Кристиан Шеридан посмотрел на нее с выражением мрачного удовлетворения, не обращая внимания на крепко державших его людей. Ветер приподнимал темные волосы молодого человека, шевелил их на обнаженных плечах, играл с полоской ярко-красной материи на поясе. Юноша носил рваные штаны до колен, однако ни чулок, ни обуви на ногах не было. Солнечный свет играл на его темной, загорелой коже, на ранних, еще не совсем оформившихся мускулах, на бриллиантовой серьге в левом ухе.

Но взгляд притягивала не одежда и фигура, а лицо – карикатура на юношу с ярко-голубыми глазами, выглядевшими старше, чем сама жизнь. Едва заметный шрам тянулся от левой брови к щеке, и когда Кристиан улыбался, как, например, сейчас, он придавал ему вид опасного хищника, а не шестнадцатилетнего юноши.

– Тигр! Тигр! – выкрикивала птица, затем, взмахнув крыльями, уселась на разорванное плечо некогда безупречного костюма Филберта.

Тот поежился и взглянул на мальчика, не отрывавшего от него жаркого оскорбленного взгляда.

– Лорд Кристиан, позвольте мне представить вам вашего отца, его светлость герцога Тремейнского.

Юноша смачно плюнул на мостовую. Герцог поднялся с колен и, пошатываясь, шагнул вперед. Его голос предательски дрожал.

– Добро пожаловать домой, Кристиан.

– Иди к черту! – рявкнул тот. Чарльз повернулся к ожидавшим его людям:

– Отведи его в нашу карету, Филберт, если, конечно, это возможно и, ой… выведите Эйлин из обморока. Пора ехать домой.


***

Напряженная тишина повисла в обитой деревянными панелями библиотеке Грейстоунхолла, словно неистовое пламя, стремящееся к небу. Герцог со смесью ужаса и тревоги смотрел на сына. Подавшись вперед, он постукивал костяшками пальцев по полированной поверхности стола:

– Ну, и что ты собираешься выгадать от своего бунтарства и неповиновения? По моему разумению, такое твое поведение бессмысленно.

– Ага, да ты постоянно об этом мне твердишь, – ответил юноша. Он развалился в кресле, своей небрежной позой бросая вызов герцогу. Чарльз придержал язык, хотя Филберт был бы вне себя от такого оскорбления. Еще никому не дозволялось сидеть в присутствии герцога, не имея специального разрешения. Тем более не пристало сидеть этому волосатому юнцу с мерзко сквернословящей птицей, словно прилипшей к его плечу. Его светлость посмотрел на необычное пернатое и недовольно поморщился, когда оно испачкало дорогой фламандский ковер.

– Было бы гораздо лучше, если бы этот ужасный попугай сидел в клетке, – строго проговорил он.

Кристиан нежно погладил птицу.

– Это не попугай, это лорд.

– Что?

Губы юноши скривились в усмешке презрительного превосходства:

– Ты что ж, не слышал, как некоторых нищих называют «ваша милость, милорд», а? Герцог напрягся.

– Кристиан, – начал было он, но его перебило ужасное ругательство и негодующий взгляд.

– Говорят тебе, мое имя Тигр.

Мужчина сжал губы:

– А я говорю тебе, что отказываюсь называть тебя этим отвратительным прозвищем. Кристиан – это имя выбрано мной и твоей матерью и…

– Не смей упоминать ее при мне! Гибкий, как тигр – не зря ему дали такое прозвище, – юноша вскочил на ноги, заставив отца отступить, и птица с негодующим воплем поднялась в воздух. Кристиан рычал от гнева, а герцог в замешательстве не смог выговорить ни слова.

– Почему же нет? – через некоторое время нарушил молчание старик. – Почему я не имею права упомянуть твою мать?

Птица вновь уселась на плечо хозяина, бормоча грязные ругательства, на которые Чарльз не счел нужным отреагировать. Он лишь крепче стиснул зубы в знак того, что услышал их.

Кристиан поднялся и начал мерить комнату шагами. Его рваные штаны развевались, заворачивались вокруг колен. Единственную уступку правилам приличия он сделал, надев свободную белую рубашку с широкими рукавами. Красный пояс по-прежнему обвивал его талию, а бриллиантовая серьга сверкала в лучах яркого света, струившегося через огромные, во всю стену, окна библиотеки.

Крепко сжатым бронзовым кулаком Кристиан провел по краю стола из красного дерева и повернулся к отцу:

– Ты недостоин и того, чтобы поцеловать край ее юбки!

Чарльз недоуменно поднял бровь:

– Почему ты так решил? Я не спорю, мне просто интересно.

Сын шагнул к нему, не отрывая глаз от лица мужчины. Его ужасный акцент исчез, и хорошо поставленным, чистым голосом, выдававшим в нем человека, получившего неплохое образование, юноша проговорил:

– Ты действительно думаешь, что шестилетний ребенок недостаточно развит для того, чтобы понять, что он слышит? И что он не замечает, как мать по ночам плачет в подушку? – Кристиан ткнул кулаком себя в грудь. -Я замечал это, как и то, что ты посылал своих людей в погоню за нами. Может, я был слишком мал, но далеко не так глуп, как тебе этого хотелось бы.

Чарльз тяжело вздохнул. Его лицо оставалось непроницаемым, а глаза, не моргая, смотрели на сына:

– Я никогда не считал тебя глупым, а просто слишком юным, чтобы понять истинный мотив моих поступков.

– Понять? Что там было понимать? – юноша хрипло рассмеялся. – Ты нанял людей, чтобы схватить мою мать, когда она оставила тебя. Ты думал, что я не смогу увидеть разницу между настоящими пиратами и людьми, маскирующимися под них, не так ли? Нет, я вижу по выражению твоего лица, что нет. А я смог, конечно, не сразу. Но потом, когда твои наймиты перебросили мою мать через поручни, а затем нас захватило пиратское судно, я обнаружил обман. Именно в тот момент я понял, что произошло. – Мальчик отвел глаза и вздрогнул. – О да, я увидел и почувствовал громадную разницу.

– Кристиан…

– Нет, – отступив, он покачал головой. – Ты убил мою мать так уверенно, как будто ты был одним из тех, кто перебросил ее через перила, не задумываясь.

– Ты глубоко ошибаешься.

– Да? Как ты можешь стоять здесь, смотреть мне в глаза и говорить, что не посылал наемников в погоню? Что ты не отдавал им приказа забрать меня и избавиться от нее?

– Я действительно приказал догнать и забрать тебя, это правда, но у меня и в мыслях не было выбрасывать ее за борт. Она могла спокойно бежать к тому, ради кого бросила меня, ты что же, не знал об этом? Неужели ты не догадывался, что твоя мать оставила меня ради другого мужчины?

Лицо Кристиана застыло, по нему пробежала тень, и он невольно отступил.

– Ты лжешь, – хриплым шепотом произнес он, – ты…

– Я лгу? – Чарльз шагнул вперед. – Мне не надо этого делать. Если ты утверждаешь, что действительно все хорошо помнишь, тогда попытайся припомнить ночи, когда она оставляла тебя в каюте одного. Можешь? – Он вновь шагнул вперед, а юноша отступил с выражением боли, отрицания и смятения на юном лице. Герцог хмуро продолжал:

– Ты помнишь ее возвращение, когда она приходила вся сияющая, с чарующей улыбкой на лице? Ты должен это помнить, мой малыш, потому что вы находились на борту корабля, принадлежавшего ее любовнику.

Кристиан, наконец, остановился, упершись спиной в подоконник, и вгляделся в глаза отца, в его лицо, на котором свет очертил глубокие печальные складки у рта. Смятение и боль мешали ему говорить, а из горла вырвался лишь сдавленный хрип:

– Ты лжешь…

Рот Чарльза искривился в презрительной усмешке:

– О нет. Убить ее? С чего бы это вдруг? Пусть бы она столкнулась лицом к лицу со своим позором и моим. Но Вивиан Сен-Женевьев никогда бы не смогла сделать этого, герцог запрокинул голову и рассмеялся. Этот смех можно было не только услышать, но и почувствовать, его раскаты эхом разнеслись по библиотеке, разгоняя повисшее в воздухе напряжение. – Она знала, что я не откажусь от тебя, и именно по этой причине Вивиан забрала тебя с собой. Ради своего сына я был готов следовать за ней, искать ее даже на краю земли, что я практически и сделал. Если ты думаешь, что услышишь извинение или сожаление по поводу ее утраты, то ошибаешься.

– Ты негодяй…

– Да? Скажи мне, Кристиан, что заставляет тебя думать, что твоя мать мертва?

– Я видел…

– Ты видел лишь то, что она хотела, чтобы ты увидел. Мертва? Вивиан? – герцог хрипло рассмеялся. – О нет, приятель, только не это.

Нет, твоя драгоценная мать жива и здорова, ко всеобщему сожалению. Она выбрала… решила упорхнуть из Англии, как, впрочем, и от мужа и сына.

– Если бы мать была жива, она вернулась бы ко мне, – тихо произнес Кристиан. – Она бы не позволила забрать меня подобным образом.

Чарльз насмешливо взглянул на сына:

– Ты еще очень молод и наивен, мой мальчик. К тому же ты слишком веришь в мягкую и нежную женскую натуру. Так, по крайней мере, мне кажется. Жизнь еще должна научить тебя распознавать все прелести противоположного пола. А жаль. До тех пор, пока ты не научишься этому, ты будешь жестоко страдать.

Кристиан еще долгое время стоял как громом пораженный. Птица на его плече бормотала что-то непонятное, затем впала в зловещее молчание, будто предчувствуя катастрофу. Не говоря ни слова, юноша повернулся на пятках и вышел из библиотеки.

Герцог долго смотрел ему вслед. Очертания предметов растворились в ночи, и сумрак поглотил стеклянные панели Грейстоунхолла. Только тогда владелец дома покинул библиотеку.

Глава 1

Атлантический океан, 1802 год. – Не будь ты такой гусыней, Эмили. С какой стати пираты будут атаковать наш корабль?

Анжела Линделл с нежностью и удивлением взглянула на свою горничную. Милая Эмили, вечно витающая в облаках, живущая в мире грез и фантазий, вместо того, чтобы спуститься на грешную землю, даже когда реальность требует решительных действий. Это, по мнению хозяйки, было одним из ее очаровательных и в то же время раздражающих качеств, о которых Анжела неоднократно говорила ей.