— В конце сентября? Серьёзно? — вскидываю брови. — А я даже невесту свою ни разу не видел. Совершенно ничего о ней не знаю, — говорю чистую правду.

— К чему ты клонишь? — спрашивает он, хмуря куцые брови. Дед протягивает руку и достаёт из глобуса, который стоит рядом со столом, бутылку коньяка и граненный стакан. Плещет жидкость сосуд.

— Я не клоню, а прямым текстом говорю, что не знаю ничего о своей невесте. Как-то… странно, не находишь? — тщательно подбираю каждое слово.

— А что тебе знать нужно? На свадьбе её увидишь и заодно познакомишься, — щурится с подозрением.

Чёрт. Старый хрен что-то просек. Надо срочно выкручиваться.

— Знаешь ли, люди, как правило, до свадьбы узнаёт друг друга. Там… увлечения, характер, — чёрт возьми, что за бред я несу?

— И я, и мой отец познакомились со своими жёнами только на свадьбе, — с невозмутимым видом отвечает он.

— Кстати говоря, почему ты не женился второй раз? Так сильно любил свою жену? — подаюсь ближе.

Старик вздрагивает и сухощавой рукой сминает бумаги на столе. Судя по его реакции, мой вопрос застал старика врасплох. Неужели? Неужели он любил свою умершую жену? Но разве стал бы некогда любивший человек рушить чужие судьбы? Я как-то в этом сильно сомневаюсь.

— Это тебя не касается, — говорит резко. — Так что ты хотел узнать о своей невесте? — переводит тему разговора.

— Она хоть красивая, моя невеста? Фигурка, надеюсь, у неё зачетная? — играю бровями, в воздухе обрисовывая формы.

— Уверен, что тебе понравится. Милена гораздо расивее той конопатой рыжей девки, которой ты увлёкся два года назад. И что ты только в ней нашёл? — откидывается в кресле, беря в руки граненный стакан с янтарной жидкостью и делает глоток, а я от всей души желаю, чтобы он подавился. Ещё лучше, если бы в напитке был яд. — У тебя дурной вкус на девушек, мой дорогой и любимый внук. Женщина должна быть утонченной, но с аппетитными формами. Вот как твоя невеста. У девчонки всё есть. И мордашка красивая. И фигурка. И умная, — умом понимаю, что он меня провоцирует. Пытается узнать, остались ли у меня чувства к моему Мышонку.

— Не могу судить, я её не видел, — с невозмутимым видом отвечаю я, хотя внутри всё бушует. Хотя хочется ему врезать. Увидеть, как мерзкая ухмылка сходит с его морщинистого лица.

Старик смеется каркающе и достаёт из ящика стола папку с какими-то документами. Кидает на стол передо мной, довольно скалясь.

— Вот досье на твою будущую невесту. Раз ты уж так в ней заинтересован, то не вижу смысла скрывать. Породистая кобылка эта девчонка, — кажется, меня перекосило на этих словах. — Да ещё и преданное у неё хорошее, — мне становится настолько мерзко находиться в одном помещении с ним, что я с трудом остаюсь сидеть на месте, улыбаясь, будто поддерживаю его шутку. — Двойной приз, так сказать.

Протягиваю руку и со скучающим видом начинаю изучать бумаги, которые он кинул на стол передо мной.

Милена Тектова. Двадцать лет. С фотографии на меня смотрит красивая брюнетка с пронзительными голубыми глазами. Вот только глаза её… Девушка смотрит с обреченностью и тоской, что мне мигом стало её жалко. На удивление, девчонка вызывает симпатию, а не отвращение, как я полагал. Она хорошенькая. Я бы сказал красивая. Больше похожая на фарфоровую статуэтку. Они совершенно не схожи с Анюткой. Ни капельки. Но эта девчонка не вызывает во мне и сотой доли тех чувств, той симпатии и влечения, которые вызывает во мне мой Мышонок. Мой нежный и строптивый Мышонок, ради которого я готов пойти на всё, чтобы видеть её лукавую улыбку, подёрнутый дымкой желания зелёный взгляд. Ради того, чтобы Анютка была счастлива. И, как бы громко это не звучало, счастлива будет она рядом со мной. Я в этом уверен.

Просматриваю бумаги дальше, натыкаясь взглядом на адрес клиники, где держат Милену. Германия. Мюнхен. Чёрт. Как выехать из страны, чтобы об этом не узнал дед? Кидаю документы обратно на стол. Но судя по всему, дед перестал следить за мной в последнее время так пристально. Ослабил контроль. Потому что ничего не знает про Анютку.

— Понравилась девка? — скалится старый хрыч, показывая неестественно белые зубы.

— Да. Хорошенькая, — отвечаю сдержанно, дёргая плечом.

— И что же, никаких возражений не последует? Зацепила эта девчонка? — подаётся вперёд, впиваясь взглядом в моё лицо.

— Какие могут быть возражения? — хмыкаю я, скрещивая руки на груди. — Ведь ты торгуешь наркотой, — щурюсь, замечая, как дед мигом напрягается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— К чему ты клонишь, дорогой внук? Наша компания специализируется на продаже, изготовлении и сборке мебели. Ничего криминального, — качает головой, хмыкая.

— Не хочу как-нибудь очнуться в лечебнице, накаченным под завязку наркотой, — так же любезно улыбаюсь ему. — Или случайно умереть в подворотне от передоза. Ведь все средства хорошо, когда хочешь достигнуть своей цели, не так ли?

— Ну что ты, Марк, — елейно улыбается. — Разве могу я так поступить с собственным внуком. Есть гораздо больше способов заставить поступить тебя так, как мне нужно, — меня начинает трясти от ярости. Мне кажется, что я потеряю контроль.

— Ты был готов подставить моего отца, что же мешает тебе поступить так со мной? — усмехаюсь я, понимая, что снова встаю на скользкую дорожку.

— Мой милый внучек, — поднимается из-за стола и встает за моей спиной, положив руку мне на плечо, — ты же у меня умный парень и не стал расстраивать старика. Пошёл ему навстречу, хорошо подумав. И видишь, как складно всё вышло, — всплеснул руками. — У твоего отца бизнес процветает, мать твоя жива и здорова, ты скоро женишься на красавице. Все рады и счастливы. А в особенности старик. Тебе красивая жена, а мне выгодная сделка с партнёрами.

— Как сказать, — цежу я, сбрасывая его руку с плеча. — Я не добровольно на это подписался. Думаешь, человек, которого насильно заставляют делать то, чего он не хочет, может быть доволен?

— Ты решил снова поспорить со мной, внучок? — костлявые пальцы сильнее сжимаются на плече. — Напомню, что улики до сих пор хранятся в надёжном месте. Ждут своего часа. Стоит мне пальцами щелкнуть, и они окажутся в нужном месте, в нужное время. Как и господин полицейский, который давеча изволил распивать вино в моём кабинете. В том самом кресле, где ты сейчас сидишь. Так что, не играй с огнём, внучек, — меня передергивает от отвращения. — Я не в игры с тобой играю, пойми, — шепчет на ухо, с силой сжимая моё плечо. — На кону серьёзная сделка, которую я не позволю тебе сорвать. И знаешь, совершенно случайно, твой друг Артём и его красавица Сонечка могут забыть выключить ночью газ… Либо на них нападут отморозки в подворотне, как на твоего друга Серёжу три года назад. Мальчишка ведь до сих пор хромой, какая досада! — вот ведь мудак конченный! Когда? Когда он сдохнет? — Я всегда добиваюсь того, чего хочу, Марк, — отходит от меня, снова опускаясь в кресло. — Твой отец такой же упрямый как ты, но даже на него я нашёл рычаг давления.

— Это ты, — шиплю я, когда в моей голове всё становится на место. — Ты всё подстроил! Не было измены. Батя даже в невменяемом состоянии никогда бы не изменил маме.

— Его любовь в этой сиротке, конечно, вызывает уважение, — снова циничная ухмылка на мерзком лице. — Удивительно, на что мать готова пойти, чтобы спасти собственного ребёнка, когда его жизнь висит на волоске. Врождённый порок сердца страшный диагноз. И даже за полмиллиона можно продать свою дружбу, когда на чаше весов с одной стороны здоровье сына, а с другой — двадцать пять лет дружбы.

— Какой же ты мудак, — хриплю я. — Мерзкий слизняк.

— Вижу, мой рассказ тебя впечатлил, мой любимый внук. Иногда нужно выждать удобный момент, даже если для этого придётся ждать очень долго, — поднимает стакан, рассматривая жидкость на свету. — И тогда ты получишь то, чего так долго ждал.

— Они не разведутся, — уверенным тоном говорю я. — Твои махинации не способны разрушить нашу семью.

— Посмотрим, — хмыкает он, залпом допивая коньяк. — Ты слишком сильно веришь в силу любви, мой дорогой внук.

— А ты слишком веришь в силу денег. Не всё возможно купить в этой жизни, старый ты хрен. Однажды ты будешь не в состоянии встать в кровати. Мне интересно узнать, кто же тогда окажется рядом с тобой в этот момент? Ты никому не нужен. И твои деньги не помогут. Не спасут от одиночества. Ведь ты уже чувствуешь своё одиночество, не так ли? — встаю со стула и нависаю над ним, рукой упираясь о стол. — Чувствуешь, что ты никому не нужен? Поэтому решил напомнить нам о себе?

— Закрой рот, щенок, — хватает костлявыми пальцами меня за горло.

Сжимает с силой, из-за чего из груди вырывается сиплое дыхание.

— Закрой свой поганый рот, пока я тебя не придушил, — брызжет слюной.

— Правда глаза колет? — спрашиваю с ухмылкой, пытаясь расцепить пальцы, которые сжимаются всё сильнее на моей шее. — Печально осознавать свою никчемность? Осознавать, что ничего не можешь исправить? Не можешь купить?

— Пошёл вон из моего дома, щенок, — убирает руку с моей шеи.

— Как же так, дедуля? Я больше не твой любимый внучок? Какая досада! — потираю кожу шеи, чувствуя удовлетворение от того, что смог вывести этого мудака из себя. Вижу, как подрагивает его двойной подбородок от ярости.

Старик отворачивается ко мне спиной. Забираю бумаги со стола и покидаю кабинет старика, на последок кинув ему через плечо:

— Пока, дедуля. Не хворай.

— Щенок! — слышу, прежде чем закрыть дверь.

С довольной улыбкой на губах, покидаю дом деда и сажусь в машину. Достаю из кармана пиджака телефон и останавливаю запись нашего с дедом разговора. Включаю, проверяя насколько чётко слышен наш разговор. Отлично. Пока всё идёт по плану.