Виктория Мальцева - Муж

Алекс наклоняется к моему лицу и жарко шепчет прямо в губы:

— Я никому не позволю разрушить «нас»! Никто и никогда не встанет между нами! Даже будь это дьявол, или сам Бог…

Зря он такой самоуверенный, подумалось мне тогда.

Я долго не могла настроиться на него, и мы оба знали причину: слишком тонка моя душевная организация и только-только зарождающееся доверие, слишком больно ударила по нему горькая правда и неутешительные прогнозы. В сущности, я знала, что Алекс «такой», и раньше, догадывалась. Но в те дни мы оба с ним находились в той мармеладной стадии отношений, когда всё только начинается и розовые очки, скорее, неумолимая участь, нежели неосторожность. Слишком мне было с ним хорошо, временами до умопомрачения сладко, и очень уж хотелось ему верить. Будучи проницательным и умеющим чувствовать глубоко, Алекс не мог допустить, чтобы возникшая трещина росла и расширялась до тех пор, пока не обрушится ещё недостроенный дом нашей с ним совместной жизни, нашей семьи. И он замазал её сразу же, не затягивая, страстным бурным сексом. Он всё и всегда лечил сексом.

И до меня, наконец, окончательно доходит: нельзя убегать из его спальни! Категорически нельзя! Это лишает его сил, равновесия, выбивает почву у него из-под ног, отнимает самый главный инструмент в решении проблем и преодолении трудностей. И только теперь мне очевидны масштабы допущенной ошибки: не переселись я в детскую тогда на месяц, всё у нас наладилось бы гораздо раньше и с наименьшими потерями для обоих.

Ведь он любит меня, и, похоже, сильно…

На следующий день Алекс работает с раннего утра:

— Лера, у меня есть несколько неотложных дел. Действительно неотложных. Позагораешь сама до обеда? И от меня заодно отдохнешь… я, кажется, вчера опять тебя замучил! — лукаво улыбается.

Я надеваю купальник, обматываюсь парео, напяливаю шляпу — всё в разных оттенках бирюзового — и собираюсь выходить. Алекс, узрев меня в таком одеянии, вскакивает, целует на прощание и даёт напутствие:

— Яна не бойся: в целом, он хороший парень, только чёрствый очень. А вот Мерседес остерегайся: она бывает непредсказуемой, а в свете последних событий ещё и неадекватной. Не вздумай ничего пить или есть из её рук, ладно?

— Ладно.

И я гуляю одна. Но не долго: очень скоро ко мне присоединяется Ян — словно нарочно выслеживал. Алекс так и не появляется, ни до обеда, ни после него. Я в одиночестве ем в ресторане, принципиально не возвращаясь в наше бунгало, и лелею обиду. Не слишком усердно, впрочем, потому что и во второй половине дня меня находит… Ян!

Общение сближает, а его неограниченное количество — особенно.

Мы говорим обо всём и ни о чём: о политике, религии, литературе, даже умудряемся пройтись по известным философам. Сходимся во мнении, что точка зрения Гегеля на сущность божественного, как «Мирового разума», наиболее адекватна из всех известных, логична и понятна человеку наших дней, образованному и с учётом уже совершённых открытий. Несколько раз спорим, страстно. Дважды Ян уступает, покорившись натиску моих «логически совершенных аргументов», но чаще эмоционально доказывает свою правоту.

Уже темнеет, и поскольку Алекс так и не удосужился обо мне вспомнить, Ян предлагает проводить меня, а то «мало ли что может произойти?» на территории элитного и во всех отношениях безопасного комплекса.

— Ян, что связывает тебя с Алексом? — решаюсь на раскопки.

— Детство. Он не говорил тебе?

— Нет.

— Ну тогда и я не буду.

— Жаль. А то, что связывает его с твоей сестрой, тоже тайна?

— Ну разумеется! — скалится.

— Ладно, — не скрываю разочарования.

Помолчав и немного ожесточившись в лице, Ян всё же решает удовлетворить моё любопытство:

— Наши отцы были друзьями, лучшими. Открыли одну на двоих добывающую компанию, основали ювелирное дело. Дружили, часто виделись, ездили друг к другу семьями, проводили вместе праздники. Наше детство прошло… весело и в довольно тесном общении.

— И что произошло потом?

— Ну… пфф — шумно выдыхает, — произошло то, что твой будущий в тот момент муж разбил сердце моей сестре. Покорёжил её личность. За это я его ненавижу.

— Может, ты не всё знаешь?

— А что он тебе наплёл?

— Ничего, я же уже говорила! — улыбаюсь. — Знаешь, мы с ним почти не разговариваем по душам. Только по необходимости.

— Да, я в курсе: он не любитель вести беседы.

— Мы вот с тобой столько всего обсудили сегодня, теперь у меня есть представление, что ты за человек, чем живёшь, как мыслишь, что у тебя на сердце, в конце концов. Ну, хотя бы отчасти, поверхностно. Алекса я знаю годы и совершенно не знаю его… — признаюсь со вздохом.

Мои ступни ласково омывают тёплые вечерние волны, песок под ногами мягкий и послушный. Тёплый ветер, розовый закат, райски живописное море… а мне, несмотря на наличие собеседника, одиноко.

— Вас объединяет только секс? — получаю удар по больной мозоли.

— У меня нет желания обсуждать такие вещи с посторонними! — осаждаю его.

— Всегда подозревал, что в женщинах он личности не видит. Алекс продукт своего века — потребитель. Задумайся об этом.

И я задумываюсь: да потребитель, но какой! Невыносимо красивый, умный, талантливый, чувственный… А теперь ещё и любимый.

Внезапно Ян совершает ещё одно признание.

— Мерседес любит этого эгоиста всю свою жизнь, боготворит с детства, видит в нём едва ли не Бога! Суперчеловека, Мегаличность! И меня это бесит, потому что это не так! Он, зная о её чувствах, прожив с нами едва ли не половину детства, наплевал на неё, растоптал!

— Что он сделал?

— Переспал с ней, едва ей исполнилось шестнадцать. А потом сделал то же самое с её подружкой: Мерседес застала их в самом разгаре «процесса», и это буквально уничтожило её. Да ему плевать на женщин! — восклицает, едва сдерживаясь. — Презерватив имеет для него большую ценность, нежели женщина!

— Это мерзко, — только и могу сказать.

Вернувшись в наше бунгало, застаю Алекса в холле, обложенного ноутбуками и планшетами: он говорит по громкой связи одновременно с несколькими людьми.

Увидев меня, быстро прощается и отключает мессенджер:

— Лер, извини меня! Я не смог прийти, у меня небольшие проблемы по работе. Стараюсь разгрести всё это удалённо, чтобы не лететь в Сиэтл посреди отпуска.

— Что-нибудь серьёзное? — холодно вопрошаю.

— Не очень, но требует моего внимания.

— Понимаю.

— Ложись без меня, хорошо?

— Без проблем.

Моюсь в душе одна. Гордость не желает даже смотреть в мою сторону, поскольку я не тороплюсь, вяло размазывая по телу душистое мыло, и жду, что Алекс не вытерпит и присоединится, ведь он так любит принимать душ вместе. Но не любви мне сегодня хочется и не ласк: очень нужно поговорить о том, что наболело.

Я долго рассматриваю его силуэт сквозь открытую в холле дверь и пытаюсь понять, как в одном человеке может сосуществовать так много красоты и так много болезненной неприглядности? Мне душераздирающе хочется верить, что всё плохое, упорно открывающееся все последние недели и месяцы, не связано с тем Алексом, который когда-то сделал мне предложение в испанской церкви. Тогда я ровным счётом ничего не знала о нём, но почему-то чувствовала, что соглашаться нельзя.

Проваливаюсь в сон в одиночестве и кажущейся холодной, хоть и жарко, постели. А просыпаюсь от нежного, почти гурманского поцелуя и сильного запаха туалетной воды. Ещё темно, но в окнах брезжит первый свет начинающегося тропического дня:

— Лера, я улетаю в Сиэтл. Сейчас, — докладывает. — Вернусь через три дня. Если получится уладить дела быстро, то раньше. Не скучай и постарайся отдохнуть, хорошо?

— Хорошо.

Ян, обнаружив меня снова одну за завтраком в ресторане, не ждёт приглашения и усаживается рядом.

— Вы сегодня завтракаете не у себя? — разыгрывает удивление.

— Алекс улетел по делам, — сухо объясняю.

— Невероятно… Ну вот что он за человек? Бросить жену одну в противоположной части земного шара! Ни один достойный мужчина никогда не позволит себе подобного!

— Что-то срочное. Он пытался решить удалённо, но, очевидно, не вышло.

Ян расплывается в подозрительной улыбке. Да что говорить, сам факт того, что этот тип улыбается, шокирует уже сам по себе:

— Не важно, мужчина ты или женщина, семья всегда должна быть на первом месте! — заявляет. — Настроение и счастье жены должны иметь больший вес для мужчины, нежели прибыли в бизнесе. А форс-мажор в делах бесконечен, уж поверь мне!

После завтрака Ян предлагает искупаться в море, и я соглашаюсь: не куковать же одной на курорте целых три дня!

{Lucia — Silence}

Накупавшись, мы выползаем на белый песок загорать без шезлонгов, как люди, знающие толк в удовольствиях, и я ловлю несколько странных взглядов, украдкой скользящих по линиям моих бёдер. Всё время до обеда продолжаем начатые накануне дискуссии, вернее, это Ян дискутирует, а я только создаю видимость участия в беседе, выдавая односложные реплики и ни разу не вникая в детали эмоционально.

Мой мыслительный процесс занят другим — я обнаружила в Яне трансформера: он всегда и со всеми, почти не снимая, носит маску, но под ней прячется совершенно другой человек. Приблизившись в эти дни, я увидела глубокую, чувствительную, эмоциональную личность, довольно далёкую от прагматизма. Даже Алекса Ян ненавидит бурно и всей душой, руководствуясь только своими чувствами, а никак не фактами.

Мы с ним противоположности, а полярности, как известно, притягиваются. Да, мне с ним интересно, и даже очень. Этот парень умело заполняет собой вакуум, образовавшийся с момента моего воссоединения с Алексом. Яну интересно со мной, он уважает мою точку зрения, даже если она противоположна его мнению, но всё же у нас больше точек соприкосновения, нежели разногласий.