— Ты считаешь, наше «духовное» участвует в процессе?

— А ты разве не чувствуешь? С самого первого раза…

Последние две фразы он произносит шёпотом, буквально выдыхая их в мои губы, и я не выдерживаю — осторожно, нежно, нетерпеливо прижимаюсь к его губам своими, потому что у самой уже нет сил ждать — больше десятка часов он физически рядом, а прикасаться нельзя — кругом люди. Почти мгновенно Алекс перехватывает инициативу, и как только я ощущаю его язык, раздвигающий мои губы, прижимающийся к моему, безумствующий, приторная тяжесть растекается волнами по всему моему телу из точки, расположенной где-то в нижней части моего живота. Ещё в юности Артём несколько раз пытался целовать меня «по-французски», но ничего, кроме брезгливости и неловкости я не испытывала. Как и он сам. Так почему же с Алексом, чтобы вынырнуть из вихря эйфории, легко рождаемого любой его лаской, необходимо усилие, близкое к титаническому?

— Ты как хочешь, а я пошла в душ! — умудряюсь объявить, да практически выкрикнуть, стараясь не потеряться в его потемневшем взгляде

И Алекс стонет. Протяжно, горько — как побитый бездомный пёс под ноябрьским дождём — однако поднимает руки кверху и отпускает меня. И всё то время, пока я разгребаю вещи в сумках в поисках косметических средств, он, не меняя положения, наблюдает. Однако его терпения хватает ненадолго: едва я извлекаю из зип-пакета то, что искала, мой муж резко вскакивает, почти молниеносно сдирает с себя одежду и, схватив меня на руки, тащит в душ.

Aaron Smith — Dancin (KRONO Remix)

Отобедав в действительно отличном ресторане, мы отправляемся на основной пляж, где к четырём вечера собирается множество народу. Несмотря на вполне безопасные часы (с точки зрения интенсивности солнечной радиации), я ищу шезлонги под соломенным зонтом — Алексу необходимо самое теневое место, ему нельзя слишком много солнца. Для верности усердно натираю мужа солнцезащитным кремом с максимальным фактором. Алекс не сопротивляется, даже наоборот устраивает релаксацию под моими ладонями:

— Если ты будешь так мазать меня каждый день, я согласен на всё… — мурлычет, и я обнаруживаю, что он как-то ненормально сильно тащится от поглаживаний по его коже.

— На что, на «всё»?

— На всё, что ты захочешь…

Сменив тщательность на мягкость, я продолжаю массировать спину почти расплавившегося от удовольствия мужа и перехожу к изучению окружающей обстановки: мне необходимо определить потенциально опасные объекты и их количество, чтобы сразу настроиться на степень испорченности отдыха.

Всё дело в том, что изначально мне хотелось совсем уединённое бунгало, без ресторанов, анимации и вечеринок, но Алекс всё решил по-своему, предположив, что уже через три дня мне станет скучно. На самом деле, он, похоже, уже не мыслил своей жизни без постоянного драйва, ну или не мог так быстро перестроиться. Я не против музыки, а особенно DUBSTEPа, который распробовала вслед за мужем на его вечеринках. Но! На него же опять станут вешаться девицы! И меня даже заботит не столько сама моя ревность, сколько необходимость скрывать её, ведь ничего хуже ревнивой женщины не придумаешь. Тяжело находить баланс между тем, что допустимо, и тем, что нужно пресекать, чтобы не выглядеть тряпкой.

У Алекса те же проблемы: он не умеет устанавливать границы для вторжений в свою интимную зону, не имеет понятия, где они пролегают.

— Видишь ли, девочки — это самое обычное для него дело… и так было всегда — ещё со школы, — открыл мне глаза Марк на одной из наших домашних вечеринок, заметив, очевидно, как несказанно я беснуюсь. — Мне кажется, он так и не понял, где пролегают границы пристойности — не успел.

И глядя на очевидный протест в моих глазах, добавил:

— Из всех он выбрал только одну — тебя. Вот ты и покажи ему, где его границы.

Итак, мои глаза в режиме пеленгации, а тёмные очки — мой камуфляж. В текущий момент нас с Алексом пристально изучают три объекта, и ещё пять потенциально опасных дам время от времени бросают свои любопытные взгляды.

Основная угроза моему спокойствию — Мерседес, брюнетка из вестибюля. Само собой, интересую её не я, а распластанный на животе, балдеющий Алекс. Учитывая то, что в таком положении ей действительно тяжело разглядеть что-либо ещё кроме его татуированной спины и чёрной шёлковой макушки, напрашивается только один вывод — она запланировала его ещё в фойе.

Её парень (муж?) со стальным взглядом держится обособленно, никогда не прикасаясь к своей даме и ни на миг не теряя серьёзности. Скользнув по публике, его глаза задерживаются на Алексе, затем, явно вследствие первой задержки с особенным усердием изучают меня. Ясно, что он занят тем же — сканирует контингент в поиске потенциальных конкурентов. Алекс, само собой, возглавляет список, а я, как его спутница, подвергаюсь анализу на предмет эффективности в качестве сдерживающего фактора.

Растягиваю губы в сексуальной улыбке и отправляю её ему, вложив весь выделенный мне природой запас шарма. Он не впечатляется, продолжает своё сканирование и дальше.

Вечером мы заказываем ужин в своё бунгало и лакомимся экзотическими блюдами наедине.

— Чем займёмся? — спрашивает Алекс.

— А чего ты хочешь?

— Я? Ты знаешь, чего я хочу. Причём постоянно. Но я боюсь напугать тебя, поэтому сдерживаюсь.

— Этим ты меня не напугаешь! — смеюсь.

— Правда? — укладывается на бок и, подпирая голову рукой, наблюдает, как я снимаю косметику, улыбается и ртом, и глазами, играет ямочками на щеках, молодой, красивый, будто и не было ничего: ни прошедших лет, ни боли, ни болезни, ни страха, ни унижения. Кажется, вчера только познакомились.

— Правда. Ты всё время забываешь, что я знаю тебя не первый день! — напоминаю ему.

— Это потому, что для меня всё началось пару месяцев назад. Всё заново, с нового листа. То есть, сейчас самое начало.

— Самое-самое? — смотрю на его отражение в зеркале.

— Да, и всё возможно. Даже невозможное.

На мгновение мы оба серьёзны. Потому что у нас есть прошлое. И в какую бы точку воображение Алекса не поместило «начало», мы оба помним ВСЁ. В деталях. Поэтому и серьёзны. Даже слишком. Настолько, что мне жизненно необходимо вернуть нашу лёгкость:

— Если сейчас самое начало, то как так вышло, что я сразу замужем?

— А это как в давние времена: супруги знакомятся на свадьбе и сразу в постель, — щурится, уже улыбаясь.

— У тебя всё сводится к постели!

— И это я ещё сдерживаюсь! Представь, что было бы, если б я не старался!

Ivan Torrent — Before I Leave This World (Beautiful Orchestral)

Боже мой… От его улыбки, ласковой, тёплой, буквально светящейся, мне становится так легко, что внезапно возникает ощущение невесомости. Именно той невесомости, которая возможна лишь в самом начале отношений, как тогда, например, в парке развлечений, когда Алекс впервые меня поцеловал. Или же когда он целовал меня во второй раз, прижав мокрую и голую к своей груди. Или в то солнечное утро, когда мы проснулись после первой проведённой вместе ночи…

Алекс смотрит на моё лицо широко раскрытыми глазами, ловя каждую эмоцию, и мне кажется, он все их скрупулёзно хранит где-то глубоко у себя в груди. А я, наверное, выгляжу потерянной и… блаженной, потому что его красивые губы не просто улыбаются — каждая его клетка, каждый нейрон и атом формируют в эту секунду вспышку безграничного СЧАСТЬЯ. Скромного, чистого, такого, которое хочется спрятать, чтобы никто не увидел и не отнял, не дай Бог. От его бережливости у меня щемит в сердце, но скрыть ТАКОЙ свет просто невозможно.

Чтобы не растрогаться, стараюсь увести наши с ним мысли куда-нибудь в сторону, вслед за каким-нибудь разговором:

— Ты совсем перестал шутить со мной… как раньше, например.

Алекс на пару мгновений замирает, его улыбка теряет свою «особенную» широту, однако тепло во взгляде никуда не уходит:

— Это от того, что я ещё не до конца пришёл в себя. Слишком быстро всё поменялось в… этой моей жизни.

— Почему в «этой»? Ты живёшь в каких-нибудь ещё?

— Все мы проживаем больше, чем одну жизнь.

— Ааа! — соображаю. — Ты разделяешь теорию Майкла Ньютона?

— Я знаком с его идеями, не буду скрывать, но он не первый и не последний высказал эту мысль. У Ньютона по большей части выдумка ради сенсации. Я не верю в теории, но убеждён, что мы можем возвращаться. Много раз. Больше, чем девять.

— Ну и что ты думаешь, в прошлой жизни мы были вместе?

— Уверен в этом! — его глаза загораются, он дышит чаще, возбуждённее, и, кажется, даже не замечает собственных метаморфоз, увлечённый мыслями о переселении душ. — И знаешь, ещё что?

— Что же?

— Я думаю, ты была мужчиной, а я женщиной.

— И у нас были дети?

— Не знаю. Если по Ньютону, то это другая группа душ, не наша.

— Да, если по Ньютону, то другая. Далеко, однако же, ты зашёл в своих рассуждениях.

— Это не рассуждения, а ощущения. И да, я много думал об этом — было время.

Поразмыслив, я вспоминаю:

— Мы могли быть ещё просто друзьями, не обязательно супругами.

— Нет, — резко мотает головой. — Точно супругами.

— Откуда такая уверенность? — смеюсь.

— А разве ты не чувствуешь, что происходит, когда мы занимаемся любовью? Когда это случилось впервые, у тебя не было ощущения, что это не в первый раз?

Я впадаю в ступор, по спине, в районе позвоночника, бегут мурашки: именно это и было самым ярким и самым впечатляющим тогда, в наш первый раз. Родство душ? Его отражение в акте физической близости? Не помню, думала ли я тогда об этом, мою пустую голову и эгоистичное сердце занимало другое.

— Это странно, — смотрю в его карие глаза, — но я чётко помню: меня удивило больше всего то, что ты как будто не чужой мне. И всё напряжение и скованность испарились, как только ты прикоснулся… в первый раз.