Я продолжаю смотреть в окно, отсчитывая мгновения до первого прикосновения его губ, гадая, с чего Алекс начнёт на этот раз. Наконец, ощущаю кожей на затылке его дыхание — оно горячее, тягучее, довлеющее над всем остальным. Вот он, первый поцелуй в волосы, ещё робкий, но уже намекающий на распалённое ожиданием мужское желание.

Алекс отрывается и, не торопясь, заплетает мои волосы в косу, заводит её мне на плечо. Затылок — моё самое чуткое к его ласкам место — обжигает долгий выдох, затем я ощущаю прикосновение губ и языка, и в то же мгновение вся Вселенная фокусируется для меня в одной точке — на коже шеи. За поцелуем в сознание врывается лёгкий, игривый укус, и в моём теле, помнящем очень многое, трепетное, невыносимо чувственное, начинается дрожь. Эта дрожь не от холода — эх, если б только холод мог дарить такое!

И вот его руки — тёплые, ласковые, сильные, всегда желанные — сколько всего они со мной сделают, когда неспешно снимут одежду? Но это позже, а сейчас они заключают меня в объятия, и я чувствую себя в безопасности, наконец. Вот чего я хочу больше всего! Он один на всей земле может подарить мне то, чего все ищут с самого детства — защиту. За эту роскошь я заплачу ему всем, что у меня есть, отдам самое ценное — душу, сердце, время.

Выгибаюсь ему навстречу — спешу откликнуться на невесомые прикосновения красивых губ к моей шее, и делаю это неосознанно — сейчас только наши тела говорят, и делают это талантливо. А мы доверяем им и плетёмся следом, надеясь, что они приведут нас туда, где мы сможем, наконец, услышать друг друга, где начнут общаться наши души и наши сердца.

Алекс ещё не начал раздевать меня, а я уже готова растечься по полу плавленым сахаром. Он продолжает терзать мою шею — то целует её, то облизывает, то слегка прихватывает зубами — раньше он такого не делал, но ощущения от его ласк фееричные. Собственный стон возвращает моё сознание: я открываю глаза и вижу всё тот же безумный океан и серое небо, ветер, порывами гнущий могучие ветви сосен.

На мне уже нет одежды. Господи, когда он снял её? Разворачиваюсь и вижу безумные, уже не карие, а почти чёрные глаза: Алекс в предвкушении и нетерпении, потому что уже давно ждёт. Приподнимаю его тонкий джемпер, традиционно кладу ладонь на дерево с инициалами — это мой устоявшийся с давних времён жест, затем прижимаюсь грудью к его груди, животом к его животу и закрываю глаза.

Phaeleh — The Mist

Сегодня у его туалетной воды новый запах и, как всегда, утончённый: хвоя, морская соль и северный ветер. Я думаю об этом, пока скольжу губами и носом от запрокинутого кверху подбородка вниз, вдоль шеи, до ключиц и впадины между ними. А ещё о том, что с того момента, как он побрился, прошло всего пять часов, но мои губы уже царапает его пробивающаяся щетина. И мне это нравится… До комка в горле, до слёз в моём сжавшемся от воспоминаний сердце — время, когда на его теле совсем не было волос ещё слишком свежо в памяти.

Да, его выбор парфюма неизменно изыскан, но знает ли он, что делает со мной его настоящий мужской запах? Я утыкаюсь носом в самый центр его груди, прижимаюсь губами к волосам на ней и коже, где под рёбрами колотится влюблённое в меня сердце. И мои ноздри жадно, глубоко втягивают аромат спелых пшеничных колосьев на позолоченном вечерним солнцем поле, бабушкиных пряников с имбирём и корицей и тёплого южного ветра Каталонии.

Мои пальцы распутывают кожаный ремень, выковыривают из петель одну за другой металлические пуговицы ширинки и словно невзначай касаются кожи на смуглом животе, изящной полосы волос в нижней его части. Я помню свой первый раз, то мгновение, когда мои глаза впервые послали мозгу эту картинку — кажется, именно тогда я и перестала принадлежать себе.

Стягиваю с безупречных бёдер джинсы, освобождая всё то, что нам обоим так не терпится освободить, и едва успеваю отшвырнуть их в сторону, как мои любимые, самые сильные во всём мужском племени руки уже отрывают меня от пола и несут в постель.

James Arthur — Safe Inside

Утро воскресенья начинается для нас в одиннадцать дня. Вернее, в это время оно начинается для Алекса, а я просыпаюсь раньше и, стараясь не шуметь, читаю электронную книжку в смартфоне, подаренном Алексом вместе с планшетом и ноутбуком сразу же после вечеринки на яхте. После той же вечеринки в моём шкафу появились ряды претенциозной одежды моего размера, но не совсем моего стиля: если в моём старом гардеробе преобладали брюки и джинсы, то в новом в основном платья и юбки. Я знаю, что выбирал всё это не Алекс — он всего лишь сделал звонок стилисту. Похоже, только после вечеринки на яхте до моего супруга дошло, что мне не в чем ходить — всё ж осталось дома, как он приказал. Похоже, Марк прав: то, что очевидно мне, совершенно необязательно понятно Алексу — мы мыслим и видим по-разному, и он, вероятнее всего, обижает меня не с умыслом, а по недосмотру. Он ошибается, но сам же и боится этих ошибок.

Мой муж выдал мне карточки, чтобы я могла купить всё, что мне нужно, и мысленно снял вопрос моих нужд и больше к нему не возвращался, ведь его голове было о чём думать и без моих трусов и лифчиков. Но я те карточки ему вернула, ни разу не воспользовавшись, а свои запасы денег хранила на случай экстренной необходимости: как ни крути, я в чужой стране и чужом доме. Как только я прямо сказала мужу о том, что у меня нет ни телефона, ни прочих гаджетов, как они сразу же появились, а отсутствие платья «для прогулок на яхте» натолкнуло его на мысль о необходимости позвонить стилисту. Всё предельно просто и ясно: чтобы решить проблему нужно чётко её поставить.

Я читаю уже довольно долго, и не шевелясь, потому что руки Алекса обвиты вокруг моей талии, а сам он в точности повторяет мою позу. Воссоединившись в супружеской постели, каждую ночь мы спим именно так, и мне тяжко, но приходится привыкать: за годы жизни с Артёмом я приучилась к одиночеству и комфортной независимости — крутись, как хочешь, хоть всю ночь.

У меня уже затёк весь правый бок и онемела нога, но я всё ещё терпеливо не двигаюсь, потому что преследую важную цель — дать этому трудоголику выспаться хотя бы раз за всю неделю.

Наконец, он просыпается. Сонный и милый до изнеможения, расплывается в обожающей улыбке и губы его тут же тянутся целовать то, что первое попадётся. Нацеловавшись, Алекс просыпается до конца и по яркому солнцу, заливающему спальню, понимает, что проспал:

— Чёрт! Сколько времени?

Хватает свой телефон и, проверяя будильник, недоумевает:

— Ничего не понимаю, я же выставил его на шесть утра! Я точно помню!

— Не ругай будильник, — отвечаю ему, вытягивая, наконец, многострадальную правую ногу, — это я его отключила.

— Зачем? — хмурится. — У меня куча дел была запланирована на это утро, больше так не делай!

Он мягок, но в голосе проскальзывает негодование: как посмела я вмешиваться в «святое» — в планы!

— Алекс!

— Да?!

— Ты решил это воскресение уделить мне, так?

— Так…

— Значит, время этого воскресенья принадлежит тоже мне, так?

— Ну, допустим.

— Вот я взяла и потратила своё время на твой сон. Больше мне ничего не нужно. Потому что сейчас для меня это самое важное: ты мало спишь и никогда не высыпаешься, мало ешь и никогда не отдыхаешь, и всё это действует мне на нервы, потому что я беспокоюсь, что ты снова заболеешь!

Алекс молчит, и я вытягиваюсь уже целиком в одну звонкую струну, так как кровь, наконец-то, вернулась в мою ногу:

— Блин, у меня всё тело затекло! — жалуюсь.

Поворачиваюсь к нему и вижу глаза, щедро затопленные слезами. Я в панике. Лихорадочно соображаю, что Алекс, вероятно, запланировал нечто очень важное на это утро, мысленно отрубаю себе голову и шепчу:

— Прости меня! Я поняла, больше так делать не буду!

И, вглядываясь в то, как всё обильнее собирается вода вокруг его радужек, как всё глубже хмурятся его ровные брови, добавляю с чувством:

— Обещаю!

Внезапно Алекс сгребает меня обеими руками в охапку, вжимает в себя и хрипло, сдавленно, надрывно просит:

— Делай! Делай, пожалуйста, так всегда! Делай со мной всё, что захочешь, ты — самое дорогое, что у меня есть…

И я чувствую, как щиплет и мои глаза тоже. Мне кажется, или в эту секунду мы совершили гиперскачок навстречу друг другу? А я даже до конца не понимаю, чем именно его тронула… настолько глубоко.

Mario M — Let Me Out

Нам везёт: воскресенье выдалось теплее и ласковее субботы — замечательное время для долгих и вдумчивых прогулок по побережью.

Алекс показывает мне самые волшебные места в сказочном Вашингтонском лесу: влажном, укрытом зелёными мхами, часто дремучем, а порой и вовсе непроходимом. Он пугает меня чёрными медведями, а я делаю вид, что не верю и продолжаю искать грибы, хотя сейчас ещё только май.

В отель мы возвращаемся ближе к вечеру — нужно поужинать и выдвигаться обратно домой, чтобы успеть вернуться хотя бы до полуночи, ведь завтра Алексу на работу, и его будничный будильник выставлен на пять тридцать. Хотя бы пять часов пусть поспит.

Я устала, и пока Алекс собирает вещи и делает нужные ему звонки, решаю ненадолго вытянуть ноги на кровати, однако очень скоро он бросает дела и присоединяется. Постель стала для нас чем-то намного большим, нежели местом для сна и любви. Это то место, которое единственное подтверждает, что мы пара и всё ещё супруги, даёт надежду, что однажды всё вернётся, наши сердца вновь наполнятся счастьем, а глаза радостью, что мы вновь отыщем друг в друге родственные души, но на этот раз уже сохраним свою связь, взлелеем её и превратим в то, что Алекс так уверенно мне описывал, сидя на полу своей парижской кухни — нашу настоящую и счастливую семью.

Мой муж ложится рядом, не отрывая от меня глаз, но и не прикасаясь. Его сдержанность сковывает, но я решаюсь на первый шаг: провожу ладонью по его щеке — медленно, нежно. Алекс закрывает глаза — он всегда по-особенному чувственно откликается на мои редкие ласки, но даже в такие моменты до меня ни разу до конца не дошло, как много на самом деле они для него значат.