Жан нарушает кладбищенское молчание первым, обратившись ко мне на чистейшем русском языке:

— Испугались?

— Даже не подумали, герр Ян, — отвечает мой рыцарь за меня.

И я в буквальном смысле «оторопеваю»: Ян?!

— Я испугалась, Алекс нет, — грустно поправляю, ведь Жан стал мне почти приятелем в эти дни. — А Вы, оказывается, и соловьём умеете!

— Могу и орлом, и соколом, если пожелаете!

— Лучше бакланом, — предлагает Алекс.

— Что, уже дал команду «фас» своему Питбулю?

— Лера напугана, у меня не было выбора.

— Отменяй.

— И не подумаю. Теперь я буду потешаться. Как думаешь, вон тот остров, обитаемый? — многозначительно интересуется мой муж. Я и не подозревала в нем такие залежи ехидства.

— Думаю, нет. Но ты свои мстительные клыки не точи в мой адрес, я тут вообще ни при чём. Мне-то, как раз, пришлось отрывать свой богемский зад от комфортабельного шезлонга и выдвигаться сюда с белым флагом ради мира и ясного неба на всей земле…

— Всё ясно, — прерывает его Алекс. — Ты угомонишь когда-нибудь свою сестричку?

Сестричку?

— Да мне дела до вас нет! Разбирайтесь сами! А ты…

Но прежде чем он успевает закончить мысль, молодые люди в белоснежных теннисках и бейсболках один за другим покидают нашу яхту, и Жан бросает им на своём корявом английском:

— Я остаюсь здесь. Спасибо, ребята! Алекс, звони Питбулю, не дело так пугать женщину.

— Согласен, не дело. Однако о моей женщине вы не сильно пеклись.

— Повторяю, я тут ни при чём! Скажи ещё спасибо моей интуиции и меткому глазу, который заметил, что Мерседес сегодня утром не потратила битый час на свой боевой раскрас, и заподозрил неладное! Чего мне стоило расколоть её! Да ты вообще мне должен по полной программе! Если бы не я, торчал бы здесь минимум трое суток! Звони, давай, пока твои церберы не напугали мне сестру!

Я стою и думаю: до чего способны «договориться» двое с трудом переносящих друг друга мужчин, если их оставить наедине?

— Сперва проверьте транспортное средство на исправность, молодые люди, потом отпускайте помощь! — тихонько им напоминаю.

Оба замолкают, словно только теперь вспомнив обо мне, и смотрят во все глаза на меня.

— А я вам пока коктейли сделаю, — тут же придумываю повод смыться. — Алекс, тебе маргариту?

— Да, спасибо.

— Мне абсент, пожа-а-алуйста, если Вас не затруднит! — довольно радостно заказывает Ян.

Боже мой, какая вежливость! Аристократы, мать их! Я чуть не умерла от страха, пока Алекс под яхтой нырял с акулами, а им всё шутки шутить, да в игры играть с живыми людьми!

— Чем сигнал глушили? — спрашивает Алекс.

— Понятия не имею, это недешёвый аттракцион от яхт-клуба. Позвонишь им потом, узнаешь…

— Алло, Пинч! — успеваю услышать, уходя. — Отбой, дружище… да это так… друзья подшутили, устроили розыгрыш. Уже всё ок! Да, всё ок!

Сделав коктейли и поднимаясь по лестнице с бокалами в руках, я слышу нервные мужские голоса и замедляюсь, чтобы послушать, о чём они говорят. И узнаю немало интересного:

— … но ты отвечаешь за неё, чёртов ублюдок! — брызжет ядом голос Жана (или Яна).

— Насколько я помню, любовных клятв между нами не было, и жениться я тоже не обещал, — спокойно отвечает голос Алекса.

— Ну да, жениться не обещал! Даже в любви не признался, зато трахнул девчонку! Я бы тебя пожизненно за решётку упрятал за это, чёртов урод!

— Полегче! Если ты забыл, нам обоим было по шестнадцать!

— На твою удачу. Будь тебе больше лет, ты бы сидел! Я это обеспечил бы, уж поверь. И не было бы Соболева — бизнесмена, сколотившего капитал на строительстве, а был бы упырь по кличке Педофил! И харю тебе бы подровняли в тюряге и…

— Пар спусти! Это была не моя… а, ладно.

— Ну давай, договаривай!

— Не хочу.

— Это была не твоя инициатива? Да знаю я, знаю! Мерседес взяла всю вину на себя, а ты и рад! Вот же урод! Как так можно-то!

— Да никак! — уже взрывается Алекс. — Достали вы меня уже! Это было пятнадцать лет назад! Сколько можно уже эту тему мусолить? Не чем больше заняться?

— Да сохнет по тебе до сих пор, глупая, будто сам не знаешь. Взяла с меня торжественную клятву, что как только ты будешь свободен, я дам ей об этом знать. А я опять проворонил! Когда ты успеваешь-то?! Полгода назад твоей женой вроде Ханна была! И ничто, как говорится, не предвещало… Ну да, «свято место пусто не бывает!». Это которая уже супруга у тебя по счёту? Четвёртая, или я обсчитался?

— Не твоего ума дело.

— Жалко её. Не похожа она на твоих обычных шлюх, а участь ожидает та же. Кстати, твоя Ханна…

— Да пожалуйста. Надеюсь, ты остался доволен?

— Ещё бы. Уникальная штучка, у тебя «губа не дура»!

— Не вздумай лезть к Лере.

— Не вижу надобности просить твоего благословения!

— Повторяю: сунешься к Лере, убью.

— Ого! Угрозы?

— Просто обещание. Ты же жаловался, что я обещаний не даю.

Оба замолкают, а я стою ни живая, ни мёртвая. Услышанного уже слишком много для моего душевного равновесия, но мужчины ещё не закончили:

— Хорошая она, эта твоя Лера, — вдруг тихо и серьёзно произносит Ян. — Умная. Интересная. Страдать будет сильно, когда ты выбросишь её так же, как остальных.

— Как ты сам сказал, моя Лера особенная. Остальное — не твоя забота.

— Хорошая девушка Наташа, тоже была особенной. Ты ведь так и не женился на ней? И где она теперь?

— У неё всё хорошо. Вышла замуж за хорошего человека, ребёнка родила.

— А сохнет до сих пор по тебе и ночами, пока никто не видит, рыдает в подушку. Как Мерседес! Как Ульяна! Как смельчачка Дженни, как…

— Да уймись уже!

— Слушай, как ты это делаешь? Я имею в виду, может, есть какой-то секрет, гипноз там или…

— Да ничего нет! Достал ты меня уже!

— Алекс! За каким хреном ты позавчера устроил тот спектакль?

— А что я должен был, по-твоему, сделать? Оттолкнуть её при всех, унизить?

— А так ты лучше сделал? Видел бы глаза своей жены!

У меня в горле ком, руки прилипли к стеклу бокалов, но я стою, закусив губу, и не двигаюсь с места. Вдруг слышу негромкое и очень болезненное:

— Мы уже разобрались с этим.

— Да уж! У тебя всегда всё легко и просто, без лишнего напряжения. А то, что женщины рыдают крокодильими слезами, годами страдают, причём все, это так — ерунда, побочный эффект, так сказать… Ты, когда в зеркало смотришь по утрам, урода не видишь в нём, нет? Нет, ты меня достанешь когда-нибудь, я тебя точно убью!

— Лучше угомони Мерседес, иначе добром это не кончится.

— Кто кого собирается уже убить? — спрашиваю, пряча под натянутой улыбкой глубочайшую рану от услышанного разговора. — Вас и на десять минут нельзя оставить, уже грозитесь друг друга поубивать!

{Lotte Kestner — I Want You}

Домой мы возвращаемся поздно. По пути в наш домик, шагая по вымощенной деревяшками узенькой дорожке, я всё же решаюсь спросить:

— Почему ты сразу мне не сказал, что они твои друзья?

— Потому что они не друзья.

— А кто?

— А как можно назвать того, кто в детстве был другом, а потом стал никем? Даже хуже, чем никем.

— Вы даже не поздоровались тогда на ресепшн!

— Поздоровались, ты была слишком увлечена разглядыванием Мерседес и не заметила.

— Она красивая, очень. Не так ли?

— Да, красивая. Пойду, попрошу арбузный коктейль сделать. Ты будешь?

Когда Алекс возвращается с нашими напитками и едой, я искусственно веселюсь и придумываю шутки, чтобы подавленностью и пасмурным настроением не выдать факт подслушивания на яхте. Постыдный.

Внезапно получаю вопрос:

— Ты слышала наш с Яном «приватный» разговор?

— Я? Нет!

— Я же вижу, что слышала.

— Ну, частично, — сдаюсь.

Он подходит, нежно заключает моё лицо в свои ванильные ладони:

— Лера! Лерочка… Всё это дело прошлое и очень давнее. Всё это не имеет никакого значение для меня, для нас, потому что у меня теперь, наконец, есть ты! Пожалуйста, верь мне, а не им! Тебе со мной жить, а не с ними! Люди иногда настолько завистливы, что готовы пойти на всё, лишь бы другим было не лучше, чем им. Не позволяй этого, так же как я не позволяю!

Я молчу, у меня комок в горле, он говорит так убедительно, так красиво, но факты…

— Я хочу, чтобы мы занялись любовью! Прямо сейчас! Хочу любить тебя медленно и нежно. Хочу ласкать тебя. Хочу, чтобы ты стонала, выкрикивала моё имя, просила ещё и ещё…

С этими словами он быстро сбрасывает всё, что было лишнего на кровати, подушки, верхние простыни, покрывало, оставив только ровную белоснежную поверхность, и я понимаю, сейчас будет нечто неистовое.

И не ошибаюсь:

— Давай, девочка моя, дай мне это! Мне очень нужно, очень! Какая ты красивая, какая сексуальная, нежная! Покажи мне, как тебе хорошо со мной! Давай, сейчас!

Неожиданно для себя самой я подчиняюсь и взрываюсь так бурно, что едва не пропускаю его пульсацию, которая почему-то доставляет мне удовольствия даже больше, чем своя собственная.

Алекс совершенно взмок: спина вся скользкая, мокрые волосы прилипли ко лбу и щекам, по его вискам, скулам, шее стекают крупные капли пота. Он опускает голову, прижимаясь губами к коже моей шеи, и чёрная шёлковая прядь падает мне на лицо. Запах его волос — всегда затмение для моего разума: пряный, дурманящий аромат, будоражащий, возбуждающий, влекущий, порабощающий. Млеющая истома расходится по всему телу с каждым вдохом, во рту появляется сладость, всё важное становится безразличным… и хочется только одного: больше никогда не выпускать его из объятий. Боже мой! Может, вот он, его секрет? Почему женщины сотнями сходят от него с ума, теряют адекватность и способность ощущать вкус жизни, если его нет рядом? Может, его тело способно вырабатывать такой же уникальный феромоновый сплав, как в фильме «Парфюмер»? Допустим, это ответ, почему меня так влечёт к нему, но как так вышло, что именно Я очутилась в ЕГО постели? Как вышло так, что на пальце у него кольцо с такой же гравировкой, как у меня? Как это вышло? Почему?