***

Они не говорили о любви — там, где она живет, слова лишние. Римма жила Владом, его нежностью и объятиями. Она ценила каждый миг, проведенный рядом с ним. То ими овладевала всепоглощающая страсть, то их охватывало ощущение неимоверной нежности. Слова исчезали, уступая место нежности и страсти, когда они вдвоем оказывались в постели. Тела сами знали, чего они хотят, и никакие уроки обольщения не шли в сравнение, когда ими управляли чувства. Римма уже не думала о том, что ей отпущено совсем немного. Сила любви, внезапно вспыхнувшая ярким пламенем, помогла ей выбросить из жизни свои тревоги, страхи, сомнения и разрушить свой собственный мир, который она строила годами. В ее душе из спящих бутонов распускались сказочные цветы, а жизнь превратилась в прекрасную сказку, в которой были только она и он. Порой ей хотелось быть рядом с Владом веселой, легкомысленной и даже безответственной. Иной раз она становилась серьезной и говорила о жизни глубоко и веско. Римма готова была улететь в космическое пространство или упасть на самое дно океана, лишь бы рядом был Влад. Она нашла душу, которая ее согревала и делала это без фальши, и все это происходило с ней наяву, а не в ее фантазиях.

— Если бы мы не встретились, я бы замерзла во льдах безразличия, — сказала она как-то Владу, — жила бы жизнью хамелеона, меняя окраску под настроение домашних, подстраиваясь под всезнающих и всевидящих бабулек у подъезда.

Он обласкал Римму неотразимой улыбкой. Владу нравилось слушать ее голос, когда она говорила. В этой женщине были сосредоточены мудрость и нежность, страсть и рассудительность. С ней никогда не было скучно и не возникало желания уединиться.

Они полюбили сидеть вечерами на широком подоконнике друг против друга. Римма подгибала колени, он садился напротив, прислонясь спиной к стене. Иногда она молча подолгу смотрела в окно, и он любовался ею. Она начинала говорить, и Влад, наблюдая за изящными движениями рук, вслушивался в нотки ее голоса. Ему безумно нравилось, как она растягивает слова, делает между ними паузы, словно пытаясь выделить каждую фразу. Влад поймал себя на том, что у него появилась непреодолимая жажда слышать ее голос, подолгу наблюдать за каждым незначительным движением ее рук, и он не мог совладать с таким притяжением к женщине, с которой недавно познакомился.

Они жили друг другом и были счастливы от простого созерцания и наполненности друг другом.

***

Римма почти не бывала дома. Она приходила туда, чтобы поговорить с детьми и мужем. Она с горечью осознала, что мужа совершенно не интересует ее жизнь.

«Он бы мне звонил еще реже, если бы не желание узнать, как дела у дочери и сына», — с грустью думала она среди немых стен — свидетелей ее тусклой жизни.

В такие вечера, когда она приходила домой для общения с детьми, ее навещала подруга. Люба всегда что-то приносила с собой поесть, считая, что Римма голодает, а ей надо хорошо питаться. В один из таких вечеров после разговора по скайпу подруги сидели за столом на кухне, чаевничали и разговаривали.

— Ты все еще с ним? — спросила Люба. — Можешь не отвечать — по тебе и так видно.

— Что по мне видно? — улыбнулась Римма.

— Светишься счастьем.

— Да, это так! Представь себе, я счаст-ли-ва! Как никогда!

— У вас что? Любовь-морковь?

Римма загадочно улыбнулась и пожала плечами.

— Если честно, то я тебя не понимаю, — сказала Люба.

— Мы… Мы как две души, настроенные на одну струну, — произнесла Римма.

— Да, но…

— Что «но», Любонька? Разве было бы лучше, если бы я оставшиеся дни провела в этих стенах, жалея себя и заранее оплакивая? Нужно жить сегодня, а не завтра и послезавтра! Не зацикливаться на своих бедах, болезнях и неудачах, помня, что они тянут назад и тормозят движение вперед. Понимаешь?

— Извини, не совсем, — растерянно произнесла Люба. — В любом другом случае можно было бы понять, но сейчас…

— Люба, моя ты хорошая! Иногда нужно пользоваться правилом воздушного шара — выбросить все лишнее, чтобы взлететь. Вот я и отбросила все: тревоги, разочарования, диагноз… И знаешь, стало намного легче. Если ты считаешь, что я забыла о болезни, то ошибаешься. — Римма посмотрела на подругу и улыбнулась уголками губ. — Я все помню, но не зацикливаюсь на ней… Я поняла много чего только сейчас и пришла к выводу, что жизнь должна быть наполнена не прозябанием, как было у меня, а эмоциями и чувствами.

— Ты хочешь сказать, что живешь сегодняшним днем?

— Да, именно так. А как мне жить по-другому, когда неумолимо идет обратный отсчет?

Люба молчала. Она думала о том, что плохо знала подругу. Она и не предполагала, что тихая и спокойная Римма, готовая идти всем на уступки, всегда соглашаться с мнением мужа, может быть такой рассудительной и, главное, сильной. Люба подумала, что она никогда бы так не смогла, окажись на месте Риммы, она бы сразу впала в отчаяние и опустила руки. Люба обняла подругу за плечи, уткнулась лицом ей в шею.

— Римма, ты… Ты — настоящая… Ты сильная, умная и красивая. Я счастлива, что ты у меня есть, — сказала она, подавляя внутреннее волнение. — И я тебя люблю.

— И я тебя, Любонька, — ответила Римма.

***

Римма сидела на подоконнике напротив Влада. Она была в своей любимой пижаме с желтыми солнышками и говорила о том, что с годами красота тела увядает, а души — никогда. Влад слушал ее невнимательно, что случалось с ним крайне редко. Он смотрел в ее лучистые глаза и удивлялся новому чувству. Ее взгляд как звезды на ночном небе, и не было защиты от его обаяния. Римма после душа, с мокрыми волосами, в этой пижамке, без грима, ему очень нравилась. Она была настолько домашней, спокойной и нежной, что он боялся дышать, чтобы она не встала и не ушла. У нее было такое открытое и беззащитное лицо, что Владу все время хотелось сделать для нее что-то приятное. Римма говорила о чем-то так увлеченно, что на щеках появился легкий румянец. Влад вслушивался в каждую нотку ее голоса, чистого и нежного. Она растягивала слова, и ему казалось, будто он наполняется нежной музыкой.

— Ты меня не слушал? — Римма посмотрела ему прямо в глаза.

— Слушал, — улыбнулся он, — и даже очень внимательно.

Римме безумно нравилась его улыбка, широкая, искренняя, лучезарная. Она была ужасно обаятельная, от нее замирало сердце. От прикосновения его взгляда у нее все млело внутри, и казалось, что он читает ее мысли, угадывает малейшее желание. Влад смотрел на нее ласково, чуть насмешливо, и она рассмеялась.

— Похоже, что я говорила сама с собой.

— Нет, со мной! — сказал Влад.

Он подошел к ней, стал на колени, поцеловал кончики каждого пальца с прозрачным, чуть-чуть розовым ногтем. Римма наклонилась к нему, почувствовала знакомый волнующий запах. Он поднялся, взял ее на руки, понес к камину. На пушистом коврике он коснулся губами ее шеи, прильнул к мягким губам. От его жаркого от страсти дыхания по телу прокатились волны желания, нахлынули на истосковавшееся по ласкам тело, неудержимо понесли в мир страсти. Последние ее мысли растворились в ласках, жар двоих тел смешался в одно целое и понес их в прекрасный мир…

Римма вновь заняла удобное место на подоконнике, Влад — напротив. Она сказала, что погода снова будет меняться.

— Такая непостоянная зима, — задумчиво произнесла она. — Мы с тобой познакомились полтора месяца назад, и за это время много раз была метель, наступали морозы, снег падал и таял… Так было, есть и будет потом.

— Что ты имела в виду под словом «потом»?

— Потом? — повторила Римма. Она часто так делала: повторяла вопрос, выдерживала паузу, затем отвечала. — Было до нас в этом мире, так будет и после нас.

— Откуда такой пессимизм? А?

— Философы говорят: что у нас внутри, то и снаружи, — словно пропустив его вопрос мимо ушей, произнесла женщина. — Если ты радуешься этому миру, переменам погоды, этому вечеру, снегу, дождю, даже вьюге, то и душа наполняется позитивом, а люди вокруг тебя тоже начинают светиться.

— Рядом с тобой невозможно быть тусклым. Ты — необыкновенная женщина! — без нотки фальши в голосе сказал Влад.

— Моя душа много лет жила в заточении какого-то пространства, в узком и тесном мирке, где не было места счастью, любви, а истинное лицо было спрятано под маской.

— Маской чего?

— Маской той жизни, которую я сама себе выбрала.

— Ты можешь ее снять и быть собой, жить жизнью, которой тебе хочется, а не придуманной — впереди еще столько времени!

— В том-то и проблема! Не в моей власти распоряжаться временем, а его, к сожалению, у меня осталось совсем немного.

В голосе Риммы прозвучали грустные нотки. Влад не сразу понял смысл ее слов, а когда осознал, посмотрел удивленно. Она поняла его немой вопрос, встала лицом к окну.

— Мы все уйдем в то время, которое нам предназначено. Я жила во лжи, в придуманном мире, а теперь, перед уходом, хочу остаться самой собой, чтобы хотя бы перед Всевышним предстать без маски на лице.

Влад задержал дыхание и с тревогой посмотрел на Римму. Похоже, она говорила о серьезных вещах, и он подошел к ней сзади, обнял за плечи, оперся подбородком о ее плечо. Влад услышал, как по ее телу пробежала мелкая дрожь.

— О чем ты, Римма? — спросил он тихо.

— У меня онкология.

Он повернул ее к себе, пристально посмотрел в глаза.

— Что-о-о? — произнес он упавшим голосом.

— Ты не ослышался, и это правда… Рак. Последняя стадия.

Его глаза расширились, горло до боли сжало тисками.

— Я… не верю, — выдавил он из себя.

— Правда, Влад.

— Но ведь… можно вылечиться.

— Поздно. Я опоздала. Опоздала во всем: жить, любить, лечиться.

— Никогда не поздно! Мы сделаем все, чтобы тебя вылечить… Я сделаю… Я найду тебе лучших врачей… Сейчас медицина сильна в этом… — взволнованно и сбивчиво заговорил он, глядя в грустные и теплые глаза.