– Но как же я могу понять тебя, если ты ничего не объясняешь?! – воскликнула девушка.

– Люсия, я не могу оставить жену. Мы прожили вместе двадцать лет, и ты даже не представляешь себе, чем я ей обязан, – он говорил негромко и смотрел в окно, будто пытаясь что-то разглядеть там. А за окном сияла солнцем Севилья, но для Люсии это сияние уже померкло. Она попыталась хоть как-то взять себя в руки, и до нее снова стал доходить смысл его слов, бесконечно жалящих сердце. – Если бы не Лиз и не ее вера в меня, кем бы я был сегодня? Моя жизнь не была легкой, хотя мало кто знает об этом. У меня бывали и кризисы, и срывы. Она всегда оказывалась рядом и находила нужные слова, чтобы вернуть меня к жизни.

– Ты думаешь, я на такое не способна? – темные глаза Люсии яростно засверкали. Зачем она сидит здесь с ним, за этим столиком, над остывшим кофе? Для того чтобы слушать его рассказы о жене?

– Поверь, моя девочка, жизнь со мной – совсем не сахар. Лиз полностью посвятила себя моим делам…

– Но дай же мне шанс. – Она уже не могла сдерживать слез, и они неудержимо покатились по ее щекам.

Но Дэвид покачал головой:

– Пойми, дорогая, это невозможно.

Люсия не могла поверить в то, что после проведенных с ней – и наполненных таким счастьем! – дней он отвергает ее. Она ему не нужна! Но это же немыслимо, невозможно. Не могут же они просто так взять и расстаться – как после пошлой интрижки! Разве с этим можно жить дальше?!

– Позволь мне попробовать, – умоляла девушка, – я согласна на все.

– Прошу тебя, не надо… Давай поднимемся в номер. На нас смотрят. – Люди в ресторане, привлеченные этой сценой, охотно прислушивались к их диалогу.

Девушка подняла на него залитое слезами лицо. Для нее утратило значение все, кроме одной-единственной мысли: она теряет его, ее жизнь рушится как карточный домик! Каждое его слово впивалось в нее как кинжал, причиняя почти физическую боль. Но разве она могла с этим смириться?! Ведь все, что сказал Дэвид, выглядело таким нелепым и несерьезным. Причем здесь его гастроли, когда речь идет о Любви?! Разве может быть что-нибудь важнее Любви?!

Но Маковски – она уже чувствовала это всем своим разрывавшимся сердцем – больше не принадлежал ей. И ему очень хотелось поскорее закончить разговор и уйти отсюда. Люсия опять постаралась взять себя в руки.

– Наверное, ты во многом прав, – заговорила она, опустив взгляд в чашку с совсем уже остывшим кофе, – но мне всегда казалось, что главное – любить. Об остальном можно договориться.

– Люсия, девочка. – Но его терпеливый тон уже не мог обмануть ее. – Ты не хочешь меня услышать. Я не могу оставить Лиз.

– Ну а если она уйдет сама? Если она узнает об Эйлате, о наших встречах в Лондоне, о том, наконец, как ты привез меня сюда?!

– Она об этом знает, – тихо ответил он, глядя ей прямо в глаза.

Этого Люсия вынести уже не могла. Она так резко вскочила, что чуть не опрокинула стол. Не заботясь о том, как это выглядит со стороны, девушка выбежала из ресторана.

В номере она упала на кровать, задыхаясь от унижения. Все кончено! Дэвид никогда не любил ее. Для него это, видимо, лишь очередная интрижка. Сколько их уже было у него раньше?! И поездка в Севилью – не признание в любви, а всего лишь его прощание с нею, о котором он потом расскажет жене!

Боль девушки была так сильна, что заглушила все чувства, все звуки окружающего мира. Она не услышала, как в спальню вошел Дэвид. Он присел на кровать рядом с ней.

– Люсия, дорогая, послушай. Я намного старше тебя, а значит, и опытнее. Твоя обида пройдет, и когда-нибудь ты будешь вспоминать эти проведенные нами вместе дни совсем с другим чувством. Я бесконечно благодарен тебе за них, и настанет день – ты поймешь меня…

Но Люсия и так уже поняла, что ей надо делать. Надо немедленно уезжать отсюда! Она больше ни минуты не может оставаться рядом с Дэвидом. Нужно попытаться спасти хотя бы остатки своего достоинства.

Ее слезы вдруг высохли. Бледная и решительная, она села на кровати.

– Я уезжаю, – охрипшим голосом выговорила она. Дэвид налил воды и протянул ей стакан. Машинально девушка взяла его.

– Мы можем вместе вылететь в Мадрид сегодня вечером, – Дэвид попытался положить руку на ее еще подрагивающие плечи, но Люсия сбросила его руку и резко встала.

– Нет, – сказала она, – я уеду сейчас же и без тебя. – Она уже стремительно срывала с вешалок свои платья, кидая их в чемодан как попало. Последним туда полетело чудесное золотистое платье.

Она быстро переоделась в первые подвернувшиеся под руку брюки и футболку и зашла в ванную, чтобы холодной водой смыть остатки слез. О ужас! В роскошном зеркале отражались ее красные глаза, опухшее лицо и спутанные волосы. Как могла, девушка привела себя в порядок.

Они вышли на улицу в полном молчании. Дэвид нес ее чемодан. Люсия в темных очках, закрывающих пол-лица, шла рядом с ним, как бесчувственная механическая кукла. Но когда возле них остановилось такси, в ее голове мелькнуло: нельзя, чтобы Дэвид запомнил ее такой. Нужно попрощаться по-человечески, а поплачет она потом. У нее для этого теперь будет целая жизнь. Жизнь без Дэвида.

Она взяла его за руку.

– Дэйв, дорогой, – на секунду она замолчала, собираясь с силами, – я хочу, чтобы ты помнил, что я тебя люблю и буду любить всегда. И я благодарна тебе – ты сделал из меня настоящую женщину и подарил мне самые чудесные минуты моей жизни. Будь счастлив. – Она быстро поцеловала его в щеку и, прежде чем он успел ответить, вскочила в спасительный сумрак такси, захлопнув за собой дверь. – К автовокзалу, пожалуйста, – сказала она шоферу.

* * *

«Что я натворила?» – было ее первой мыслью, когда она вошла в свое жилище, оставленное когда-то скоропалительно. Сколько было надежд тогда, и какая непреодолимая бездна окружает ее сейчас! И не перебраться через нее, да и зачем, идти-то все равно некуда. Люсия села за кухонный стол и прислонилась затылком к стене. Пахло нежилым, брошенным, и сам цвет стен казался ей каким-то странным, незнакомым.

Обида сдавливала горло и мешала сосредоточиться на каком-нибудь, хотя бы самом простом деле, а хорошо было бы сварить кофе и впустить в окно не в меру разгорячившееся перед закатом солнце. «Как он старался, прежде чем бросить меня», – подумала она, вспоминая последние ночи с Дэвидом.

Но ничего, ведь осталась жива! Вот и кофеварку включила. Больше ничего не остается, больше некуда спешить, больше нечего ждать. Глоток горячего, насыщенного напитка обжег ее гортань и язык. Легкая боль напомнила о том, что тело, совсем недавно такое парящее, такое чувственное, все еще живо… Тело – живо, а жизнь – пуста, как выпитая чашка, и виной этому она сама. Хотя… Что уж тут изменишь? Обижайся – не обижайся, а все кончено.

Но если бы оставалась надежда, было бы хоть чуточку легче. Маленькая надежда, крючок для наивной девочки, с которого – сползать постепенно. Все в ту же пропасть? Уж лучше с разбегу вниз головой! Люсия распахнула створки окна, ее как потоком живой воды окатило шумом улицы. Шуршали шины, сосед снизу слушал трансляцию футбольного матча, нерасторопного водителя на перекрестке охотно и разнообразно ругали, заглушая окончания бранных слов пронзительными сигналами. Жизнь продолжалась, будто ничего и не произошло. Только почему-то ее душа, благополучно цветущая раньше во всей этой кутерьме, завяла, покрылась таким же слоем пыли, как предметы в квартире.

Она подошла к телефону, автоответчик подмигивал ей, что-то еще обещая. Что? Не все ли равно? Говорить ни с кем не хотелось, видеть кого-то – тем более. А может, позвонить Дэвиду, сказать, что она ничуть не меньше любит его? Тогда пространство комнат наполнится ожиданием чуда. Люсия взяла трубку и потянулась к кнопкам, но ее рука в последний момент безжизненно повисла. Какой смысл звонить? Чудес не бывает, обратной дороги нет.

Как дорого бы она дала за возможность вернуться к старту, вернуться в тот день, когда были наспех сложены вещи и оставлена на столе в страхе опоздать на самолет недопитая бутылка кока-колы. Она думала, что летела по прямой вверх, а на самом деле только сделала круг на горизонтальной плоскости. Круг, из которого нужно во что бы то ни стало вырваться, но как? Она вернулась на кухню и перегнулась через подоконник. Все так же шумела улица, но смотреть вниз не хотелось: за вершиной небоскреба, окутывая ее теплым розовым пледом, садилось солнце, и в нем было столько жизни, столько нерастраченной энергии!

Скоро квартира блистала новой чистотой. Новой, так как старые вещи казались теперь иными, словно повзрослели вместе со своей хозяйкой. Люсия убирала сор из своего сердца, и, когда ее настигла наконец усталость, почувствовала облегчение. Солнце село, а ее глаза настолько привыкли к темноте, что уже не требовалось электричества. За окном, в домах на противоположной стороне улицы зажигались рожки ламп. Люсия подумала, что в этих домах все хорошо, там не нужно так яростно работать пылесосом и щетками, потому что и так все на своих местах. Там не забывают включать свет, когда садится солнце. Она щелкнула выключателем и влезла на стул, чтобы закончить начатое: вытереть пыль на верхней книжной полке. Ей попались несколько популярных брошюр по психологии страстей, и она, забыв про тряпку, погрузилась в чтение.

Сухие рассуждения о чувствах показались ей сначала отвратительными, но, пролистав несколько страниц, она заметила, что успокаивается. Ее поразило, что всю ее сумасшедшую любовь и все ее страдания автор брошюры сводил к так называемой зависимости от объекта. Подумать только: Дэвид, блистательный и жестокий Маковски, в ее собственном мире – только некий объект, который можно приблизить к самому носу (тогда он заслонит все, а его собственные очертания расплывутся, исказятся), но можно придумать для него другое место, удаленное на такое расстояние, чтобы легко было сфокусировать зрение. Смешно! Как они все раскладывают по полочкам, ее коллеги.