Виктория Мальцева - Муж

— Меня не интересует то, что ты можешь мне предложить, — слышу ровный, спокойный голос Алекса, причём именно ту его версию, которой он обычно ломает партнёров на переговорах. — Скажи-ка мне, Николь, у тебя фамилия есть?

— Бакалова.

— А по батюшке как? — голос его становится чуть мягче.

— Олеговна.

Далее его же голос, но снова строгий и сухой на английском:

— Хелен, извини, что беспокою в твой выходной, но мне срочно нужен авиабилет Сиэтл-Новосибирск, на имя Бакаловой Николь Олеговны. Да, ближайший. Будь добра.

— Ты выгоняешь меня?

— Смотри на это, как на подарок: я дарю тебе билет.

— За что?

— Видишь ли, вчера вечером я обнаружил любимую женщину расстроенной. Этого было достаточно, чтобы ответ на вопрос: «А стоит ли Николь оставаться у нас далее?» внезапно стал отрицательным, — его тон вновь ровный, сухой, жёсткий.

Я лежу и думаю, что никогда бы не хотела работать под началом босса, общающегося со своими подчинёнными в подобной манере: слишком много давления, ощущаешь себя ничтожной букашкой в поле действия его воли.

— И ты выгонишь меня из-за того, что твоя истеричная жена наболтала обо мне?

— Не хочу тебя разочаровывать, но Лера мне ничего не говорила. За то время, что мы живём вместе, я никогда не видел её такой подавленной, а кроме тебя обидеть её так сильно было просто некому.

— Алекс, ты сейчас совершаешь ошибку. Очень большую. Тебе нужна ЖЕНЩИНА: жаркая, сексуальная, красивая, такая, которая могла бы насытить тебя, баловать твоё красивое тело, утолять твои потребности изысканно, опытно, щедро, дарить самые разнообразные ласки, любить тебя горячо и с самоотдачей, так, чтобы ты забыл обо всех проблемах, чтобы мир вокруг тебя раскрасился яркими, живыми красками, чтобы ты ощутил вкус жизни и вкус настоящей женщины! А Лера — это жалкое подобие женского существа, у неё кроме пола и способности рожать от женщины больше ничего и нет! От неё веет холодом как от трупа на кладбище!

Алекс слишком долго молчит, не отвечает, и мне становится холодно. Как на кладбище. Неужели её слова его задели? Зародили в сознании идею переоценки меня, наших отношений и нашей жизни? Всё также лёжа, я закрываю глаза и вдавливаю пальцы в виски, сожалея, что оставила мужа с Николь наедине. Вдруг слышу:

— Почему ты смеёшься, Алекс?

— Потому что мне смешно выслушивать весь этот бред.

— Алекс, ты рассуждаешь, как зомби. Тебе нужно тепло, я вижу это, ощущаю кожей! И ты постоянно хочешь секса, всё время о нём думаешь, и это тоже видно и понятно всем! Всем, кроме твоего эксклюзивного выбора — холодной, как айсберг, Леры!

— Посмотри на меня внимательно и скажи, похож ли я на человека, у которого мало опыта?

— А что, много?

— Более чем. И поверь, это не то, чем можно гордиться. И раз уж мы затронули эту тему, будь добра, не пытайся соблазнить меня своей наготой: к сожалению, я давным-давно перестал реагировать на обнажённые женские прелести. Ты стараешься напрасно.

— На что же ты реагируешь?

— На чувства и эмоции, свои и того, кто мне дорог. Только это.

Через время снова голос Алекса на английском:

— Да, Хелен. Само собой, прямого нет. Через Франкфурт или Вену, потом Москва? Окей. Николь, выбирай Франкфурт или Вена?

— Я не хочу уезжать!

— Хелен, какой ближайший? Бери его. Спасибо. Николь, твой самолёт вылетает сегодня в десять вечера, летишь с двумя пересадками через Вену и Москву. Стэнтон отвезёт тебя в аэропорт. И да, верни мою кредитку, будь любезна. И скажи, тебя родители не учили, что брать чужие вещи, особенно деньги, это уголовно наказуемое преступление?

— Кристен сказала, ты даёшь карты всем друзьям. По-твоему, я менее достойна, чем все остальные?

— Ключевая здесь мысль «я даю». Не припомню, чтобы этот жест доброй воли я обращал на тебя.

— Твоя карта лежала на столе в кухне, и я решила, что ты оставил её для меня… из-за того, что Кристен мне наговорила. Извини, сейчас верну и скину потраченные деньги на твой счёт.

— Не утруждайся. Считай потраченное Лериным подарком. А я дарю тебе билет домой и прошу больше никогда здесь не появляться.

— Алекс, послушай… не торопись. Я могу дать тебе очень многое, гораздо больше того, что есть у тебя сейчас, — голос Николь дрожит. — Я могу так вскружить тебе голову, что ты будешь сходить с ума от страсти и взрываться эмоциями во время нашего умопомрачительного секса! Я могу любить тебя так, как не способен никто! И во мне достаточно огня, чтобы разжечь в твоей душе такой пожар, что тебе будут завидовать все вокруг. Я очарую всех твоих друзей и возможных партнёров, ты будешь гордиться мной и поднимешься так высоко, как никто и никогда. Мы оба с тобой горячие, темпераментные и незаурядные. Я — тот, кто тебе нужен, достоин тебя, кто соответствует тебе и твоему образу жизни. Я, но не Лера! Понимаешь? У вас нет ничего общего, она топит тебя, разве ты не чувствуешь сам? И между нами уже давно есть влечение, этого не заметит только слепой! Сознайся! Скажи мне, пожалуйста, только честно, ты хочешь меня?

На этот раз, Алекс отвечает ей сразу:

— Николь, я уже тебе говорил: моя личная жизнь, а особенно её интимная составляющая, это не та область, в которую тебе стоит соваться, а тем более пытаться обсуждать со мной. Это верх бестактности, ты не находишь?

— Просто признайся откровенно, и я уеду! Ты хочешь меня?

— Тебе нужен честный и прямой ответ?

— Конечно!

— Не хочу.

— Я не верю. Любому здоровому мужчине нужно разнообразие, а такому, как ты и подавно.

Алекс глубоко вздыхает, потом тихо, так, что я едва могу расслышать, отвечает:

— В своё время я наелся этого разнообразия до тошноты. До сих пор блевать тянет.

Чуть позже добавляет:

— И знаешь, если даже предположить, что я хотел бы, то это было бы ничего не стоящее желание.

— В смысле?

— В смысле, что я просто, как и любой самец, ещё не метил тебя, как самку. И моё сомнительное желание развернуть тебя и трахнуть, просто чтобы отметиться, а потом благополучно забыть о твоём существовании, ничто в сравнении с моим же желанием беречь свою семью и чувства моей женщины. Понимаешь? Это то, что важно.

— Понимаю.

— Скажи, зачем такая умная и красивая женщина, как ты, ведёт себя настолько глупо? Зачем ты устроила весь этот цирк? Зачем обидела Леру, да ещё так сильно?

— Алекс! — голос Николь срывается, она рыдает бурно и искренне. — Прости меня, я наделала ошибок, но я правда, я…

— Молчи! Лучше молчи! — резко и со злостью обрывает её.

— Нет! Ты должен, ты обязан знать! Да, я люблю тебя! С первой же секунды, как увидела! Я хочу тебя… не только как самца, а как… друга, партнёра, мужчину!

— Николь, меня это не интересует и не трогает: это твои сердечные тайны, и пусть они остаются твоими.

— Я не могу выкинуть тебя из головы! Как ты этого не понимаешь?

Ты невероятный, Алекс! У меня очень много поклонников, и среди них есть во всех смыслах сильные мужчины, но такого как ты больше нет в природе! Ты слишком красив, чтобы можно было так легко забыть тебя… но внешностью ты только притягиваешь, порабощаешь же своим умом, характером, жестами, поступками, своей манерой улыбаться и говорить, голосом, душой и сердцем, наконец! Я хочу к тебе прикасаться! Я хочу прижаться к твоей груди и услышать ещё хотя бы раз, как бьётся твоё сердце!

— Николь, остановись, ты делаешь себе только хуже.

— Что, скажи, что мне сделать, чтобы достучаться до тебя?

— Ничего. Ничто не способно меня тронуть ни твои соблазнительные жесты, ни твои откровенные слова. Не унижайся, собери остатки гордости и уезжай.

— Ответь на один последний вопрос…

— Спрашивай. Последний вопрос, и ты идёшь собирать свои вещи.

— Скажи, чем она так тебя зацепила?

— Сердцем.

— Это ничего не значащий ответ. Ты нечестен.

— Ещё как честен. Я ответил тебе совершенно искренне, и ничего не пряча: Лера — это любовь с юности, с первого взгляда, когда не задаёшь вопросов и не ищешь рациональности. Когда выбирает не разум, а сердце, и ты веришь ему. Моя жизнь, вся моя грёбаная последующая жизнь, только раз за разом доказывала верность этого выбора. Моя семья с Лерой — это самое большое счастье, какое только может быть у человека, и я, признаться, уже на него не рассчитывал, но мне неожиданно повезло. В чём-то повезло, а что-то далось с кровью и мясом, и с такой болью, какая тебе и не снилась. И вот скажи, зная всё это, стал бы я рисковать тем, что мне настолько дорого, ради «разнообразия»?

— Нет.

— Иди, собирайся. Удачного перелёта.

Вот так быстро и виртуозно Алекс решил мою проблему по имени Николь. Я впервые в жизни слышала, а потом ещё и видела, как плачет двоюродная сестра. Нет, я не ликовала, я думала о том, как же в жизни всё относительно и непредсказуемо. Неоднозначно.

Я никогда не доверяла женщинам, а особенно тому, что они говорят. По этой причине сообщение Кристен на нашей первой совместной вылазке о том, что Алекс любвеобилен, меня огорчило, но не затронуло глубоко. Женщины, а особенно отвергнутые (что уж греха таить, ни за что не поверю, что к Алексу она испытывала только дружеские чувства, это в принципе абсурдно), склонны преувеличивать некоторые вещи или же представлять их в выгодном для себя свете. Кристен, несомненно, принадлежала к отряду интриганок подвида стервозных, и именно это давало мне надежду, что ситуация не так и плоха на самом деле.

Так было до тех пор, пока системность поступления сообщений того же характера из самых различных источников не достигла критической точки. По большей части это были вечеринки, светские рауты, приёмы, аукционы, вернисажи и фестивали, где мы должны были появляться не столько по собственному желанию, сколько по долгу службы Алекса своему детищу, которое к тому моменту постепенно перерождалось в холдинг гигантских размеров. На таких вечеринках меня часто представляли различным леди и джентльменам, а требования этикета вынуждали всенепременно перекинуться парой слов. Среди традиционных обсуждений погоды и нарядов с досадной частотой попадались прямые выпады в мой адрес.