Он ответил:

— Моя работа и есть моё любимое занятие, а что касается времени для семьи, у любой задачи есть своё решение.

И мы договорились тогда, что по воскресеньям Алекс не будет работать вообще, это будет целиком наш день. Впоследствии он строго соблюдал этот уговор, и, по сути, эти воскресенья и были нашей жизнью.

Ever dream by Epic Soul Factory

Я видела, что Алекс смотрит на меня не так, как на других, а по-особенному. Но это и не был тот взгляд, отражавший глубинную чувственность и уязвимую, только родившуюся любовь, в котором я тонула тогда, в Кишинёве, годы назад. А мне хотелось бы увидеть его вновь… хотя бы раз.

Я помню и никогда не смогу забыть его влюблённые глаза, полные грусти и обречённости, когда он умолял меня стать его женщиной. Так много раз он просил об этом, так долго и так упорно не сдавался. Та любовь была светлой, чистой, искренней и необыкновенно сильной, а я не ценила её, воспринимала, как временную данность, которой неизбежно суждено умереть. И ни разу мой прагматизм не сказал мне, что абсолютно всё во Вселенной преходяще, и весь наш смысл заключён в мгновении, проживаемом прямо сейчас. В глазах, неотрывно глядящих в твои, в объятиях, прикосновениях, в чувствах, потому что они и есть жизнь. Лишь теперь я понимаю, как ценно было то время, ведь впервые возникшее чувство, волнующее, трепетное, не загрязнённое шумами проблем, забот, препятствий, да и просто временем, не повторится никогда.

Сейчас Алекс другой. Я знаю, он любит меня, заботится и бережёт, но это уже совсем другое чувство — зрелое, изменённое, искривлённое болью, отчаянием, унижением, разочарованиями, решениями, давшимися нелегко.

Влечение — явление, неподдающееся анализу, неподвластное объяснению, оно, как живой организм, существует само по себе, но всегда остаётся сильным, не меняется под влиянием времени, обстоятельств, угроз. Алекс генерирует его, сам того не желая, и даже более того, старается препятствовать, сдерживать всеми силами, но остановить его невозможно. Это почти бесперебойная чёткая волна, сигнал, который улавливают все самки в поражающей зоне его действия.

Я очень долгое время не осознавала всю масштабность проблемы до конца. Понимание приходило медленно, понемногу складывая мозаику из фрагментов нашей с ним жизни, событий, эпизодов.

Однажды мне довелось пойти с мужем в супермаркет. У Алекса было состояние, близкое к растерянности:

— Тут хаос, как можно во всём этом разобраться? — нахмурившись, вопрошает он.

— Знаешь, ты хоть иногда спускайся до обыденной жизни простых людей, а то если, не дай Бог, обанкротишься, ты ж погибнешь от голода! В магазине не разобраться, а что уж об остальном говорить!

— Ты не дашь мне умереть! — с широченной улыбкой подмигивает в ответ.

Мы бродим по рядам, разыскивая нужные продукты, потому что Эстела заболела, и на время её болезни мы «сами по себе», и я замечаю, как проходящие мимо женщины смотрят на Алекса, часто не отрывая взгляда, жадно впитывая его черты. Ухоженная дама в леопардовом пальто рассыпает упаковки с печеньем ему прямо под ноги, воспитание заставляет его тут же опуститься, чтобы помочь, и только в это мгновение я замечаю её глубокое декольте, выпяченные губы и благодарный взгляд, которым она щедро одаривает моего мужа, и шлифует всё это зовущей улыбкой и взмахом ресниц. Я, как паралитик, застываю в ожидании его реакции: он серьёзен, ему больше не до шуток, не флиртует в ответ, но с глазами что-то не то…

Потом мы подходим к витрине с сырами, Алекс долго разглядывает их и спрашивает меня:

— Почему мы ни разу не пробовали вот эту штуку? — показывает на диковинный сыр.

— Ну, наверное, потому, что он несколько странновато выглядит, — делаю предположение.

— А вдруг это нечто немыслимо вкусное? Как это купить?

— Нужно попросить продавца отрезать тебе кусок и взвесить, потом заплатим на кассе.

Он окликает милую продавщицу лет двадцати и просит её помочь с сыром. До этого момента девушка стояла к нам спиной, но вот она разворачивается и видит его, Алекса. Лицо её выражает вначале потрясение, затем растерянность, за ней азарт, и вот в её зелёных глазах уже мелькают пункты коварного плана, молниеносно созревшего в юной голове. Она подходит и начинает долго и подробно объяснять, как и какой сыр ему следует выбрать, отрезает по кусочку каждого для пробы. Её тело мощнейшим бесперебойным сигналом посылает запрос, смысл которого был бы очевиден даже младенцу — она предлагает себя, и, кажется, так заинтересована в положительном исходе дела, что моё присутствие отнюдь не воспринимается как препятствие.

И это только его внешность, а ведь она ещё не знает, насколько он состоятелен, не имеет понятия обо всех его талантах, не видела без одежды и, наконец, не представляет, на что он способен в постели.

А что же говорить обо мне? Я — тот единственный на Земле человек, который в курсе всех его достоинств и, вдобавок, регулярно получает уникальный индивидуальный бонус — его влюблённые взгляды, нежность, ласковую заботу. Я тону, меня с непреодолимой силой затягивает в это прекрасное и одновременно опасное чувство, называемое Любовью, которое даёт жизнь, но может и лишить её.

Мой муж напряжён и дезориентирован. С трудом выдерживая натиск девушки, он глазами ищет помощи у меня. А я не спешу помогать: наблюдаю, изучаю реакции, ответную мимику и жесты, оттенки взгляда. И обнаруживаю два его лица: это его глубинная потребность и нежность, обращённые ко мне, но также раздражение, злость и… сексуальный ответ, адресованные девушке. Он определённо отвечает на её призыв, но не весь целиком, а какой-то своей частью, и словно не по своей воле. Он не может противостоять, это очевидно, и мне становится страшно: однажды я уже видела подобное в Париже.

Мне обидно и больно, ведь он не должен этого делать, он выбрал меня! И взял, тем самым, обязательства отвечать только на мои призывы! Понимание, что я не единственная женщина в его жизни, и никогда ею не стану, душит меня, режет, пилит, скребёт, но я уже парализована тем самым Чувством, беспомощна перед ним, как и все остальные.

Я всё же попалась в его сети, глупая-глупая даже не бабочка, а муха. Попалась и запуталась так, что, кажется, уже никогда не выбраться.

А как же его раздражение и гнев? Мне никогда не приходило в голову подумать о том, насколько его самого это вымотало, измучило. Он никогда не мог быть собой: всю жизнь вынужден был считаться с особенностями, возникающими вследствие того багажа, с которым явился в этот мир. И багаж этот был незауряден, груз невиданных размеров, качества и компонентности. Он сформировал его личность, темперамент, характер, спроектировал траекторию его жизни. Но Алекс упорный, очень. И целеустремлённый. Он всеми силами пытался изменить её, направить в то русло, которое считал правильным сам, и сделал это.

И вот мы вместе. Женаты. Строим свой мир, свою семью.

По своим делам я обычно езжу на машине с водителем: он отвозит меня за детьми, красотой, покупками, в университет. Если у водителя выходной, я сажусь за руль сама, но это сложно, так как движение в Сиэтле непростое, машин очень много, и я всё ещё плохо ориентируюсь — доехать до университета мне совсем ещё тяжело.

И вот, в одно самое обычное утро, такое же, как и все остальные, мой водитель заболел и не смог приехать. Я прошу Алекса:

— Подкинешь меня до остановки? Мой водитель болеет.

— Конечно, — отвечает он, — я отвезу тебя в университет.

И я впервые еду утром в город с мужем.

Садимся в машину, он трогается, выезжаем на дорогу, ведущую на шоссе, и я… любуюсь им. Любуюсь, потому что этого невозможно не делать — к нему невыносимо влечёт, настолько сильно, что когда он рядом, никакие иные мысли, кроме как сексуально окрашенные, не готовы прижиться в моей голове. Хотя сейчас он не должен быть влекущим: зажатый в деловом костюме, едет руководить, и весь его вид транслирует строгость и сдержанность. Но и это ему не помогает, как и в домашней жизни, когда, делая обычную рутину, он ещё более сексуален, нежели обнажённый и трепетный в нашей постели.

В каждом его жесте соблазн. Я слежу за тем, как уверенно касаются его руки руля, как устанавливают смартфон на подставку, программируют климат-контроль в салоне машины. У меня не работают наушники, я жалуюсь, и он пытается понять, в чём проблема, а я жадно впитываю каждое мгновение нашего внепланово совместного утра. Алекс тянется в отсек под торпедой и достаёт коробку от своего смартфона, предлагает мне взять его наушники. Конечно, я соглашаюсь, но и они не работают, значит, проблема в моём плеере. Алекс говорит, что выберет мне новый, а пока, до восьми пятнадцати я могу послушать музыку в машине.

— Что ты предпочитаешь? — спрашивает.

— Включи свой плейлист. Даже интересно, что ты сейчас слушаешь.

— Хорошо. А разве тебе известно, что я слушал раньше?

— Конечно. По твоей квартире всегда разливалась какая-нибудь музыка.

— Фоновая, — согласно кивает.

— А почему только до восьми пятнадцати?

— Сейчас увидишь, — говорит и загадочно улыбается.

Matt Corby — Runaway

Мы выезжаем на трассу и машину заливает ярким утренним солнцем. Алекс щурится, его глаза из тёмных превращаются в янтарно-карие, пряди волос растворяются в золотом спектре солнечного света, мне виден каждый микрон его безупречной, гладкой, свежевыбритой кожи на щеках, шее… его губы хочется целовать и ласкать всеми мыслимыми способами.

Он красив. Он безумно красив, настолько, что мне с большим трудом удаётся оторвать от него глаза, ведь Алекс не терпит, когда им любуются. А я всё равно это делаю. Систематически. И говорю себе, что я — эстет, и мне тяжело удержаться перед соблазном. Я мудрая женщина и, конечно, разглядываю его только, когда он спит, увлечённо чем-то занят, когда играет с детьми — ведь определить невозможно, на кого я смотрю в этом случае.