Легко коснувшись губами ее лба, я отпустил Медею и отстранился.

— Понимаю. Я подожду. А потом спрошу снова. Через месяц, через год, через десять лет. Ничего не изменится, Медея, я всегда буду рядом с тобой.

Больше мы не говорили.

Уже стоя на пирсе, Медея сняла с себя мою куртку и протянула мне.

— Оставь, потом заберу.

— Не надо. На берегу тепло. А теперь… — она лукаво улыбнулась, — … мое предложение. То есть приглашение.

Да? Очень интересно. Я смотрел на нее, как собака на кусочек сахара, и ждал.

— Родители приглашают тебя на ужин.

Кажется, я даже слегка вспотел. Анастас Ангелис решил простить мне мои прегрешения? Медея подтвердила мою догадку:

— Вообще-то, сначала папа хотел просто с тобой поговорить. Знаешь, этой историей с виноградником ты его, конечно сразил. — Я скромно умолчал, что как раз делал главную ставку на цепкую крестьянскую хватку Анастаса Ангелиса и его беззаветную любовь к виноградной лозе. — Но мама сказала, что на голодный желудок не разговаривают… — Да уж, тетя Гликерия, как никто, знала своего мужа, — … и обещала запечь барашка.

Барашка? Ради меня?

— Приду обязательно. Передай поклон родителям. Я польщен и благодарен.

Я уже соображал, где лучше взять ракию. Анастас, конечно, гонит свою, но ту, двойной очистки, настоянную на меду и травах, что делает Миша Констанди, даже он оценит. Как и красную феску с черной шелковой кистью, купленную для него в Афинах. А тетю Гликерию ждет шелковая шаль из настоящего валансьенского кружева. А Яшку с Гришкой — пара подзатыльников, если они начнут отпускать свои дурацкие шуточки за семейным столом.

Особенно приятно было то, что перед тем, как сойти с пирса, Медея повернулась и помахала мне рукой. Я сунул ладонь под рубашку и потер сладко занывшую грудь.

А потом обратился мыслями к вещам более прозаичным. Итак, меня пригласили на ужин в приличный дом. Значит, надо доставать костюм. И срочно вшивать под подкладку пиджака мой личный «Набор спасателя».

Больше всего я надеялся, что все мои предосторожности окажутся излишними, но оставлять Моне хоть самый малый шанс, не собирался.

МЕДЕЯ

Уже пятое платье легло на кровать рядом с четырьмя предыдущими. Шелковое золотистое я забраковала как слишком яркое и претенциозное. Если учесть, что стол мама накроет под старым ореховым деревом, а есть барашка мы по принятому у крестьян обычаю будем руками, мои шелка будут смотреться глупо.

Кремовое в мелкий голубой цветочек выглядело ночнушка ночнушкой. Странно, что я, относив его лет пять, заметила это только сейчас. В белом батистовом сарафане с кружевными прошвами я, наверное, буду выглядеть в вечерних сумерках привидением. Ужасным, но симпатичным. Серое льняное, с богато расшитыми рукавами больше напоминало исподнюю рубашку деревенской модницы.

Я швырнула сверху розовое коктейльное от Оскара де ла Рента, так удачно купленное мной в Париже, и уселась на край кровати. К черту все!

Чего ради я наряжаюсь? Это просто семейный ужин с одним единственным гостем. Надену джинсы и мою любимую рубашку — белую в голубую полоску. Вопрос закрыт.

— Мама!

В открытую дверь моей спальни ворвался Тесей и с разбега бросился мне на шею. Я поймала его уже в прыжке и покрутилась с ним в обнимку по комнате.

За последние пару месяцев сынишка заметно потяжелел. Это хорошо, подумала я, а то после зимы от него оставались лишь кожа да кости. Надо признать, кормил его Ясон просто на убой, а проведя весь день в море, ужин мой мальчик заглатывал, как голодная барракуда. О капризах за едой я уже и думать забыла.

Что-то брякнуло под ногами. Я опустила Тесея на пол и подняла рогатку.

— А это что такое? Сынок, ты охотишься на птиц?

Вороны и скворцы, к счастью, на наш виноград не покушались, а убивать птиц для забавы казалось мне кощунством.

— Ты ничего не понимаешь, мама. — Тесей отобрал у меня рогатку и засунул ее за пояс штанов. — Это для форели. Нас с Ленькой папа научил.

Я невольно улыбнулась. Действительно, когда-то давным-давно Ясон и мне показывал, как можно оглушить замершую на мелководье рыбину, а потом быстро вытащить ее из воды. Острога требовала больше сноровки, ловить рыбу спиннингом считалось у нас блажью для туристов, зато рогатка при минимальных навыках давала отличный результат.

— Так вот откуда у нас форель на ужин. — Я чмокнула сына в выгоревшую макушку. — Кормилец ты наш.

Смешно было смотреть, как Тесей старательно делает вид, будто моя похвала ничего для него не значит:

— Ладно, мам. Ленька стреляет лучше меня. Вообще не промахивается. И рогатка у него дальнобойная. Ка-а-ак запендюрит!

— Ах вы мои запендюрщики. — Снова не удержалась и чмокнула сына. Скоро подрастет и будет отворачиваться от моих нежностей, так что надо пользоваться моментом. — Зови Леньку к нам завтра на ужин. Бабушка барашка приготовит.

— Приготовлю. — Подтвердила стоявшая у двери мама. — Уже замариновала. Запеку целиком. Все, Тесей, — переключила она внимание на внука. — Тебе десять минут, на умывание и раздевание. Чтобы уже спал, когда зайду проверить.

Можно было бы и не предупреждать. После дневных приключений в постель мой мальчик падал, как подкошенный и засыпал, иногда даже не успев накрыться простыней.

Мама проводила его фельдфебельским взглядом, затем снова вернулась ко мне.

— Ты пропустила ужин, Медея.

Вообще-то я давно уже не маленькая, и устанавливать для меня комендантский час было поздновато.

— Задержалась. Кое-какие дела образовались.

Я с преувеличенным усердием начала складывать платья, стараясь скрыть от мамы мои покрасневшие щеки.

— Кажется, я догадываюсь, что это за дела. У тебя засос на шее.

— Что?

Посмотреть в зеркало я не успела, потому что мама громко расхохоталась:

— Вообще-то, ничего нет. Но спасибо, что подтвердила мою догадку.

— Ма, ну ты же взрослая женщина. Что за шуточки?

Мама развеселилась еще больше:

— Ах, девочка моя. Быть взрослой так скучно. Я взрослеть не собираюсь и тебе не советую.

— Договорились.

Как же мне повезло с родителями. Папа, такой серьезный и ответственный, и мама — веселая, смешливая, никогда не унывающая. Что было бы со мной, не поддержи они меня тогда, восемь лет назад, когда я рыдала в туалете с тестом на беременность в руке? Что было бы с моим мальчиком?

— Мам…

Уже стоя в коридоре, она обернулась:

— Что?

— Я так вас люблю. И тебя и папу.

— Мы тоже тебя любим, астераки му[37].

Дверь за ней тихо закрылась, и когда латунная ручка вернулась на место, я повалилась на спину, все еще прижимая к груди собранные в охапку платья.

Ты права, мама, я так и не стала взрослой. Я все та же пятнадцатилетняя девочка, которая впервые поцеловалась со своим любимым в сарае, где хранились старые винные бочки. И тело мое до сих пор ноет от желания прижаться к его твердой груди, как в тот вечер, когда он впервые снял с меня одежду.

Видимо, мне никогда не заглушить эти воспоминания, потому что они вмиг ожили и запорхали бабочками в животе, и теперь я была не в силах сопротивляться им. Просто лежала и трогала кончиками пальцев свои губы, почти физически ощущая ту печать, что наложил на меня Ясон. Один раз и навсегда. До конца жизни моей.

ГЛАВА 19

ЯСОН

Из всех предусмотренных мной вариантов судьба выбрала самый плохой. Именно так я и подумал, когда в круг света от стоящей на столе керосиновой лампы выступили трое.

Двоих я уже знал: Шныря и Моню. Третий своими габаритами и дремучим выражением лица заслуживал более пространной клички. Брюхоногий Овцебык! Точно, это самое подходящее.

Глядя на эту парочку Мониных подручных, я не мог избавиться от впечатления, что предназначенную на их создание Божественную глину разделили нечестно — отщипнули скудный кусочек для Шныря, а все остальное вывалили в форму для Брюхоногого.

То ли Монин бизнес оскудел, не давая ему возможность нанять профессионалов, то ли он заранее просчитал впечатление, которое производили на людей его держиморды. Так мне смеяться или плакать?

Время, отведенное мне на размышление, закончилось, когда Каплун достал револьвер. Сразу стало ясно — все плохо. Тот Моня, которого я знал восемь лет назад, избегал кровопролития, но безумный блеск маленьких глазок под припухшими веками сигнализировал, что с тех пор многое изменилось.

— Не надо вставать, — тихо предупредил Моня и тут же громко рыкнул на привставшего Яшку: — Сидеть, я сказал!

— Сиди, Яш, — согласился я, на всякий случай предъявив Моне мои ладони, пустые. — Мы сейчас уйдем.

— Ясон! — Дернулась ко мне Медея, и тут я испугался по-настоящему.

— Меечка, сиди, — попросил я. — Все будет хорошо. К утру я уже буду здесь.

Она всхлипнула сквозь стиснутые зубы.

— Все правильно, — благосклонно подтвердил Моня. — Если не будешь рыпаться, сделаешь дело и пойдешь гулять. А дамочку мы возьмем с собой. Для страховки.

Брюхоногий шагнул к ней, но внезапно запнулся и с удивлением посмотрел вниз.

— Не трогай маму! — Перед ним стоял побелевший от напряжения Тесей с вилкой в руке.

— Не лезь под руку, салага, — пробурчал бандюк, — зашибу ненароком.

Для убедительности он повел рукой, и Тесей мячиком отлетел в руки Шныря.

— Можем и щенка прихватить, — предложил тот.

Каплун задумчиво переводил взгляд с меня на Медею, потом на Тесея.

— Кажется, нам пора переходить к переговорам, — я старался не выдать страха, который холодом затапливал сейчас все мое существо. — Моня, тебе не нужны проблемы, мне не нужны проблемы, мы можем договориться.