Виктория Мальцева - Муж

И я наблюдаю настоящее шоу, когда моему изрядно потратившемуся мужу предъявляют пять красоток на выбор, предполагая, что он, как и в прошлый раз, выберет Мерседес. Его руки нервно лезут в узкие карманы джинсов, где, как я знаю, его ногти добела вжимаются в ладони — он всегда так делает, когда психует. В таком виде Алекс направляется к ведущей и начинает активно ей объяснять, очевидно, реальное положение вещей и степень своего огорчения. Та, открыв рот, хлопает глазами, ведь такое щедрое пожертвование упустить никак нельзя, а меценат, похоже, в бешенстве. В нашей не слишком интеллигентной среде подобные промахи называют «косяками», и конкретно этот «косяк» может стоить аниматору её рабочего места. К сожалению, окончание этой драмы я увидеть не могу, как ни стараюсь, поскольку мне мешает огромный торс… Яна!

Sofia Karlberg — Crazy In Love (Cover)

Единственным движением руки он выдёргивает меня с места и уже через пару секунд предъявляет организаторам в качестве партнёрши — взнос в размере миллиона, похоже, наделяет и его некоторыми «особенными» привилегиями. Всё случается настолько быстро, что в замешательстве оказываются все, включая участников, зрителей, организаторов и красную, как варёный рак, ведущую. И только двое — Ян и Алекс — понимают, похоже, что происходит.

Алекс спокойно извлекает из карманов свои истерзанные руки и обращается к ведущей:

— Хорошо. Я выбираю эту девушку, — подхватывает Мерседес за руку и нежно привлекает к себе.

Мерседес не ликует, нет, я только замечаю, как самодовольно дрогнул уголок её рта: комбинаторша снова гениально разыграла партию по своим правилам.

И я, наконец, понимаю, что именно сейчас будет происходить: нас с Алексом с кровью и мясом станут раздирать в стороны, играя на самых низменных наших чувствах — ревности, злости, желании мстить.

Я понимаю это, но не Алекс.

Мы принимаем участие в конкурсах, смысл которых до меня даже не доходит — всё делает Ян, а я все свои силы и энергию фокусирую на сдерживании рыданий, потому что знаю: на почве ревности Алекс совершит что-нибудь непоправимое, то, что я никогда не смогу ему простить.

Наконец, объявляют конкурс танцев и дают время на подготовку. Ян, как оказывается, в детстве и юности занимался бальными танцами, поэтому на ходу пытается научить меня хотя бы основам:

— Лера, сосредоточься! Ты портишь мне всю картину! Мы не имеем права им проиграть!

— Это вы с Алексом меряетесь крутизной, мне же до этого нет никакого дела, — раздражаюсь.

— Ладно, пусть будет так, но хотя бы просто поддержи меня!

Ян заглядывает мне в глаза с такой мольбой, что я сдаюсь. И мы выигрываем.

От Алекса веет таким ледяным холодом, что у меня при тридцатиградусной вечерней жаре озноб. Танцуя с Мерседес, он снял пиджак, оставшись в одной футболке и джинсах, и его бицепсами любовалась вся женская половина отдыхающих. И хотя кружил он Мерседес талантливо и профессионально, мне показалось, что не очень-то и старался.

На сцене остаются только две наши пары — двое самых сильных и успешных мужчин со своими женщинами. И я думаю: что я с ними делаю? Меня-то сюда каким ветром занесло?

Когда аниматор, уже вернувшая свой здоровый цвет лица и энтузиазм, объявляет последний конкурс — «страстного и красивого поцелуя» — губы Мерседес вновь складываются в знакомую, едва заметную ухмылку, плечи Яна расправляются, голова немного подаётся назад, и мне становится ясно, что эти двое уже выиграли и сейчас получат свою награду.

— … выигравшей паре отель подарит романтический ужин для двоих на берегу с личным шефом-поваром, музыкантом и баром! — звенит голос аниматора, довольной тем, что «проблема» так здорово решилась сама собой.

Rhodes — Turning Back Around

С первыми аккордами гитары, разлившей по террасе романтику, Алекс прижимает Мерседес к себе. Обвив рукой её талию, он долго смотрит в глаза, настраивая её и себя на максимум страсти, как того требуют условия конкурса. Ладонь Яна аккуратно ложится мне на щёку, настойчиво разворачивая лицом к себе. Я вижу в его глазах нечто, похожее на подростковые чувства, и думаю, что, в принципе, никому и ничем здесь не обязана — вполне могу сейчас просто вырваться и уйти, собрать свои вещи и уехать домой. Дома всё обдумать и решить, стоит ли жизнь с Алексом таких мучений? Вечных подозрений, отбиваний от его бывших и будущих, претендующих и негодующих…

Я не успеваю почувствовать, как его пальцы обхватывают моё запястье и резко тянут за руку, только ощущаю губы на своих, и не могу открыть глаза — запах, невозможный, неповторимый, тот самый запах выбивает землю у меня из-под ног. Под моими ладонями бьётся его сердце, отдаваясь в моём сознании далёким эхом и неумолимо подчиняя себе мой собственный сердечный ритм.

Меня с силой сжимают, удерживая за поясницу, пропустив пальцы сквозь волосы на затылке, словно заявляя всему миру — это моя территория, только моя, и границы навсегда закрыты.

На его губах осколки раздавленной обиды, и ранят они не меня — только его. Он крошит их, усилием воли растирает в пыль, и оставляет мне тихий, нежный, полный боли упрёк: «мы неразделимы!». Потом становится неистовым, смелым, даже непристойным, неудержимым цунами, запрещающим мне сомневаться, спорить, трусить и даже пытаться противостоять. «Не думай, не суди, просто верь… доверяй, люби и ничего не бойся!» — внушают мне его губы. И я безропотно подчиняюсь … хоть и не навсегда, но на время, на эти короткие мгновения полностью растворяюсь в нём. Потому что так целовать — не только губами, а каждой клеткой, всем своим телом, соприкасаясь душами, может только один человек на всей земле — мой муж.

Прихожу в себя, сидя на его коленях за нашим столом, уткнувшись носом ему в шею. Алекс жадно что-то пьёт из высокого бокала, похоже, что просто воду — его мучает жажда.

Первое, что различает мой взгляд после прозрачной ножки бокала прямо перед моим носом — белую коробку, покорно ожидающую хозяина на своём месте. Я решаю какое-то время не подавать виду, что сознание вернулось, и, выиграв время, всё обдумать. Однако почти сразу слышу:

— Никто ещё не лишался сознания от моего поцелуя. Ты первая.

Он всегда меня чувствует, всегда. Как и я его:

— Просто ты никому ещё не трепал нервы так, как мне!

— Кто, я?!

— Ну не я же!

— Ну… тут можно и поспорить! Но я не стану. У нас есть планы на вечер, поэтому не будем тратить время на глупости…

Мы возвращаемся в наше бунгало, принимаем душ, каждый по отдельности. Я выхожу, Алекс по пояс раздет, на бёдрах свободно болтаются джинсы с низкой талией, так что его пресс полностью подвергнут обзору… и мне сразу становится душно.

Он встаёт, подходит со своей голубой шёлковой лентой из белой коробки, завязывает мне глаза и осторожно укладывает. Я ничего не вижу, только слышу, как падают на пол подушки и покрывало — муж расчищает территорию прежде, чем заняться мною по полной программе. Предвкушаю какой-нибудь жёсткий секс вроде БДСМ в наказание за проступок, но помню, что Алекс не терпит насилие, а потому расслабляюсь, совершенно не переживая о своей целостности, что физической, что духовной.

Почти сразу я привыкаю к полному мраку и тишине, поэтому вздрагиваю, когда моё ухо обжигает внезапный шёпот:

— Лежи так и не двигайся. Жди меня, сколько потребуется, хорошо?

— Хорошо, — повинуюсь и получаю лёгкий, почти невесомый поцелуй в лоб.

Времени проходит целая вечность, прежде чем повторяется такой же точно невинный поцелуй. Я не ощущаю прикосновений, но чувствую, как сползают бретели шёлковой рубашки с моих плеч, невесомо прикасаются пальцы и ведут неотрывную линию по внутренней стороне рук, стягивая их ниже, обнажив одним этим движением и грудь.

Я не могу видеть его взгляд, эмоции, которые он испытывает, раздевая меня, но могу воображать. И в моём воображении он смотрит на мою грудь…

Моё дыхание учащается: то, что я чувствую невероятно — это глубокая, яркая эротика.

Снова касание, теперь на талии по бокам, и вновь неотрывная линия по внешней стороне бёдер, затем ног, до самых больших пальцев, в конце нежный штрих по ступням, от которого, мои ноги резко сгибаются в коленях, но их тут же ухватывают за голени, фиксируя в прежней позиции.

От полнейшей слепоты, дезориентации и ожидания всё моё тело — одна до предела чувствительная, как никогда отзывчивая к любому прикосновению, натянутая тончайшая струна. И я уже догадываюсь, что очень скоро из меня станут извлекать звуки, составлять из них музыку, и улыбаюсь…

Поцелуи на моих ступнях, пальцах ног, щиколотках, икрах… в этот момент мне кажется, что это самая сексуальная ласка на свете, самая возбуждающая, тревожная.

Через мгновение спокойное дыхание у моего уха:

— Мы будем играть в игру. Загадывай мои действия, я стану угадывать. Не признавайся сразу, угадал или нет, скажешь потом. Хорошо?

— Ладно.

— Загадывай.

Я ничего не загадываю, потому что не знаю, с чего начать. Алекс долго медлит, и, наконец, я ощущаю вначале его дыхание, а потом и губы на своём плече.

И сразу мысленно приказываю: «Проведи линию до запястья губами, обожаю эти твои линии!»

Но он прижимает их к моей шее — не угадал.

Затем более частое дыхание прямо у моих губ…

«Замри, дыши вместе со мной!»

Его губы едва трогают мои, настолько невесомо, что я даже не уверена до конца, было ли это касанием. Мы долго дышим тёплым влажным воздухом, одним на двоих, будто играем в мяч, забирая себе и вновь возвращая другому. По моим мышцам медленно растекается тепло и… я начинаю дрожать.