таком случае спасибо. Третий подъезд, — подсказываю ему, однако он, не доезжая, глушит мотор.

Я сжимаю в руках дверную ручку, но не успеваю открыть. Краснов тянет меня за рукав.

— Эй, ты чего?!

— Ника, давай поговорим. — Его лицо оказывается в опасной близости, но взгляд чем-то пугает меня. Все тем же блеском, вероятно. Да и зрачки сильно расширены, словно… Нет, не может быть. Это лишь домыслы.

— Мне не о чем с тобой разговаривать, — произношу чуть резче обычного и чуть мягче добавляю: — Я благодарна, что ты меня довез в целости и сохранности, но, если помнишь, между нами ничего общего.

— Кроме одной маленькой тайны.

Я игнорирую его слова, прекрасно понимая, на какую больную мозоль он сейчас будет давить, и снова пытаюсь открыть дверь, но та не поддается.

— Краснов, это уже не смешно! Открывай!

— Я тебя отпущу, как только поговоришь со мной.

Тревога, о которой я успела забыть, возвращается. Спорить бессмысленно. Кто знает, что у него на уме? И почему меня так беспокоят его глаза?

— Хорошо, говори.

— Брось этого старпера и встречайся со мной.

Мне становится смешно и в то же время грустно. Я думала, Стас приедет в первых числах декабря. По крайней мере, надеялась, но скоро уже середина месяца, а его все нет.

— Юра. — Я специально делаю паузу. — Мой любимый человек не старпер, а мужчина средних лет. И мне совершенно не важен его возраст. Любовь не имеет возрастных ограничений.

— Любовь? Ты шутишь?

— Я похожа на клоуна?

— Ник, не гони, а. Ты ведь замутила с ним ради денег. Андрей мне говорил, что он во Францию укатил еще в октябре. Неужели думаешь, что вернется? Да он этих француженок на хую вертит каждый вечер, пока ты тут любви ждешь.

— Возможно, ты прав. — В горле становится сухо. Мне настолько неприятно это слышать, что уставший за день организм дает сбой. Я начинаю нервничать.

— Конечно, прав! — улыбается он довольно.

— Только это не значит, что я брошусь в твои объятия.