Москва не Хакасия, где он сам себе хозяин. Брату – партнёру по бизнесу, – безразличен дресскод, хоть в трусах поверх калош ходи, работникам так же. Кони отвечали взаимностью на искреннюю привязанность, несмотря на непрезентабельный внешний вид Усманова.

     Казалось бы – поцелуй. Богдан не мог вспомнить, скольких женщин целовал за тридцать пять лет жизни. Он толком не помнил, со сколькими проводил ночи, что говорить о поцелуях. Не нуждался в них, считал лишними. Женщинам, как правило, хотелось, если необходимо – целовал. Иногда нравилось, не железный же он, рот – эрогенная зона, в конце концов. Короткий миг с Женей выбил почву из-под ног, вышиб дыхание. Усманов словно с бетонной стеной столкнулся на скорости. За мгновение возбуждение достигло едва ли не пика, чуть не взорвались яйца, а следом мозг, отказывающийся принять то, что чувствует тело.

     Женя умела целовать в ответ. Именно в ответ, и именно так, как надо Богдану – жадно захватывая то, что дают, подчиняясь напору и агрессивным движениям языка. Вот его и повело, как малолетку при просмотре порнухи. Не в Крош же дело?

     Да чёрта лысого там! Не может быть! Не могло его впереть от чужой беременной, абсурд. Богдану необходим нормальный секс. С оттяжкой, до сбитого дыхания, пота, усталости, а не елозить в вагине, согласной потерпеть. Умелый, обжигающий поцелуй сработал, как команда «старт», в кровь вспрыснулась похоть, запуская процесс бурлящего желания.

     Хотел снять первую попавшуюся девку в баре, благо выбор был. Остановился на невысокой рыжеватой девице, назвавшейся Дарьей. Отвезти в гостиницу, заправить член в согласный рот ещё в такси. Вовремя затормозил, приключений в кабинете венеролога ему сейчас и не хватает. Вернулся домой из бара, передёрнул перед сном, утром ушёл на работу, пока Женя спала. Вечер провёл с Лизой, выбивая из себя зудящую, невыносимую похоть.

     Приехал домой ночью, Крош по обыкновению строчила на машинке.

     – Привет, – он сдержанно поприветствовал зардевшуюся Женю. – Как ты себя чувствуешь? – днём он несколько раз звонил, интересовался самочувствием, делами, не появлялся ли вчерашний гость. Последнее его интересовало в самую первую очередь. Если прыщ ещё раз появится на глаза Крош – Богдан его сотрёт с лица земли.

     – Всё хорошо, – Женя сжалась, Богдан вздохнул, сел рядом на диван, посмотрел внимательно на лицо хозяйки комнаты. Под глазами тёмные круги, отёчность, брови хмурит, от чего хорошенькое личико теряет треть очарования. – Крош, я ещё раз прошу прощения за вчерашнее.

     – Я не злюсь, – она опустила взгляд, видимо обивка дивана была интересней извиняющегося Богдана. – Спасибо, что выставил Виталика.

     – Не за что, – Богдан кивнул, открыл бутылку с минералкой, в горле неприятно запершило. «Виталик» – Так Витальевичем будет? – сказал, посмотрев на живот, просто, чтобы хоть что-то сказать.

     – Крайнюю плоть ему на воротник, чтобы шея не потела, а не Витальевича, – пробурчала Крош. Богдан подавился водой, с трудом откашлялся. С ума сойти! Конюхи выражаются менее экспрессивно.

     – Что?! – зыркнула Женя в ответ. – Извините великодушно, хотела сказать, статус матери-одиночки выгоднее. Пособия, льготы.

     – Алименты лишние?

     – Алименты присудить надо, заставить выплачивать, в итоге получу медный грошик, а нервы потрачу. Пусть катится к жене! – зло добавила Женя, сощурившись. Глаза у неё зелёные, накануне не показалось. – Не собиралась ничего ему говорить. Когда из больницы вышла, написала, что сделала аборт. Он ответил «Ок» и больше не появлялся, не приходил, не звонил, не писал. Не то, чтобы я ждала, но… «Ок» – настоящий плевок. Пусть теперь другой мозг окает!

     – Как узнал?

     – На выходе из магазина увидел, – Крош вздохнула. – Я выходила, ты коляску понёс к машине, а он с женой заходил. Всё очевидно, – она махнула на живот.

     – Понятно.

     Банальная до тошноты ситуация. Ни правых нет, ни виноватых. Один врал, пользовался, вторая верила или делала вид, что верила. Теперь Крош старалась сохранить остатки нервных клеток, времени, выйти с честью из обстоятельств. Несмотря на явную обиду, думать о будущем, а что ожидать от прыща-Виталика – неизвестно.

     С трудом удалось переключить внимание на ор отца, ставший белым шумом за последние полчаса, вернуться от крутящихся, назойливых мыслей о Жене.

     – Какое ты имеешь право, – распушался Павел Петрович. – Кто ты такой, вообще? Как ты смеешь распоряжаться моими деньгами!

     – Твоими деньгами я не распоряжаюсь, из личных средств можешь купить Танюшке хоть остров в Тихом океане, только учти – это будет совместно нажитое имущество с законной женой. А в финансы компании Татьяна Сергеевна лапы будет запускать лишь с одобрения совладельца, то есть моего личного одобрения. Доступ к базе она тоже получит только с моего одобрения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     – Ты не имеешь права отстранять от работы ведущего специалиста компании.

     – Пусть работает, кто же ей не даёт? – усмехнулся Богдан.

     – И как ты себе это представляешь? – рявкнул Павел Петрович, шлёпнув ладонями по столу.

     – Некоторые вещи я стараюсь не представлять.

     – Как ты смеешь?! – взорвался отец, круглое лицо налилось кровью, он развернулся на пятках и пошагал к двери, грозя сравнять со стенами несчастную секретаршу одним своим видом.

     – В свою учётную запись Танюшу не пускай, – негромко добавил Богдан.

     – Что ты хочешь сказать?! Заткнись, щенок!

     – Только то, что сказал, – Богдан отвернулся к окну, игнорируя брызжущего слюной отца. Интересно, Усманов-старший всегда был таким или стал в последнее годы, пока младший существовал в Хакасии?

     Внешний аудит, как и предсказывал Богдан, показал много интересного, тянущего на парочку статей уголовного кодекса в сфере экономических преступлений. Не обошлось без Зои Борисовны – главного бухгалтера. Оплошности её были настолько ничтожны, что можно с лёгкостью закрыть на них глаза. Раньше Богдан не потерпел бы подобного, в своём, родном деле – тем паче. Но в бизнесе, которым руководил отец, завелось такое разнообразие флоры и фауны с приходом в его жизнь Танюши, что в Усманове-младшем просыпался естественнонаучный интерес – посмотреть, как долго живут крысы в замкнутом пространстве.

     Сейчас в его столе лежало заявление от финансового директора – ставленника Танюши. Невзрачный, заикающийся парнишка сразу после появления Богдана почуял, что тёплое место под ним начало припекать, а задница и вовсе полыхнула синим пламенем. Попытался ретироваться без шума и пыли, не дожидаясь внешнего аудита, но был остановлен Богданом, а показания убраны до поры.

     Так же он прижал трёх управляющих ресторанами, замешанных в неприглядных мелочёвках. Мухлеже с поставщиками, накладными, сертификатами, благо хватило ума не торговать фальсификатом. Менеджеров, трудящихся по указке финансового директора, читай – последней любови Усманова Павла Петровича. Почему последний не видел дальше своего члена – вопрос риторический.

Глава 18

     К Лизе не поехал, несмотря на ласковое мурчание в трубку, сослался на загруженность, отделался отправкой дежурного букета – семь алых роз на высокой ножке. Интересно, они вроде встречались, как бы строили отношения, а Богдан до сих пор не знал, какие цветы ей нравятся. Первый раз прислал наугад, выбрав традиционные розы. Оказалось – угадал. Как и с итальянской кухней, джазом, позицией сзади. Просто идеалистическое совпадение вкусов и интересов, настолько, что Лиза записалась на занятия в конный клуб, активно зазывая в компанию Богдана. Оказывается, всегда любила лошадей, только сейчас решилась.

     В потоке патоки, брошенное Крош: «Крайнюю плоть ему на воротник, чтобы шея не потела» для Богдана, патологически не выносящего ругательства из уст женщин, выглядело бодрящим напитком. Исключение – секс. Там женщина сдерживаться не должна, даже мат в некоторых случаях заводил.

     Не успел выйти из офиса, позвонила мать, пришлось ехать к ним. Маришка поругалась с бойфрендом, таким же двадцатилетним сопляком, лила слёзы, грозя прыгнуть из окна или бросить институт. Равнозначные единицы для пигалицы. Пришлось ставить козявку на место, вытирать слёзы и пообещать путёвку в Португалию, если будет «хорошей девочкой». Сомнительная педагогическая тактика, но Богдан не отец, отец в это время грел яйца в ладошках Танюшки.

     Позже вызвал неотложную помощь матери, демонстративно схватившейся за сердце, изображая приступ с усердием третьеклассницы, следом ещё раз успокаивать сестру, перепугавшуюся не на шутку. Наивная Маришка ещё не сталкивалась с разнообразием материнских манипуляций.

     Был огромный соблазн остаться ночевать в родительской квартире, завалиться в своей бывшей комнате, растянуться на удобном матрасе, не шевелиться до самого утра. Усталость давила на виски, голова раскалывалась, глаза болели от перенапряжения, на минуту Богдану показалось, что подхватил грипп.

     Не срослось. Прилетела встревоженная Вика с муженьком, мнущимся на пороге как девственница-невидимка, и несчастным от того, что оторвали от игр, Максимкой. Организовала бурную деятельность, ругалась с Маришкой, хлопотала вокруг матери, и самое отвратное – лезла с расспросами к Богдану.

     Как Лиза поживает? Что-то давно не видно, не слышно, всё время с Богданом проводит. Вика всячески одобряла выбор брата, мать кивала, соглашаясь с выводами дочери. Лизонька – женщина порядочная, хозяйственная, приятная со всех сторон, подходящая Богдану, как никакая другая, пора о браке подумать.

     На языке крутились грубости. Приятной во всех отношениях Лизоньке научиться бы сосать, потом он решит, о чём и в каких эпитетах думать. Промолчал, сказал, что пора домой.