Обедаем мы тоже вместе, и я любопытствую:

— А что это Мерседес не видно?

— Сегодня она не выйдет из номера: Алекс предупредил и её, что уезжает.

Я стараюсь жевать медленнее, чтобы не подавиться. И воду сейчас лучше не пить — обязательно поперхнусь.

— Я испортил тебе настроение? — замечает мою перемену собеседник.

— Зачем ей об этом знать?

Ян тоже перестаёт жевать.

— Думаешь, между ними всё ещё есть отношения? — трясу его.

— Прости… не могу ничего ни утверждать, ни отрицать.

Остаток дня Ян не отходит от меня ни на шаг и усердно старается восстановить совершенно расстроившееся состояние моего духа. Рассказывает о том, как работают ювелиры, о новшествах, современных веяниях, творческой составляющей в этом старинном ремесле, о своих личных работах. Доходит даже до демонстрации фото, и я искренне восхищаюсь действительно талантливо выполненными изделиями. Расходимся мы рано: я ссылаюсь на усталость, а на самом деле уже отчаянно хочу побыть одна — так надоел мне этот «хороший парень», и спокойно порефлексировать на тему: «Какого чёрта мой муж отчитался об отъезде перед дьявольски соблазнительной Мерседес?».

Утром не завтракаю и не выхожу из бунгало, загорая на краю внутреннего бассейна. Сам этот бассейн больше похож на балкон с видом на океан, хоть и довольно большой. Уединившись, я решаю позагорать немного топлес — нужно же перманентно совершенствовать себя при такой-то конкуренции — и после бессонной ночи, полной дум, нечаянно засыпаю прямо в шезлонге…

Будит меня звонкий хлопок входной дверью. И хотя моя рука мгновенно рванулась прикрыть грудь, уже поздно: на террасе стоит Ян, шокированный и растерянный. Сразу же отворачивается и бросается извиняться:

— Валерия, прости, ради Бога! Я не нарочно, поверь! Ты не отвечаешь на звонки, нигде не появляешься, даже не ешь… я испугался, что с тобой что-нибудь случилось, а дверь была открыта и…

Дверь в бунгало вообще-то совсем не закрывается — в ней попросту нет замка, как и во всех прочих виллах сего элитного места.

Я молча встаю и, не отнимая рук от собственных прелестей, злобно шествую в спальню. Не знаю, что подумал обо мне «хороший парень», когда моя дверь едва не вылетела из петель — так старательно я её за собой захлопнула.

Вечером за ужином Ян снова опускается рядом и заходит на второй круг извинений. Я молчу: мне плевать на вероломные подкаты Яна, всё, что меня волнует — это отъезд мужа и косвенные доказательства его связи с другой женщиной. И он не звонит. И не пишет. Не нашёл даже пары минут, чтобы поздороваться со мной и поинтересоваться, как мои дела, жива ли я, здорова ли. Неужели так занят? Интересно, чем? Или… кем?

Холодная ладонь Яна внезапно трогает меня за плечо:

— Лера, ты слышишь меня? Я говорю, что готов сделать всё что угодно, лишь бы ты меня простила!

— Да?

— Абсолютно всё!

— Тогда расскажи мне подробно всё, что тебе известно об Алексе.

Ян умолкает, и на его лице глубинное разочарование: не знаю, на какое желание он рассчитывал.

— Пошли, прогуляемся вдоль берега, — наконец предлагает.

{Lisa May — Another Love (Cover)}

Подождав, пока мы доберёмся до относительно безлюдного места, а заодно и собравшись с мыслями, Ян начинает свой рассказ:

— Как я уже говорил, мы знакомы с детства. «Знакомство» — даже не то слово: мы были братьями, виделись так часто, как это было возможно, каждое лето Алекс проводил у нас, начиная с шести лет. После смерти своих родителей он был странным, но потом… потом он стал лучшим другом и братом, какого можно себе представить. Мы дружили втроём: я, Алекс и Мерси. Нас троих невозможно было разорвать! Алекс был настолько весёлым и изобретательным, что скучно с ним никогда не было. Доходило даже до того, что мы с сестрой считали дни и часы до его очередного приезда. Чего наша троица только не вытворяла… — прикрывает рукой глаза, — и всегда на Алекса можно было положиться: за наши грехи ответственность он брал на себя…

— Разве это справедливо?! — встреваю, возмущённая несправедливостью, пережитой моим благоверным в столь нежном возрасте.

— Ему всё сходило с рук! — объясняет Ян. — Поскольку его родители погибли, мои считали своим долгом его облагодетельствовать. Даже о нас моя мать никогда не заботилась так, как о нём, но мы никогда и не ревновали — сами обожали его. Лет в десять Мерседес заявила, что замуж выйдет только за Алекса, взрослым было смешно, очень… Она влюбилась в него ещё лет в семь и эта детская глупость с годами только крепла, перерождаясь в нечто большее. Всё было замечательно до его визита в пятнадцать лет. В то лето он приехал очень странным, каким-то прибитым, молчаливым, замкнутым… и почти всё лето проторчал на побережье в одиночестве. В то время мне уже стукнуло семнадцать, и я был занят своими… делами.

— Девочками? — улыбаюсь.

— Угу, ими, — кивает. — Но поговорить с ним пытался несколько раз… откровенно, больше из-за сестры: Мерседес страдала. Для неё его отчуждённость стала настоящей драмой. Но, к сожалению, из всех моих попыток ничего не вышло: Алекс в тот год был как дикий грецкий орех — хрен раздолбишь. Ни слова из него не вытянул.

Я киваю: мне это очень знакомо. Целых два года мы были близки, но, видимо, недостаточно, чтобы Алекс рассказал о своей семье.

— В следующем году он приехал совершенно другим: развращённым, бесстыжим, беспринципным… сексуальным аддиктом. Он делал это со всеми подряд, без разбора. Сделал и с Мерседес, хотя я его и просил не трогать её! Им обоим было всего шестнадцать лет, но ответственность за то, что произошло полностью на нём. Я не знаю, что он творит в постели, тебе виднее, но все они, эти девочки и девушки, даже взрослые женщины в буквальном смысле сходят с ума! Теряют голову! Слетают с катушек! А с Мерседес вышла настоящая драма, — страдальчески качает головой. — Всё сложилось в одно: её многолетняя влюблённость, переродившаяся в серьёзное чувство, о котором он знал, их секс, после которого она летала, счастливая, потом его измена ей или не измена, я не знаю, как это назвать, но он даже не пытался скрываться! Это случилось на вечеринке, и в какой-то степени виноват я… С первого же дня его приезда у них начались отношения: они спали вместе, каждый вечер Мерседес тайком бегала в его комнату. Я думал, убью обоих, когда понял, что происходит, но у неё были такие счастливые глаза… такой я никогда её не видел! Спустя неделю сам вывез их на вечеринку, решив, что для шестнадцатилетних у них слишком много секса. Дурак… На вечеринке заметил, что Мерседес едва ли не плачет. Сразу понял, что причина в Алексе, и не сложно догадаться, какая: таких историй, когда одну девочку легко и просто меняют на другую, успел уже увидеть сотни. Но то, что делал этот ублюдок… Он вёл себя как проститутка: девицы висели на нём пачками, лобызали его, он их, и всех вместе и по очереди. Я подумал, он пьян или принял какой-нибудь дури, но ошибся: поганец творил всё это в абсолютно трезвом состоянии. Тогда я понял, что прежнего Алекса уже никогда не увижу. Он был очень злым, нервным, моим нравоучениям не просто не внял, а сделал всё наоборот. Спустя пару часов я допустил ошибку: сам послал Мерседес за ним, попросил поискать, чтобы отвезти обоих домой. Она застала их в одной из спален наверху: любимая и лучшая подружка объезжала нашего жеребца. Я тоже имел огорчение всё это увидеть, потому что, когда у Мерседес случилась истерика, мне стало интересно, что же он выкинул на этот раз? Говнюк даже не посчитал нужным прерваться, считая, очевидно, что разбитое сердце друга, почти сестры, недостаточно веская для этого причина. Мы сцепились, и я начистил ему морду тогда очень хорошо. Думал, поймёт, но ни черта он не понял. Зря только заработал от матери морали по поводу его физиономии: наивная, она понятия не имела, что происходило в её доме. Но самое отвратительное то, что уже на следующий день я в ужасе и шоке снова обнаружил Мерседес в его спальне. Я бы убил его, но сестричка так орала, что родители проснулись и всё открылось… А теперь самое невероятное: опять оказался виноват я! Родители, люди старинных нравов и очень жёстких моральных принципов, не были оскорблены тем, что их шестнадцатилетняя дочь спит с таким же несовершеннолетним, как и сама, под крышей их дома!

От возмущения Ян аж задыхается и останавливается, стараясь перевести дух, но эмоции, похоже, рвут его на части:

— Я до сих пор не понимаю, как он это делает? Как умудряется вот так обольщать людей, подчинять их себе?! Ладно, бестолковые девчонки, тут всё ясно: бросаются на его смазливую рожу. Он отвечает им в этой своей… «м-манере», и они тают вдвойне: красивый, да ещё и ласковый. Женщинам таких только и подавай! А то, что падший, безнравственный, даже жестокий по отношению к чувствам других людей, это не имеет значения! Каждая уверена, что станет для него той самой! Но мои родители! Взрослые же, чёрт возьми, люди! Сразу после того случая, правда, его отправили восвояси, но даже слова ему не сказали! У Мерседес случился нервный срыв: истерики каждый день, не ела, не спала, таяла на глазах. Тогда только до матери дошло, что сделал с ней наш «герой», и она потащила дочь к терапевту. Долго ходили, долго лечились, но до конца так и не вылечили.

Lotte Kestner — Halo

Ян ненадолго умолкает, и я понимаю, что для него вся эта история не просто жива, а не потеряла остроты. И это странно, ведь прошло уже немало лет. Только ли в сестре дело?

— Всё лето следующего года он провёл в Европе и даже не нашёл нужным нас навестить. Я считал, что после такого поступка, Алекс обязан извиниться перед Мерседес, но моё мнение всегда оставалось только моим мнением. В тот год отец выплатил Алексу его долю от стоимости бизнеса — нам пришлось туго: «наследничек» не захотел рентный доход, пожелал единовременную выплату. Это было его право… Отец отнёсся с уважением к памяти Соболева старшего и выплатил его сыну всё, что тот потребовал. И все эти деньги Алекс спустил в том же году, путешествуя с группой таких же бездельников, как сам, по миру. Отец был не просто расстроен, он был глубоко разочарован. В следующий раз Алекс появился у нас в девятнадцать — заехал на пару часов навестить. Был адекватным, как всегда обворожительно улыбался, рассказывал о своей жизни. Выяснилось, что он оказался не так прост и глуп, как мы думали: Соболев младший всё-таки поступил в Гарвард, причём сразу на две программы. Я подумал, он приехал просить денег на учёбу, но просьбы так и не прозвучало. Когда отец поинтересовался, хватает ли ему денег на оплату образования, Алекс ответил, что у него всё распланировано и да, он уже полностью оплатил учёбу до самого окончания. Признался, что, путешествуя по миру, понял, каким делом хочет заниматься. Отец согласился, что год и деньги были потрачены не зря, а я всё ждал, что наш Дон Жуан поговорит с Мерседес, которая в течение всего этого визита смотрела на него телячьими глазами и не дышала, но… этого так и не произошло: он уехал и даже не взглянул на неё. Ровно через два года мы пересеклись в Нью-Йорке на вечеринке у общих знакомых: Алекс был всё тем же — женщины роились вокруг него десятками. Я не стал даже здороваться — ему было не до меня. Ещё через несколько лет мы случайно пересеклись зимой в Париже, и теперь это был совершенно другой человек: спокойный, серьёзный, деловой. Никаких вечеринок, только работа — в то время он только основал свою компанию и серьёзно вкалывал. Я был поражён: подобные метаморфозы в одном и том же человеке невозможно себе представить! Мы поговорили немного, и вот, наконец, спустя столько лет он всё-таки спросил, как дела у Мерседес. Я соврал, что прекрасно, хотя та по-прежнему по нему сохла, лобызая старые фотографии. Он ответил, что рад, но так и не извинился. Во время разговора к нему подошла хорошенькая девушка, и он при мне её отшил. Я удивился, а он сказал, что у него есть женщина, и это серьёзно, признался, что хочет семью с ней. Я удивился ещё больше. Потом мы несколько раз пересекались в Европе и Штатах, в основном на деловых мероприятиях, бизнес-вечеринках, фестивалях и тому подобном. Каждый раз у него была новая жена, но счастливым он не выглядел, и я понял, что свою природу не обманешь — брак изобрели не для этого парня. В последний раз я видел его год назад в Ницце на конгрессе, он представлял свою компанию и держал речь об экологии, эко-технологиях и о том, как они важны для нашего будущего. Говорил ёмко, информативно и действительно важно. Из представленных на презентации экологичных разработок и примеров их внедрения в проектах его компании, я понял, что он любит своё дело и добился в нём серьёзных успехов. Позже в мои руки попали цифры, в том числе и капитализация его корпорации… я был потрясён: он построил настоящую махину практически с нуля. Как умудрился только? Деньги делают деньги — так было всегда, но Алекс стал одним из первых в новом поколении, чьи деньги созданы идеей. И его идеи, действительно, важны. Я пожалел, что не узнал всего этого раньше: это знание остановило бы меня…