Наталия Романова - Можно тебя навсегда

     Дом Богдана Женю удивил и не удивил одновременно. Она не знала, что именно ожидала от жилища бывшего квартиранта. Он вскользь упоминал о жизни в Хакасии, смутное представление она имела. В заброшенном инстаграме Богдана видела несколько фотографий какого-то дома, но чьего – не спрашивала. Не признаешься, что рассматривала всё, что сумела найти об Усманове Богдане Павловиче. Она не сталкерша!

     На глаз квадратуру Женя определить не могла, дом не показался ей большим, а может, большая терраса, выступающая за границы основных стен, визуально уменьшала размеры дома. К строению из добротного бруса под тёмно-зелёной крышей вела обыкновенная бетонная дорожка в обрамлении разномастных цветов. С двух сторон хаотично засаженные грядки, где-то не взошедшие, где-то увядшие, некоторые пестрели сорняками, напоминая пышные травяные клумбы. Словно хозяина то посещало вдохновение, и он сажал первое, что приходило в голову, то забрасывал детище, отдавая на волю случая и природы.

     Высокое крыльцо вело на террасу, а оттуда в просторную прихожую.

     – Санузел, – коротко пояснил Богдан, открыв одну из дверей в прихожей. – Есть ещё в доме, там приличней.

     В общем-то, ничего «неприличного» Женя не обнаружила. Две раковины, душевая кабина, стиральная машина, деревянные стеллажи под потолок с какими-то вещами, тазами, вёдрами, лейками, шлангами.

     Гостиная-кухня больше, чем в Жениной квартире, светлая, незахламлённая, чистая. Широкие окна с торцов указывали, что гостиная тянулась через весь дом. Две двери по краям – в комнату Богдана и комнату его брата. Всё очень просто и функционально.

     Минимальный необходимый набор бытовой техники. Кухонный гарнитур, длинный деревянный стол – с одной стороны гостиной, и диван с низким, тоже деревянным столом – с другой. На стене одиноко висел телевизор, судя по болтающемуся проводу, отсутствию розетки поблизости, включали его редко или не включали вовсе.

     Комната Богдана оказалась ещё проще обставлена. С одной стороны полутораспальная кровать, трёхстворчатый шкаф, с другой – диван. У окна растянулся узкий стол, заваленный бумагами, папками, канцелярскими принадлежностями и кружками, заставившими Женю улыбнуться. Богдан оставлял следы из кружек с недопитым кофе по всей квартире, как Гензель хлебные крошки.

     Рядом с диваном расположился прямо-таки склад детских товаров: новенькие – только из магазина – кроватка, манеж, детская ванночка, стул для кормления, кресло-шезлонг с подвесными игрушками и даже электрокачели. Женя застыла, чувствуя себя Али-Бабой в пещере сокровищ. Она планировала в ближайшее время съездить в магазин, обзавестись кроваткой и навесным стульчиком для кормления. Всё на самолёте не притащишь.

     – Подумал, лишним не будет, – прокомментировал Богдан, видя ошарашенный взгляд гостьи.

     – А откуда ты… – Женька тут же прикусила язык, поняв, какую глупость сморозила, едва не надавала себе по губам, сжала кулаки, спрятав за спину, лишь бы не разреветься от разочарования в самой себе. Естественно, Богдан знал, что необходимо детям до года. У него был ребёнок. Дочь, погибшая в девятимесячном возрасте!

     Вечно она ляпает невпопад!

     – В детском мире подсказали, – отмахнулся Богдан, не желая продолжать тему. – Можно поменять, если не подойдёт.

     – Я отдам деньги! – выпалила Женя и снова замолкла, встретившись взглядом с Богданом. Ох, похоже, трепать языком не то, не там, не с тем – её призвание. – Прости…

     – Проехали, – всё, чем ответил хозяин дома.

     Потом он ходил по дому, показывая, что и где находится. Постельное бельё, полотенца, содержимое кухонных шкафов, холодильника. Поминутно напоминал – Женя может брать всё, что необходимо или захочется. Девушка брата, как выяснилось, уехала повышать квалификацию, домой возвращается на выходные. Брат же дома только ночует, если не срывается, не несётся в Абакан к своей благоверной. Так что всё в распоряжении Крош.

     – Связь иногда шалит, если мне не дозвонишься, звони по этим номерам, – он протянул листок с именами и телефонами. – Любому, в любое время.

     – Неудобно…

     – Крош, неудобно мне, что бросаю вас. Я скоро, часика через два вернусь. – Коротко поцеловал Женю, обхватив вместе с Тёмкой, и быстрым шагом вышел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     Разница во времени между Москвой и Хакасией четыре часа. Когда в посёлке было восемь вечера, в Москве всего лишь четыре часа дня. Несмотря на это, к концу дня Женя почувствовала сильную усталость, будто стрелки часов бежали не вперёд, а наоборот, отставали на четыре часа.

     Она быстро обустроилась, изучила нехитрое хозяйство, успела постирать Тёмкины вещички, развесить их на улице, с обратной стороны дома. Обнаружила в огороде грядки с укропом, петрушкой, зелёным луком и корявыми, но сладкими огурцами, приготовила салат, суп и второе стояли в холодильнике. Намыла полы в комнате, с недавних пор приходилось делать влажную уборку дважды в день, сынишке становилось мало пространства развивающего коврика, всё время норовил уползти за его границы.

     Установила манеж, стульчик для кормления, разобралась с электрокачелькой, заправила кроватку, не забыв пристегнуть лично сшитых ярких зверюшек. Под вечер искупала довольного, не капризничающего Тёму и даже успела по-быстрому принять душ.

     К восьми вечера Артём уснул, у него шло время послеобеденного сна. Уставшая Женя упала на кровать, устроила малыша рядом, решив, что пара часов отдыха точно не помешает. Ночью просыпалась несколько раз, на автомате кормила сынишку, он крепко засыпал, она следом проваливалась в глубокий сон. То ли свежий воздух повлиял на Артёма, то ли перелёт, но спал он, как никогда сладко, давая маме впервые за несколько месяцев выспаться.

     Проснулась Женя с первыми лучами солнца, оставляющими светло-оранжевые, не жгучие блики на постельном белье. Диван стоял расправленный, мятая подушка и одеяло скомканы – значит, Богдан ночевал дома. Она не слышала, когда пришёл, как разобрал постель и улёгся спать. Тёма сопел в кроватке, давая понять, что проспит ещё минимум час.

     Перевернулась на живот, сладко потянулась. Неожиданно тело отозвалось щемящей истомой. Женя давно не чувствовала подобного. Нет, ощущала, накануне, рядом с Богданом. Когда он осыпал поцелуями, тело отзывалось,     ныло, просило, жаждало немедленного продолжения.

     Закрыла глаза, наслаждаясь растекающимся желанием, позволив себе лёгкую фантазию. В то, что Богдан пригласил из дружеского участия, Женя не верила, во влюблённость, впрочем, тоже. В возможность сколько-нибудь серьёзного увлечения с его стороны тоже не верилось, однако мужской интерес она видела, чувствовала, пропустила через себя в минуты спонтанных, почти целомудренных ласк.

     Почувствовала сосками ткань ночной сорочки, дыхание сбилось, она намеренно потёрлась ещё раз и ещё, сжав крепко ноги. Напряжение не проходило, напротив, нарастало, закручивалось вихрем, требовало разрядки. Темперамент, долгие месяцы воздержания, нечаянный отдых, как следствие – почти паническое вожделение, острое, невыносимое.

     Женя огляделась. Комната пуста, дверь закрыта, Тёма спит тем самым сном младенца, про который говорят «из пушки не разбудишь». Быстро опустила руку вниз, сняла трусы, едва не застонав от потребности, чтобы по бёдрам гладили не её руки, а мужские, конкретно – Богдана. Вспомнилась их сила, твёрдость, шершавость, длинные фаланги пальцев, выступающие вены.

     Искрой мелькнуло воспоминание о его члене. Чёрт, она никогда не видела такого члена. Идеального. В меру большого, наверное, самого большого из когда-либо виденных лично, ровного, увесистого, с выразительной головкой и венами.

     Женя поджала под себя ноги, уткнулась лицом в подушку, рефлекторно потёрлась грудью о ткань. Импульсы от сосков простреливали вниз живота и ниже. Забытым движением рука опустилась между ног, пальцами ощутила горячую влагу, много влаги. Перед глазами замелькали картинки, одна порнографичнее другой. Прикусила губу, чтобы не заскулить на весь дом, и двигалась, двигалась, двигалась, пока не настигла яркая разрядка, заставившая давиться собственным стоном, спрятав звуки в подушке.

     Когда марево спало, Женька огляделась ещё раз. Всё оставалось по-прежнему. Сынишка крепко спал, дверь закрыта, Богдана в комнате не было. Она натянула трусы, вытянулась по струнке и уставилась в потолок, счастливо улыбаясь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     Богдан потёр виски, посмотрел в настежь распахнутое окно кабинета в «конторе» и вернулся к работе, через полчаса признав поражение. Сосредоточиться не получалось. Привычка абстрагироваться давно стала частью натуры, однако в тот день всё шло наперекосяк, несмотря на, казалось бы, упорядоченное течение жизни.

     Чуть меньше недели прошло со дня приезда Крош с Тёмычем. В первое мгновение, увидев Женьку в аэропорту, он с трудом сдержал порыв отпрянуть, а потом прижать к себе перепуганную, сжавшуюся гостью, превратившуюся из привлекательной женщины в комок из нервов и подкатывающих слёз. Разительная, не в лучшую сторону, перемена по сравнению с апрелем, ошеломляла. Она бесконечно дёргалась, норовила сжевать собственные губы, оправляла футболку, волосы, как первоклашка перед прививкой рядом с кабинетом врача. Заметно похудела, вероятно, это даже неплохо – женщины вечно стремятся скинуть килограммы, часто абсолютно зря, – если бы не пугающие синяки под глазами и заметно осунувшееся личико.