– Да ну! Селедка какая-то.

– Я люблю худышек.

– Зачем тебе постоянно новые?

– Понимаешь, это как спорт. Как разработка новых месторождений. Как охота. Она добыча, овечка, я волк. Я иду в стадо и выбираю себе лучшую овцу – ту, на которую у меня хватает сил и зубов.

– Неужели ты не влюбляешься в них?

– В некоторых влюбляюсь. У меня есть топ из самых лучших. Обычно это секс на один раз, но с некоторыми длится месяц, два. Но потом я психую и стираю их номера.

– А как же жена?

– А что жена? Жена – это святое! Я ее люблю. Она мать моих детей. Она Женщина с большой буквы. У меня таких женщин всего три, нет, четыре. Это мама, сестра, жена. И ты.

Разговаривали часами: в машине или на прогулке по набережным. Ринат любил набережные, и Нина сразу тоже их полюбила. Особенно ему нравилось одно скромное кафе у реки. Сидишь, смотришь на воду – красота.

– Что будете заказывать? Вы уже определились?

– Мне, пожалуйста, черный кофе и девять хинкали.

– А что для мадам?

– А мне шоколадный торт.

Официант торжественно удаляется.

– Ты слышала про теорию шоколадного торта?

– Нет, расскажи.

– Сначала ответь, насколько сильно ты любишь шоколадный торт?

– Зачем тебе, ты мне торт испечешь?

– Отвечай на вопрос, не увиливай.

– Ну люблю, а что?

– Наш человек. – Ринат потер руки и продолжал смотреть на воду в обратную сторону от Нины. – Все девушки делятся на две группы: на тех, кто любит шоколадный торт, и тех, кто к нему равнодушен. Если девушке, которая обожает шоколадный торт, предложить кусочек, она никогда не откажется. А тем, кто не любит шоколадный торт, очень легко от него воздерживаться. В них этот торт попробуй впихни! Они придумывают миллион причин, почему есть шоколадные торты вредно и аморально. Сами не едят и других осуждают.

– Да ты Эйнштейн, дружище, надо на нобелевку подаваться срочно.

– Только шоколадный торт это не совсем десерт, – не обращая внимания на язвительность Нины, продолжал Ринат. – Говоря «шоколадный торт», я подразумеваю секс.

– О, теперь я вижу, что ты еще и великий конспиратор. – Нина засмеялась по-детски, будто ей десять лет и они говорят о чем-то запретном.

– Ты смеешься, а я это, можно сказать, выстрадал. Я сначала, дурак, цеплялся, ставил цели – быть проводником в мир… высокой кулинарии. Но некоторые терпеть не могут сладкое. У меня жена такая. Сначала психовал, но скоро понял, что и у этого расклада есть преимущества. Я спокоен, что дети на сто процентов мои, что жена живет для нас. Ей просто не надо столько секса, сколько надо мне. И я решил эту задачу. Поэтому и мир в семье.

– Не думаешь ли ты, что это подло?

– Нет. По-своему это благородно. Я сохраняю семью и помогаю женщинам вкусить их любимое лакомство. – Ринат посмотрел на Нину своей фирменной соблазняющей улыбкой. – В том или ином смысле.

Нина отламывала ложкой кусок «Праги» и медленно погружала его в рот. В этот момент она чувствовала себя воплощением самой сексуальности. Ей хотелось закричать на все кафе «Я! Я люблю шоколадный торт! И больше всего я люблю твой шоколадный торт!» Она представила, как эти слова испаряются с ее тела и через уши залетают в голову Рината. Однозначно он намекал. Он готовил ее к самому сладкому мгновению в жизни.


Ринат опять открыл сайт знакомств и листал профили девушек. Они вместе делали предположения, кто из них любит шоколадный торт. Мнения не всегда совпадали.

– Выбери для меня самую горячую. Напиши что-нибудь ей. Я тебе доверяю. Организуй мой прощальный загул.

– Почему прощальный?

– Пока рано открывать карты…

Ринат уходил от ответа. Намекал, что скоро все похождения закончатся и на то есть достойная хорошая причина. Недомолвки Нина трактовала однозначно – этой причиной, разумеется, была она – Нина! Самая достойная и хорошая причина ever.


Нина после таких встреч несколько дней была взбудораженная, разгоряченная. Безумными глазами смотрела она на быт, остро ощущая параллельность миров. Тут тихий, монотонный мир, где на крючках висят полотенца в цветочек, где фикус то подсыхает, то подпревает, где детские игрушки, котлеты на пару и суп из овощей. В этом мире нужно открывать и закрывать окна, чтобы проветрилось, доставать посуду из посудомойки. Давать жаропонижающее, антигистаминные или муколитик вечно болеющим детям.

И тот мир – где громкая музыка, текила, веселые собеседники. Куда сразу лучше надевать легкое опьянение, чтобы все казалось еще лучше, более естественным. В мире, где есть Ринат, – ночные прогулки, музыкальные группы. Отчаянные танцы одиноких женщин, флирт и такие взрослые, такие обворожительные мужчины, от которых исходит… Что же от них исходит? От этих мужчин? Флюиды? Запах? Электрические разряды? Мужчины, которые играют в еще одну игру помимо своей дневной. Вечера, которые питают ожиданием аперитива и разочарованием в дижестиве. Сидение в машине у подъезда часами. Разговоры о чем угодно, только не о памперсах, пельменях и двойках в дневнике.

Сами выходы в другой мир можно было пересчитать по пальцам: приходилось устраивать детей на ночевку к бабушке или вызывать ночную няню.


Эта игра была про возвращенную свободу. Про новый формат жизни. Отход от рамок социальной морали, что казалось Нине взрослостью.

Она втягивалась в отношения с Ринатом все глубже и глубже. И вот Нина уже слизывает соль с его ладони после текилы. Один, два, пять, шесть раз. Как он когда-то ел ягоды, надетые на ее пальцы.


Прошло два месяца. Как в розовом тумане… Нина проваливалась в любовь все глубже – в какие-то уже совсем недра. Ринат же, наоборот, стал прохладен, отстранен. То ли понял, что зашли уже далеко, то ли наигрался в друга, устал от напора. Баланс волшебной дружбы нарушился. Нина все чаще намекала на свои чувства. То есть на их общее чувство, которое она ощущала за себя и Рината. Ринат стал еще быстрее отдаляться. Подолгу не отвечал на эсэмэски. У него появилась куча важных дел и встреч.

Нина страдала. Недоумевала. Дом зарастал пылью. Вещи лежали в шкафу как попало. Запасы еды стали несистемными. Зато появилось радио «Попса» в машине. И Нина запомнила, что музыкальный канал в телевизоре находится на 36 кнопке пульта.

Нина из человека трансформировалась в предвкушение. Она объясняла себе отстранение возлюбленного тем, что он, наверное, недопонимает: она готова быть ему больше, чем другом. Она уже дозрела. Ждать уже нет ни сил, ни смысла. Нетерпеливая одержимость лишала покоя. Хотелось что-то делать, чтобы приблизить тот самый день, когда… Нашла время на фитнес в электрическом костюме. Расчехлила туфли на высоких, «из прошлой жизни», шпильках. Вес таял. Есть совершенно не хотелось. Ведь столько всего внутри бурлит, куда еще еду засовывать.

Осень стояла теплая и золотая. В конце сентября еще можно было ходить без пальто и шапки, если тебе, конечно, не три года.

Однажды Ринат позвонил и спел песню.

– Другом завжды

Буду тебе,

Ты так и знай,

Ну и нехай.

Только этот кусочек. Наверное, Ринат был пьян. Он быстро положил трубку. Нина нашла тут же всю песню, скачала ее и слушала весь день без перерыва. Искала смысл. Группа «Океан Эльзы». В тексте песни она нашла подтверждение взаимности, вдохновилась, обрадовалась.


А потом они решили съездить на старые дачи. Настояла Нина. Уговорила Рината. Если откровенно, то однажды она два с лишним часа сидела в машине у его офиса, чтобы обыграть «случайную» встречу.

– Хорошо, поедем хоть завтра, – Ринат произнес слова с едва заметным раздражением, – я в капкане твоем.

– Ура! Заедешь за мной с утра?


И вот завтра они едут.

Нина заварила шиповник, с утра нарежет бутербродов с колбасой и сыром.

А сейчас она лежит в кровати и не может уснуть.

Дорога на дачу

За шесть месяцев и пять дней до письма

Желтые листья метались по дороге. Дачный сезон уже закончился, картошка была выкопана, огороды подготовлены к зиме, дачи закрыты до следующей весны. Но они все равно решили поехать.

– Осень уже.

– Да.

Нина и Ринат молчали. Утренняя их встреча была вне рамок обычного общения. Сонное, слегка помятое лицо Рината, серое, хмурое. Будничные грязные машины. Безумные грандиозные постройки за МКАДом вдоль трассы. Металлические заборы, темно-зеленые, коричневые и бордовые. Иногда синие. Павильоны со стройматериалами. Огромные вывески, налепленные друг на друга: продукты, мясо, уголь, яйцо, кирпич, памятники и изгороди, саженцы, пончики.

Они как будто вышли из круга, очерченного мелом, и оказались в другом мире. Небо хмуро висело над дорогой, изредка моросил дождь. Все закончилось, говорила земля, я устала, я хочу спать.

– Как дела? – спросила Нина.

– Нормально.

И снова пауза.

– Что-то не так?

– Да не знаю. Все нормально.

Ринат злился прежде всего на себя за то, что решился на поездку. Он чувствовал, что Нина чересчур увлеклась им. Это одновременно и льстило, и раздражало. Его вообще раздражали решительные женщины, которые хотят взять инициативу развития отношений на себя. А еще он чувствовал, что тоже увлекся. Нина стала для него одновременно и приветом из прошлого (трофеем, который он тогда не успел добыть), и другом. И внезапным подарком, перпендикулярной реальностью. Ринату нравились математические сравнения.

Ринат чувствовал, что что-то идет не так. Из их общения стала уходить легкость, освобождая место для чего-то другого, слишком бесповоротного, катастрофичного. И когда он начинал думать об этом другом, ему хотелось остановить машину и убежать. Злость взрывалась в кончиках пальцев, в тех местах, где он держал руль. В ступне, которая нажимала педаль газа. В спине, которая прислонялась к спинке сиденья. Ринату не хотелось ничего менять в жизни. А этот внезапно возникший перпендикуляр мешал двигаться дальше по курсу. И это страшно бесило. Надо закруглять историю. Прошлое в их отношениях закончилось, пора ставить точку в настоящем. Ринат рассчитал варианты завершения.